– А если мы наймем постоянных телохранителей, они будут за нас пылесосить? – не унимается Листер.

Роуэн медленно поворачивает голову в его сторону.

– Если ты вспомнишь, как хоть раз пылесосил у нас дома, я прямо сейчас дам тебе пятьсот фунтов.

Листер с готовностью открывает рот, а потом застывает – и закрывает его. Мы смеемся, и на какое-то время я перестаю думать о неминуемой гибели от рук жестоких убийц.

В том, что нам предстоит интервью с журналом «Роллинг Стоун», Сесили признается, только когда машина останавливается возле шикарного отеля и Листер спрашивает, какого хрена мы тут делаем.

Впрочем, мы не слишком удивлены – уже привыкли делать что скажут и идти куда велят.

– Это из-за Блисс, – вздыхает Сесили. – Я пообещала «Роллинг Стоун», что вы дадите им интервью, если они придержат материал о ней.

Я бросаю взгляд на Роуэна. Кажется, его сейчас стошнит.

Сесили отводит нас в конференц-зал и препоручает заботам стилистов, которые должны привести нас в божеский вид после церемонии, афтепати и долгого перелета. К счастью, среди них оказывается Алекс, мой любимый стилист. Он обращается со мной как с живым человеком, а не с постером, который выдирают из журнала, чтобы повесить на стену.

Закончив заниматься волосами, Алекс участливо хлопает меня по плечу.

– Выглядишь усталым, Джимми.

– Прости, – смущенно хмыкаю я.

– Ты высыпаешься?

– А что нужно сделать, чтобы выспаться?

– Ну, не знаю… Проспать шесть-восемь часов подряд?

Я в ответ только смеюсь.

На другом конце зала Роуэн изучает копию нового соглашения со звукозаписывающей компанией, которую ему только что вручила Сесили. Судя по хмурой складке между бровей, контракт ему не слишком нравится.

– Он отличается от прежнего, – говорит Сесили, протягивая Листеру очередной стакан воды. У того стадия остаточного опьянения сменилась тяжелым похмельем, и от воды ему, кажется, становится только хуже.

– Еще как отличается! – выразительно поднимает брови Роуэн. – По нему мы должны пахать в десять раз больше. Они хотят отправить нас в двухлетнее мировое турне. На два года! Почему ты раньше об этом молчала?

– Нам не обязательно обсуждать это сейчас, – отвечает Сесили, хватаясь за телефон, как за спасительную соломинку.

– До подписания осталось всего три дня, – напоминает Роуэн и тычет пальцем в какой-то пункт договора. – Посмотри, тут речь не только о концертах. Нам придется давать больше интервью, чаще появляться на публике и участвовать в совместных проектах с другими исполнителями. Мы долго не продержимся в таком ритме.

– Малыш, не думай об этом. Завтра все обсудим.

Листер вдруг склоняется над раковиной, лицо искажает судорога. Переждав рвотный позыв, он только сплевывает.

– Если проблюешься, я тебя тресну. Я не шучу, – предупреждает его Сесили.

– Можно мы поедем домой? – жалобно бормочет Листер.

– Нет, – резко отвечает она.

– Джимми, голову чуть влево, пожалуйста. Вот так, спасибо.

Вспышка камеры ослепляет. Кажется, я моргнул.

Наши стилисты – настоящие кудесники. Всего за час они превратили трех чумазых, невыспавшихся подростков в настоящих поп-идолов. У Роуэна исчезли мешки под глазами. Листер лучится здоровьем, будто не умирал от похмелья еще десять минут назад. Я себя едва узнаю в зеркале. На нас прекрасная дизайнерская одежда – из-за нее у меня всегда такое чувство, будто я попал в сказку.

Камера снова вспыхивает. Интересно, сколько сейчас времени? Я даже не уверен, утро на улице или уже день.

– Джимми, теперь посмотри в камеру. Вот так.

Хорошо, что всем нравится мой взгляд из разряда «а внутри я давно мертв».

– Так, Роуэн, теперь ты передвинься в центр.

Роуэн встает рядом со мной. После чтения контракта он как-то странно притих. Обычно он старается нас приободрить, отпускает саркастичные комментарии и всячески отвлекает, когда мы пытаемся состроить серьезные выражения лиц.

Но не сегодня. Кажется, сейчас мы все не в настроении.

– Роуэн, можешь приобнять Джимми и Листера для меня?

