– Женя, пожалуйста, будь со мной честной. Он обижает тебя? Ты вон какая бледная. Бьет? – Тут Тоня помрачнела и сдвинула брови.

– Да никто меня не бьет, – отмахнулась от нее Женя. – Успокойся. Все нормально.

– Ну и ладно. Не хочешь рассказывать – не надо, – обиделась Тоня.

– Говорю же, все хорошо. Даже слишком.

– Он сейчас дома? – с опозданием спохватившись, спросила Антонина.

– Никого нет дома. Все уехали по делам. Только Галина Петровна в саду занимается цветами. Нам с ней просто повезло! Ты мне лучше расскажи о себе. Еще раз, Тоня: соболезную тебе. Даже не представляю, как тебе было тяжело. Так долго была там. Рядом… А как же твой муж, Серега, здесь с детьми?

– Да все нормально. Справился. А я тем временем побывала словно в другом измерении. Увидела смерть. Это страшно. Но зато я не отдала маму в хоспис, до последней минуты была рядом с ней.

– Какая ты молодец! Между прочим, я могла бы приехать и помочь тебе с похоронами.

– Ты и без того помогла, деньги прислала, хоть я и не просила, мы справились бы сами.

– Тонечка, ты угощайся. Пирог с вишнями, сама испекла, между прочим. С третьей попытки получилось. И даже низ пирога пропекся! Твой любимый чай с саусепом заварила. Галина Петровна угостила вареньем из лесной земляники…

– Вот! – вдруг воскликнула Тоня, вскидывая указательный палец. – Вспомнила, с чем ехала к тебе. Хотела посоветоваться.

– Чаю выпей, потом расскажешь, – улыбнулась Женя.

– Чай никуда не денется… Значит, так. У меня есть старшая сестра, Аня. Я тебе рассказывала про нее. Она сто лет тому назад развелась со своим Сашкой, долгое время жила одна, воспитывая Леночку, дочку, а недавно встретила мужчину, хорошего человека, влюбилась, и вот теперь он повез ее в Сочи знакомиться с матерью. Он там живет, у него свой дом, сад, ну и все такое. Словом, моя сестра теперь, возможно, переедет туда. А вот Лена не хочет никуда перебираться. Если ты помнишь, они живут на Волге, в маленьком таком провинциальном городке Калина. Очень живописное, я скажу тебе, место. Просто рай!

– Хочешь туда поехать?

– Как ты догадалась? Да! Лена позвонила и попросила приехать. Сказала, что соскучилась по мне, призналась, что после того, как мать закружилась в своей новой жизни, ей как-то одиноко стало. Может, она обижается на Аню, что та мало времени ей уделяет. Короче, зовет меня, просто умоляет приехать к ней, погостить. Заманивает как раз вот земляникой. Я почему и вспомнила, глядя на твое варенье. Там сейчас сезон, земляники просто море! Но дело-то, конечно, не в землянике. Я бы хотела поехать туда, чтобы немного прочистить мозги Ленке. Эгоистка! Не понимает, что мать всю жизнь одна, что и ей тоже положена порция женского счастья. Хочу поговорить с Ленкой по душам, по-женски, чтобы она отпустила мать. Ленка взрослая уже, в десятом классе учится. Ей семнадцать! Она воспитанная такая, хозяйственная, все знает и умеет. Она справится. А я буду ей помогать, приезжать. Да мы вообще всегда на связи! Потом, глядишь, в институт поступит в Москве, мы с Сергеем поможем найти квартиру, у меня есть кое-что на примете, одна моя знакомая в Турцию переехала, боится квартиру чужим сдавать, словом, там все перспективно. Да и связи кое-какие имеются. Короче, Ленка здесь не пропадет. И матери не будет мешать на первых порах. Ну а потом, глядишь, и сама попросится в Сочи, в этот рай. Как ты думаешь?

– Да отличный план! В чем подвох-то? Зачем советоваться, когда и так все ясно?

– Снова Сергея оставлять с детьми?

– А… вон ты о чем. А ему не приходило в голову, что ты за эти месяцы устала?

– Приходило. Он даже хотел меня в санаторий отправить.

– Тогда тем более – поезжай в свою «калину-малину». Сменишь обстановку, наешься земляники, варенья наваришь, потом меня угостишь.

– Ты серьезно?

– В смысле?

– Мне показалось, что и ты… Ладно, про- ехали…

– Не проехали, Тонь. Возьми меня с собой. Так что-то земляники захотелось!

– Женя!

– Мне тоже надо сменить обстановку. Я тоже устала.

– От чего? – Тысячи вопросов готовы были прорваться наружу, Тоня едва себя сдерживала. Но вовремя остановилась.

