Раньше Алёнка обожала предпраздничную суету: покупку подарков, обсуждение праздничного меню, нарядов, школьной Елки, и где они с друзьями встретятся после боя курантов, чтобы запустить салют и сходить на горку. Алёнка всегда с нетерпением ждала середины декабря, когда весь город начнет сверкать разноцветными огоньками гирлянд, пробуждая в душе предвкушение чего-то чудесного. Теперь же перспектива провести новогоднюю ночь с родителями у телевизора омрачала и без того не лучшее настроение. Алёна, конечно, в силу возраста и характера старалась не унывать, но в такой обстановке это было сложновато.

 Если бы только мама отпустила ее в родной город к бабушке с дедушкой и друзьям, но нет. Ольга Андреевна, насмотревшись новостей и наслушавшись рассказов про беспредельных братков, теперь не отпускала дочь даже на улицу после восьми, что уж говорить про другой город.

 Вот и получалось, что все Алёнкины ожидания свелись к письму от Бори Шувалова. Она страшно переживала, что ничего из их с Гладышевым затеи не выйдет и в тоже время боялась, что все получится, и ей придется играть эту в высшей степени странную роль.

 Господи, как же она намучилась с первым письмом! Вопреки собственной убежденности, изображать зацикленную на себе страдалицу оказалось не так уж легко. Алёнка посыпалась буквально на первой же строчке, не в силах назвать парня ни интимным «любимый», ни уж тем более, глуповатым «Юсиком».

 Глазкову передергивало каждый раз от этой идиоткой клички, да и от Машки в целом. Однако, поначалу Алёнка все же решила не рисковать и придерживаться стиля этой девицы: сухой пересказ событий, немного нытья, жалоб и жаления себя любимой. Правда, перечитав сей опус и последнее письмо Бори, поняла, что такой парень достоин чего-то большего, поэтому добавила немного тепла, юмора и заботы. В тот момент это казалось таким правильным, что никакие доводы рассудка не смогли переубедить ее. Но стоило отправить письмо, как на нее тут же нахлынули сомнения, и с тех пор не отпускали вот уже полторы недели.

 Поверил? Или почувствовал подлог? – задавалась она вопросом, проверяя каждый день пустой почтовый ящик.

 Этим же вопросом она задается и сейчас, выходя из школы, с едва заметной улыбкой втягивая наполненный морозной свежестью воздух. После школьной духоты с ее склочной атмосферой, мороз оказывает поистине очищающий эффект. На душе сразу становится светлей и веселей.

 Словно скинув с плеч десять килограмм, Алёна бодрым шагом пересекает школьный двор и спешит в кондитерскую за своим любимым, шоколадным батончиком с марципаном. Предвкушая терпкий вкус миндаля, она не сразу замечает незваного провожатого, пока он в отличие от нее, не продолжает свой путь, не обращая внимание на красный свет светофора.

 У Алёнки сердце едва не выпрыгивает из груди, когда тощий, уже подросший, но все еще щенок выбегает на дорогу, и улицу оглашает истеричный гудок клаксона, и визг шин.

 Перепуганный малыш, поджав хвост, растерянно замирает, но к счастью, загорается зеленый свет.

 Алёна, немедля, бросается к дворняжке и, подхватив на руки, спешит унести подальше от дороги. Вслед ей летит отборный мат водителей, решивших, что это ее собака.

 Перепуганная не меньше щенка, Глазкова добегает до дома и, только очутившись в родном дворе, понимает, что не знает, что делать дальше. Зато щенок, не растерявшись, начинает облизывать ей лицо, будто спеша задобрить до того, как она решит, что он ей не нужен.

– Эй, приятель, прекрати, – рассмеявшись, опускает Алёнка предприимчивого малыша на заледенелую лавку.

 Тощие лапки помеси овчарки с лайкой начинают дрожать от холода, а карие глаза наполняются такой грустью, что у Глазковой сжимается сердце.

– Ну, и что мне с тобой делать? – вздыхает она тяжело.

 Малыш, несмотря на холод, радостно виляет хвостиком и, навострив ушки, с надеждой смотрит на Алёнку. И она знает, что не сможет оставить его на улице в мороз также, как знает, что мама ни за что не позволит ей держать собаку в квартире, тем более, большую. Но, возможно, получится уговорить ее дать время, чтобы подыскать щенку хозяев.

 Загоревшись этой идеей, Алёна облегченно выдыхает, и с улыбкой снова берет щенка на руки.