Роуэн послушно делает, что сказано. Фотограф щелкает затвором.

– Погодите секунду. – Женщина, которая руководит съемкой, командует фотографам остановиться. – Листер, ты в порядке? Может, сделаем перерыв?

Мы с Роуэном одновременно поворачиваемся к Листеру.

У него слезятся глаза, кожа мучнисто-белая.

– Да, мне просто нужно в туалет, – бормочет он и торопливо покидает комнату. Мы с Роуэном бежим за ним, как привязанные. Листер бросается к ближайшему туалету, где его немедленно выворачивает.

Мы молча заходим следом. Листер мычит, чтобы мы проваливали, но Роуэн лишь останавливается рядом и гладит его по спине, пока его снова рвет. Я не знаю, куда себя деть и что можно сделать, поэтому просто сажусь на батарею и жду.

Глаза невольно поднимаются к окну – довольно-таки большому. Мне кажется, мы смогли бы в него протиснуться. Конференц-зал на первом этаже. Ничто не мешает нам вылезти через окно и сбежать. Просто взять и уйти.

– Итак, парни.

Мы вернулись в конференц-зал, где лысеющий мужчина средних лет собирается брать у нас интервью. Мужчину зовут Дэйв, и вид у него недобрый. Он кладет диктофон на стол перед нами, чтобы не упустить ни слова из того, что мы скажем. Медленно кивает и начинает говорить так, будто мысленно уже пишет статью:

– «Ковчег» всегда был чем-то особенным. Сначала – оглушительный успех на ютьюбе. Потом – верхние строчки чартов. Ваша группа – яркий пример того, что современный шоу-бизнес жаждет разнообразия. – Поясняя свои слова, он показывает на Роуэна: – Потомок иммигрантов из Нигерии сейчас находится в зените славы. – Переводит взгляд на Листера: – Сын матери-одиночки из рабочей семьи становится миллионером, хотя ему нет еще и восемнадцати. И наконец, – смотрит на меня, – парень-трансгендер индийско-итальянского происхождения доказывает всему миру, что трансгендерность – лишь малая часть того, кто ты есть.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза. Трансгендерность – довольно-таки большая часть моей жизни, спасибо, что заметили, но у нас вообще-то интервью о музыке, при чем тут она? Молодые интервьюеры обычно болтают о песнях и фанатах, но маститые, вроде Дэйва, из кожи вон лезут, чтобы присовокупить к нашим именам как можно больше прилагательных.

– Позади тур по Европе. «Мы начинали с низов, а теперь на вершине»[9], так? И как вам здесь? – спрашивает он.

Листер, неоднократно распрощавшийся с содержимым желудка, благодаря стилистам снова выглядит как бог и с жаром толкает давно заученную речь о том, Как Нам Повезло Достичь Таких Высот и Как Мы Любим Наших Фанатов.

Интервьюер слушает его, кивает, будто китайский болванчик, а потом говорит:

– Знаю, вы и сами в курсе, какие вы везунчики. Вы выиграли несколько престижнейших музыкальных премий – британских и европейских. Два ваших альбома стали золотыми. А билеты на концерты европейского тура разлетелись в первый же день.

Дэйв подается вперед и ставит локти на стол, отчего возникает ощущение, будто он – генеральный директор компании, а мы – напортачившие стажеры, которых держат только из милости.

– Но меня интересует настоящий «Ковчег». Я хочу услышать о ваших взлетах, – он машет рукой в потолок, чтобы лучше донести свою мысль, – и падениях, – демонстративно указывает на пол. – Хочу понять, что у вас в сердце и на уме. Хочу, чтобы вы рассказали, что на самом деле значит быть знаменитым бойз-бендом.

Мы молчим, но его это не обескураживает.

– Почему бы не начать с самого начала? – продолжает он. – Я, конечно, читал «Википедию», но мне интересно услышать эту историю от вас. Как вы познакомились?

Я жду, что кто-нибудь возьмет слово, но мысли Роуэна по-прежнему заняты новым контрактом, а Листер и вовсе выглядит так, будто не понял вопроса. Поэтому я одаряю Дэйва широкой улыбкой и рассказываю, как мы с Роуэном познакомились в начальной школе, а в тринадцать лет решили создать группу. Однако нам еще нужен был ударник, и мы уговорили Листера, хотя он не горел желанием тусоваться с двумя музыкальными задротами. К несчастью для него, больше никто из нашего окружения не знал, с какой стороны подходить к барабанной установке.