— Она попала в аварию, ехала на мотоцикле на огромной скорости без защиты и разбилась, пролежала в коме чуть больше трех лет, — с каждым ее словом Влад все больше бледнел, нервно заходили желваки, но он молчал, ловя каждое слово, — очнулась совсем недавно в конце августа. А в эту среду мы только выписали ее.

Он не выдержал:

— А сейчас? Вы сказали, что сейчас что-то не так.

— Она еще полностью не восстановилась, но самая большая проблема с памятью. У нее частичная амнезия.

Влад все ждал, но девушка не продолжала.

— Как много она забыла?

— Влад, я правда не могу вам рассказывать, — она устало отвернулась, поглядывая на подъезд. — Я пойду, мне и в самом деле пора, меня ждет Катя.

— Она ждет и меня, даже если не помнит, все равно ждет — убежденно и несколько фанатично проговорил мужчина, отчего Люба взглянула на него уже иначе.

Люба была простой, но она чувствовала людей, на подсознательном, животном уровне и этот мужчина не нес в себе опасности. Казалось, в его изумрудных зрачках в тот момент проступил Катин профиль. Такую магию Любе видеть не приходилось, даже Вельд так искренне не относился к ее неожиданной подруге.

— Она видит тебя во снах, — тихо просопела она, — каждую ночь видит тебя во снах. Если бы она мне не рассказала, я не узнала бы тебя. Не знаю, что у вас, ребят, произошло, но это чертовщина какая-то. Завтра они едут на кладбище на могилу к ее родителям, не знаю во сколько, но вам надо встретиться. Ох, надеюсь я не совершила сейчас ошибку. — Она всплеснула руками, отчего у пакета все же оторвалась ручка и на асфальт посыпались продукты.

Влад бросился спасать то, что она растеряла:

— Любовь, спасибо! Вы и правда истинная Любовь! Я прошу, передайте это Кате, — он дернул за цепь на шее и протянул девушке кулон.

— А что сказать? — перехватывая собранный пакет, проговорила Люба.

— Ничего не говорите, просто передайте. И пожалуйста, не показывайте Вельду, передайте Кате лично. Вы ведь знаете, что по всей квартире камеры, передайте аккуратно. Скорее всего камер нет в уборной.

— Я передам, — и девушка шмыгнула в подъезд.

Люба торопилась, сердце заходилось в гулких ударах. Она настолько была поглощена своими мыслями, что не заметила, как проскочила лестницу, холл, лифт и оказалась у двери. Пакет с оторванными ручками девушке пришлось обнять и на манер кулька на груди держать обеими руками. Люба в нерешительности замерла у двери, размышляя, поставить ли пакет на пол, чтобы достать из кармана ключ или просто постучать. В ладони, которой та придерживала дно своей ноши, лежал кулон, занимавший сейчас все ее мысли. Было не до раздумий, и она носком сапога постучала в дверь.

Никто не отвечал, она постучала снова настойчивее и, наконец, из-за двери послышался Катин голос.

— Люб, я вижу в глазок, что у тебя заняты руки, но замок почему-то не открывается.

Послышался щелчок, еще один и снова Катин голос:

— Люб, он прокручивается просто и все, попробуй открыть со своей стороны.

В голове медсестры пронеслось: «…ответьте честно, она там в порядке? Он не удерживает ее силой?», теперь и Люба сомневалась в том, что замок — простая случайность. Она медленно опустила пакет на пол, тут же убирая руку с кулоном в карман куртки, опасаясь камер, о которых предупредил полицейский у магазина. Обратно из кармана она достала ключи, будто за ними и лезла туда.

Щелчок, еще, и дверь открылась, все так же как всегда. Люба решительно подняла пакет, переступила порог и снова замерла в нерешительности. Катя протянула руки, отбирая тяжелую ношу и та засомневалась.

— Кать, тебе тяжеловато пока такое носить, поставь на пол, я сама сейчас разберу, только сапоги сниму, — она оценивающе окинула взглядом коридор, надеясь, что заметит камеру, но вокруг не было ничего похожего.

Девушка медленно расстегнула сапог, смекая, что все здесь, в этой квартире, не только в Катиной жизни с Вельдом, но и в обстановке вокруг, было решительно неправильно и странно. Парень внизу не врал, да и Катя, судя по всему, вовсе не надумала себе лишнего, она просто чувствовала это и не могла разобраться. Это было проявление дружбы, доверия, когда Катя рассказала ей, когда поделилась своими страхами и опасениями. Люба это ценила.

