Да и не сказать, что затягивало, а употреблял, не увлекаясь, как блаженный Фара завещал. Чтобы просветление доходило. В миг становилось плевать на то, что сковывало злым клешнями. Без лишних аргументов Холмогоров убеждался, что всё сможет, а несогласным с его действиями надлежит закрыть рты на веки вечные.

Однако и приятный морок имеет свойство пропадать. После каждого нового употребления, Космос убеждался, что проблемы статичны, его место под солнцем нестабильно, отношения с окружающими неровные (одна дочка радовала), но никак не исключал, что кокс становился проблемой главного масштаба, от которой близкие точно выпадут в осадок. Не сильно его и пришило, хоть и быстро привык к эффекту, не задумываясь, куда унесёт дальше.

И унесёт ли? Нет, он сам в состоянии с собой разобраться.

— Раскалывайся, Кос, не стесняйся, — без обиняков начал Фил, понимая, что друг направил свой курс в совершенно мутную степь. — Знаем же всё, видели тебя и в «Жар-Птице», и в «Метле», мать её за ногу… Один, ни хрена никому ничего не сказал, а Москва-то она слухами полна. Ты вроде голова, а не соображаешь, что слава впереди тебя прёт!

— Похуй, пиздят и пиздят, раз так в кайф, — не без труда открыв минеральную воду в стеклянной таре, Космос с большим удовольствием заглатывает жидкость, как не в себя. — Жить красиво не запретишь, а у нас такая тревожная профессия, блять… Фил, как живы ещё?

— Раньше тебе красоты не хватало? — Валера в очередной раз оглядывается по сторонам, замечая, что квартира Космоса и Лизы была обставлена с большим вкусом. — Живёшь в красоте, с красивыми…

— Что изменилось? Красота — моя, красивые — мои, и нечего эту тему мусолить! — Кос догадываться, о ком хочет заговорить Филатов. И обсуждать жену и дочь совсем не входит в его планы.

— Кос, ну мы с тобой говорили, — не сказать, что братьев удивило новое увлечение Холмогорова, о котором не решались донести Лизке, а звонили с намеками — смотреть в оба и верить своим глазам, — что нехер тебе играться, дурак! Хуже затянет, и что с тобой прикажешь делать? Понять, простить? Намекну, дружище, случай не твой! Дохера ответственности у тебя на плечах, а ты так решил проблемы глушить?

— Не переживай ты, брат, прорвёмся, — Космос не хочет видеть причин для треволнений, и чтобы Фил искренне в этом убедился, заходится приглушённым смехом. — Не надо меня искать, сам, как видишь, плавать умею…

— Не захлебнись, — запреты не подействуют, — не только себя на дно потянешь!

— Фил, да давно мы в этом дне, — сигареты, забытые в кармане халата, находятся в нужный момент, — по уши, блять! Нахуй, не видно, что ли?! — Космос разразился нервным криком, одновременно закашлявшись от дыма своих «Marlboro».

— Хули орёшь ты, Космос! — Валера, стараясь не покалечить товарища, замахнулся, ударяя его по затылку, и Кос, смутившись, сел в кресло, продолжая мять в пальцах фильтр от сигареты. — Телефон, блять, разрывается сколько раз, ответь!

— Отвечу, куда я денусь. Отвечу, Валер!

— К пяти ждём тебя за общим сбором, вопрос по созданию фонда обсудить надо.

— Юристов и экономической жилы Пчёлы уже не хватает?

— Я сказал, Кос, чтобы был на месте как штык!

— Скорее, как пуля.

— Дура…

Фил, досадливо махнув рукой, уходит восвояси, а Кос протягивается к телефону, без подсказок угадывая, что звонит любимая Лиза. Оправданий он не терпел, унижаться не хотелось, но неугомонная не упустит случая открыть занавесу его молчаливости, к которой не привыкла и которую не принимает.

Но Космос мастерски умел обманывать чьи-либо ожидания.

***

Скоро в окошко постучится апрель, но почему-то Холмогоровой кажется, что зима никуда не уйдет. Как царила в мартовских чертогах, так и будет заправлять апрельским равновесием. Только это совсем не идиллическая зима, какую смешливая Лиза обожала в детстве, совсем нет. Грязь под подошвой, морось и грозное небо — вот и вся романтика. Сценарий неприглядный, но говорят же, что у природы нет плохой погоды? Верно?!..