– Не волнуйся, красавчик, я обязательно тебя пристрою, – обещает она ему, на что он отвечает ей очередной, щедрой порцией обожающих поцелуев, вызывая у нее смех и окончательно стирая весь негатив прошедшего дня.

 Так, смеясь и уворачиваясь от вытянутой мордочки нового друга, Алёнка заходит домой.

– Ты опять за старое, – вместо приветствия, усмехается Лёшка, встречая ее в прихожей.

– А что, надо было его на морозе бросить?

– Это не ко мне вопрос, ты знаешь маму. Она тебе не позволит его оставить.

– Ну, это мы еще посмотрим, – парирует Алёнка на чистом упрямстве, готовая защищать малыша до последнего. Брат на ее заявление только тяжело вздыхает, но устоять перед искренним, щенячьим дружелюбием не может.

 До прихода родителей они с Алёнкой, как два маленьких ребенка, не отходят от неугомонного счастливчика. Кормят, купают, играют с ним и даже пытаются обучать командам. Однако, стоит только Ольге Андреевне переступить порог дома и заметить жизнерадостного наглеца, уже облюбовавшего ее тапки, как идиллии приходит конец.

 Весь вечер квартиру Глазковых наполняют повышенные голоса и неутихающие споры, но в итоге все заканчивается строгим предупреждением:

– У тебя неделя, Алёна, чтобы его пристроить, иначе пойдешь из дома вместе с ним.

 С этими словами Ольга Андреевна капитулирует с поля боя, раздраженно хлопнув дверью своей спальни. Алёнка же, подхватив щенка, со счастливой улыбкой начинает кружиться, заверяя его и себя, что все будет хорошо.

Ближе к ночи эмоции утихают, и Глазкова, спохватившись, вспоминает, что так и не проверила почтовый ящик. Не в силах ждать до утра, девушка выскальзывает на свой страх и риск из квартиры, и мчится за почтой, предчувствуя удачу. И на сей раз интуиция ее не подводит.

 Открыв железное дно ящика, на руку ей выскальзывает белый конверт, от которого внутренности сводит судорогой. Фамилия Маши, выведенная неразборчивым почерком, ничуть не успокаивает.

 Дрожа от волнения, Алёна потихонечку возвращается домой, в свою комнату, где ее радостно встречает ушастенький найденыш. Он ластиться, прыгает и виляет хвостом, но Алёнка сейчас не в том состоянии, чтобы уделить ему внимание. Мимоходом почесав его между ушами, она садиться на кровать и судорожно втягивает воздух, сжимая белый конверт.

 Как ни странно, щенок, будто все понимая, садиться напротив и, слегка склонив голову набок, смотрит на нее умными, любопытными глазками.

– Ну, что, будем читать, ушастик, – тяжело вздохнув, разворачивает Аленка письмо и, прикусив губу, пробегает глазами по первым строчкам.

 «Дорогая Маша!)))) Думаю, нашим Сибирским лесам все же придется изрядно поредеть до моего дембеля, поскольку я тоже испортил кучу листов прежде, чем начать это письмо.»

 У Аленки невольно расцветает улыбка на губах и становиться так тепло на душе от этой искренности и капельки смущения, сквозящего в Бориных строках. Словно в подтверждение ее ощущений, он пишет:

 «Смешно, но чувство, будто не полтора месяца тебя не слышал, а вообще только-только познакомился. Странно все как-то. Не знаю, Манюнь, не могу описать свои эмоции. Я ведь и правда, накрутил всякого… Думал, что всё)) А теперь чувствую себя таким придурком. Прости, малышка!»

 Это сожаление Алёнку резануло. С досадой закатив глаза, она отложила письмо и откинулась на спинку кровати, сверля раздраженным взглядом потолок. Последнее, чего ей хотелось, это реабилитировать Машку Скопичевскую в глазах Бори и вызвать у него чувство вины. Не хватало еще, чтобы этот парень извинялся перед такой вертихвосткой. Но поздно, Шувалов не просто извинялся, он места себе не находил от беспокойства за ее судьбу, за то, что ничем не может помочь и заперт в армии, как в тюрьме. Он чувствовал себя в ответе за нее и сходил с ума от собственного бессилия. Каждое его слово было пропитано заботой и любовью. Он ругал Машку за глупый порыв и в то же время гордился ее решительностью: тем, что она нашла в себе смелость уйти от матери, и жить самостоятельно.