– От чего, от чего… Да как-то все неестественно у нас, понимаешь? Ты вот спрашиваешь, не бьет ли он меня. Тоня, – Женя перешла на шепот, – он с меня пылинки сдувает. На руках носит. Понимаешь, да? На меня навалилось такое облако счастья, что я просто не выдерживаю. Он идеален. От того Бориса, который терроризировал меня, ничего не осталось. Он так меня любит, как если бы у него от этой самой любви крышу снесло… Он сильно изменился. Исполняет все мои желания, целует мне даже, стыдно признаться, пальцы на… Ох…

И тут она густо покраснела.

Тоня сидела, пораженная. Зато она успокоилась. Слава богу – любит!

– Так что тебя так напрягает?

– Временами мне кажется, что я мешаю ему жить. Он сейчас ведет сразу два дела. Оба сложнейшие. Он мне теперь все рассказывает, если только видит, что мне интересно. Так вот, ему надо много работать, а ему кажется, что я обижаюсь на него за это, вернее, за то, что он постоянно сидит в своем кабинете. А мне как раз и хорошо, что он занят, что я могу почитать, погулять, съездить в Москву по магазинам. Мне, конечно же, не хватало тебя, Тоня. Так хотелось поехать с тобой куда-нибудь в красивое место, выпить кофе, поесть пирожных… У тебя там горе, а я живу как в раю. Потому и не могла особенно-то рассказывать тебе про свою жизнь. Ты боялась, что меня здесь обижают и бьют, а мне подарили кольца с бриллиантами, шубы, новую машину! Он балует меня страшно! Но я-то ему ничего не могу дать. Нет, конечно, я тоже его люблю, но не могу постоянно признаваться в своих чувствах… Короче, я утонула в любви. Я хочу выбраться из этого сладкого сиропа и глотнуть нормального свежего воздуха. Сменить обстановку, короче. Вот. И если бы ты согласилась взять меня с собой в путешествие на Волгу, я была бы просто счастлива.

– Невероятно! Господи, Женя, как же я за тебя рада! Так… Постой. А Борис-то тебя отпустит?

– В смысле? Он мне кто? Хозяин, что ли? Мы с ним договаривались еще на берегу, что я человек свободный и могу перемещаться в пространстве, куда мне захочется.

– К счастью, Калина – на Волге, это далеко от Украины… – Тут лицо Тони помрачнело. – Знаешь, вот так живешь и не предполагаешь, что нас ждет…

– Успокойся, Тоня. Все будет нормально. Главное сейчас – побольше молчать и молиться за наших. Вот так. Что же касается Бориса, то он, я думаю, тоже отдохнет от меня. Бессознательно отдохнет. Я хочу сказать, что он почувствует себя свободнее и с головой уйдет в работу. И перестанет испытывать чувство вины передо мной за то, что много работает… Как видишь, у нас все как-то сложновато.

– Да у вас все просто потрясающе! Женя, если ты поедешь со мной, это будет праздник! Ты даже представить себе не можешь, как там красиво! У Ани хороший дом, сад, цветы! Ленка как обрадуется!

– Когда едем? – Вот только теперь щеки Жени порозовели, а глаза счастливо заблестели.

– Да хоть завтра! Я со своим Сергеем поговорю, сегодня куплю что-нибудь в дорогу, подарки там… Завтра утром, если ты не против, и отпра- вимся!

– Но только чур на моей машине, уговор? У меня теперь шикарный черный «Мерседес»! Волшебная машина. Зверь!

– Поздравляю… Класс! Женька, как же я рада за тебя!

– А я так благодарна тебе, что ты увезешь меня отсюда! Из этого рая! – рассмеялась своим прежним заливистым смехом Женя.

Владимир Иванович Соколовский, распрощавшись с юбиляром, своим сослуживцем, веселым и добрым Виктором Евгеньевичем Мироновым, расцеловав его в розовые, пахнущие сладким одеколоном щеки, вышел из шумного, заполненного громкой музыкой и смехом ресторана на свежий воздух и понял, что не хочет идти домой. Там его ждала приболевшая гриппом жена. Сын-подросток гостил у тещи. Находясь в благостном настроении, пьяненький и расслабленный, Владимир Иванович, вдруг представив себе, что его ждет дома, даже поморщился. Скукота, сонная больная жена с лающим кашлем, бесконечно сморкающаяся в бумажное полотенце, приглушенный звук телевизора и какая-то безысходность. А еще взгляд супруги – она всегда словно укоряет его за что-то. Либо за то, что он изменяет ей (хотя она точно не в курсе), либо за то, что он, в отличие от нее, здоров, либо за то, что у него веселый и легкий нрав, а у нее вместо крови по жилам текут грусть и тоска.