— Нет, Люб, давай я сама донесу все таки до кухни, ну вроде вполне нормально, держу, надо же мне, в конце концов, как-то к обычной жизни возвращаться, начинать хоть какие-то силовые нагрузки на мышцы давать, — и она потащила сумку в кухню, оставляя Любу в коридоре одну.

— Кать, ты только не разбирай пакет, я сама! — крикнула ей медсестра в спину, не зная, как намекнуть про камеры и печень на дне пакета.

«Интересно, если тут скрытые камеры везде, то они и звук передают или поговорить мы можем?», рисковать было страшно. Люба хотела доказательств, она уже была на Катиной стороне, но этот разговор внизу не давал ей покоя. Все было противоречиво.

«А если этот Влад врет? Если это как в сериалах показывают, просто Вельда менты пытаются приструнить? Из-за денег или еще из-за чего. Игры сильных. Не лезть бы мне в это. Дура! Уж залезла. Надо было все-таки в машину его сесть и посмотреть это розыскное дело. Хоть уверена бы была, что он прав. Дважды дура!», ругала она себя.

Пока Люба размышляла, вернулась Катя. Переминаясь с ноги на ногу она нетерпеливо ждала, пока девушка, наконец, снимет верхнюю одежду и сапоги.

— Люб, а дай ключи, хочу понять, что с дверью.

Люба молча протянула ключ, напряженно следя за тем, как Катя вставляет тот в замок двери и с легкостью открывает и закрывает ее. Проделав это трижды, Катя вновь попыталась открыть замок без ключа изнутри, но замок вновь прокручивался вхолостую, лишь издавая щелчки. Теперь Любе стало стыдно, что она подняла Катю на смех, когда та поделилась с ней своими сомнениями.

— Наверное, сломался, надо Леше сказать, — досадливо протянула девушка и вернула ключ в руки медсестры.

— Знаешь, Кать, — Люба понизила тон до едва слышного шёпота, — мне кажется с дверью все в порядке и Леше говорить не нужно…

Катя встрепенулась, непонимающе глядя на собеседницу и Люба продолжила.

— Дверь изнутри не открывается, ключа у тебя нет, мой я беру у Клавдии внизу, как прихожу, — она снова окинула взглядом коридор по периметру, отчаянно пытаясь найти камеру, но снова безрезультатно и, вздохнув, продолжила говорить тем же шепотом, — а еще у тебя нет обуви и куртки, чтобы выйти. Я была у тебя в гардеробной, там даже теплых штанов и кофт нет, а мы, между прочим, не в Калифорнии живем, у нас зимой в кедах даже студенты не ходят, как Матроскин в Простоквашино говорил.

Люба многозначительно свела на переносице брови, и Катя поменялась в лице, понимая, к чему та клонит.

— Погоди-ка, Люб… — едва начала она, но Люба перебила ее и тем же шепотом проговорила,

— Кать, погоди, молчи, нам надо поговорить, — она указала глазами на уборную и замолчала, доставая что-то из кармана уже висящей на вешалке куртки и уже громко и звонко произнесла, — пойду пакет разберу, только руки надо с мылом помыть, а то там по улице всякая зараза ходит. И ты, пошли-ка со мной, раз пакет руками хватала, тоже помоешь.

Катя ничего не поняла, удивляясь ее бредовому поведению, но решила последовать за девушкой, уже идущей в сторону ванной. Едва закрыв за собой двери и примостившись у стены, Катя протянула:

— Ну и что это сейчас было? Намек на то, что я тут в клетке понятен, но про остальное я что-то не поняла. Люб, ты там в магазине НЛО что ли увидела? Что стряслось то?

— Кать, тут камеры везде, я не знаю, пишут ли они звук, — она боязливо прошлась по потолку ванной глазами.

Катя напряглась.

— Люб, а ты уверена? — теперь и она шныряла взглядом по углам, выискивая глазки объективов.

— Не-а, Кать, не уверена, но… — она снова нерешительно замолчала, выдохнула, собираясь с мыслями и решаясь, продолжила, — но я сейчас внизу встретила, кажется, твоего Клуни, и он в этом уверен.