Или всему виной расстояния, понурое настроение и неразрешенные противоречия? Не замечать очевидное больше не получается, душу саднит от резких слов, сказанных через телефонную трубку, а не думать о Космосе практически невозможно. Вроде бы в Москву уехал, ждёт там и негодует. Постоянно жалуется, что в офисе мерзко и дома тошно. Не рядом, не под боком, хоть и в мыслях космонавт живёт постоянно. Ругается за что-то, хмурит красивые чёрные брови и удерживает за руку. И всё так неспокойно, надрывно, как и в день, когда Холмогоров оставил их с Арькой в Питере.

Лиза была бы рада прекратить вынужденную разлуку раньше времени, но ситуация стала разрешаться только несколько дней назад. Ёлка смогла уверить племянницу, что с последующими последствиями волнительных событий февраля сможет справиться сама, а Лизе пора в Москву, не иначе. Заждались её там…

— Езжайте тридцатого, а ночью дома будете, — Чернова, вернув себе прежнюю уверенность, снова проявляла решающее право вето, — и с билетами помогу.

— Я могу знать, что тебе точно не нужна моя помощь?

— Лиза, я больше не могу проявлять свою родительскую наглость! Может, это с самого начала была не самую лучшая идея, но…

— Но зачем нам здесь чужие, правда? А я не рассыпалась бы!

— У тебя, дорогая, свой дом, муж, ребенок. Нужна ты им, как по-другому?

— Как бы я спокойно сидела там, представляешь? Как бы на меня смотрели?

— Нисколько не представляю, чтобы ты усидела на месте!

— И я про тоже, — Лиза не собирается повторять перед тёткой, к чему они с Космосом оба пришли: перетерпят, раз у близких случались казусы покруче, чем свадьбы и похороны, — и, родная, давай больше не будем поднимать эту тему!..

Услышав про скорое возвращение жены и дочери домой, Кос бросил свои упрёки, заставляя Лизу обрадоваться тому, что через какую-то неделю они будут вместе, но убедительность его фраз казалась обманчивой. Кос, не договаривая, продолжал купаться в горниле сумбурных переживаний, обманывая маской неуязвимости. В телефонных разговорах с Лизой умело пользовался тем, что она далеко, что не имеет возможности посмотреть в глаза, чтобы вывести на чистую воду. А Холмогоров всегда пытался создать вокруг Лизы и Арьки вакуум, не пропускающий ни одной дурной мысли, искренне думая, что у него получалось. Да только Лизу это не успокаивало!

С таким же упорным рвением у Ариадны получалось отвлекать маму от самобичевания.

Вот уж…

Кусочек Космоса!

— Что ты глазки на меня навострила, лисичка? — Космос не зря говорил, что Лиза забрала с собой в Петербург самое драгоценное. — В чемодан залезла и довольна?

— Моё, нет… — коротко резюмирует Аречка, сворачиваясь в чемодане клубочком, как котёнок. — Моё, не дам!

— Как твоё, Аря? — Лиза, поголовно занятая сборами, не принимает правила игры дочери, которой в своём поведении хотелось подражать несравненному папочке. — Наше! Домой же поедем? Вылезай, а то буду щекотать!

— Ну, ма-а-а-ма, — временно лишившись общества маленькой Анастасии Леонидовны, уехавшей вместе с мамой в больницу к отцу, Арька заскучала, и теперь боролась с тишиной всеми способами, — не надо!

— Вперёд! — пытаясь подхватить Арю на руки, Лиза почти в этом преуспевает. — Моя доченька должна меня слушаться, а не беспорядки наводить. Что скажет папа на твои безобразия, дружок?

— Па́ехали! — примерно это папа и скажет, не следовало сомневаться.

— Егоза ты, Арька, вот ты кто! — у молодой матери исчерпаны аргументы против своеволия дочери.

Лизе не привыкать к тому, что обманчивое затишье в детской являлось признаком неминуемой каверзы. Особенно если дочь дошла до осознания, что скоро они поедут домой, где ей всё привычно и знакомо. Можно смело стащить пустой чемодан из комнаты мамы, потому что он сходит за воображаемый шалаш. Но оживленность Ари имела под собой хорошее начало — весна возвращала обыкновенный порядок вещей. В квартире на Московском проспекте снова воцарились долгожданные свет и уют, потому что муж Ёлки окончательно шёл на поправку. И сама Чернова перестала мучить душу слезами, больше времени проводя с собственным ребенком.