На крыльце горела одна серая лампочка, позволяющая разглядеть две ступеньки, ведущие в здание. Темнота окружала одинокий дом. За пределами забора разлилась глухая тьма, в какой не было ни соседских огоньков окон, ни лая собак. Тишина и пустота.

Рита Спаркс уснула. Кевин затянулся, вдохнув нагревшийся фильтр, и выкинул окурок одним щелчком среднего пальца. Легкие не успели расслабиться за несколько длинных затяжек, поэтому Кевин выкрутил серую лампочку, не успевшую нагреться, и осветил свое лицо в кромешной темноте языком зажигалки.

Лампочка загорелась, и Кевин оказался в гараже. Старый серебристый автомобиль помещался в бывший дровяник. Кевин обошел двухтонную консервную банку, постучав по колесам, и выпрямил боковые зеркала. Он поднял капот и заглянул внутрь. Уровень масла был в норме, тормозная жидкость слегка протекала, но ее хватит, чтобы Кевин уехал прямо сейчас, посреди ночи.

Терри купил бутылку виски и сделал первый глоток раньше, чем женщина за кассой отсчитала сдачу. Приятное тепло разлилось по органам, мысли наконец заткнулись, и Терри Коул простоял несколько секунд, запрокинув голову и глядя в сплетения спиц под зонтом, пока следующий покупатель не толкнул его в плечо.

Высокие новостройки увлекали иностранца красками, уходящими ввысь, словно великие водопады. После попадания виски в кровь земля и правда перевернулась с ног на голову. Больше суток без выпивки были для Терри сродни годовой завязке. Алкоголь опьянял быстрее привычного, ноги становились мягкими и шустрыми, а веки тяжелели на ходу.

Он шел, зарываясь глубже в недостроенные дворы. Всюду ветер гнал волны строительной пыли, шуршал пленкой на месте будущих окон. В пустых коробках бетонных монстров слышались разлетающиеся на осколки бутылки пива и крики детей, оставленных без присмотра. Кое-где бомжи разводили костер и укладывались вокруг него.

Далекие высотки горели сигнальными огнями, без которых их не удалось бы различить в темноте. В них заселились семьи, имеющие автомобиль, кредит на этот автомобиль, кредит на телевизор и телефон и пару кредитов, чтобы погасить предыдущие. Каждое утро они покидали «город мечты» с видом на мочащихся бомжей и рисунки половых членов на плитах теперь уже полуразрушенных высоток. Застройщики бросили объект в прошлом году, оставив за собой зияющие дыры и тонны строительного мусора.

Терри нравился этот район, как ни один другой. Он вошел в забытое здание, покрытое полупрозрачной пленкой, и вызвал лифт. Опускаясь, металлическая кабина гремела в шахте.

Иностранец поднялся на двадцать четвертый этаж, пешком прошел еще два лестничных пролета и стал искать подходящий ключ заплетающимися пальцами. Ключ первой попыткой оказался в замке. Терри едва опустил дверную ручку, как почувствовал взгляд за спиной. Неужели, он снова оказался в ловушке?

Голова протрезвела быстрее, чем от удара. Сердце забилось в бешеном ритме, и правая рука потянулась в карман, чтобы взять то, что в нем было.

За спиной захлопнулась дверь. Терри обернулся и никого не увидел. В конце концов, ему могло показаться, каких только сцен он не представлял опьяненным мозгом.

Терри Коул вновь попытался открыть дверь, однако открылась та, что было за его спиной. Иностранец бросился к ней и успел ухватиться прежде, чем щелкнул замок. Терри одной рукой подчинил себе дверь, сопротивление было ничтожным.

Перед ним на пороге стоял мальчик, на вид лет пяти. Его круглая голова с короткой блондинистой стрижкой испугалась до полусмерти.

– Что ты делаешь? – спросил Терри.

– Я хотел посмотреть, кто наш сосед, – ответил ребенок.

– Надо смотреть в глазок. Открывать дверь перед незнакомыми людьми опасно, знаешь?

– Знаю. Но я не достаю до глазка.

Терри посмотрел на глазок и мальчишку. У того действительно не было шансов.

– Тогда лучше подставить стул, – сказал мужчина.

– Стул слишком тяжелый.

Иностранец уже устал от этого разговора и начал отворачиваться от ребенка, чтобы скрыться в квартире, но мальчик снова заговорил:

– Меня зовут Олег. А тебя?

– Все, кого я знаю, называют меня по-разному. Какое имя мне больше подходит, по-твоему?

Олег потупил взгляд. Вопрос застал его врасплох, как и ожидал Терри, пытаясь избавиться от навязчивого ребенка.

Малыш мычал и водил пальцем по подбородку так, что едва не остался один на лестничной клетке.

– Денис! – крикнул Олег. – Мне кажется, тебя зовут Денис. Это имя означает «гуляка». А Олег – значит «святой».

Гуляка выждал небольшую паузу, прежде чем ответить:

– Что ж, как скажешь. Меня зовут Денис. Приятно было с тобой познакомиться, Олег, но мне уже…

Мальчик схватился за металлическую дверь и начал раскачиваться на ней, он бросил немой взгляд через плечо, в квартиру, будто намекая на что-то.

Денис сидел на лестнице, поставив рядом бутылку виски, и следил за тем, чтобы она оставалась на прежнем месте. Олег был на ступеньку выше, одетый в пижаму и крошечные тапочки.

– Раз я святой, то я должен исцелить тебя.

– От чего исцелить?

Малыш свел носки тапочек и задумчиво уставился на них.

– А чем болеют гуляки? – спросил Олег.

– Мне казалось, ты все знаешь, Олег. И где ты нахватался таких слов… – Денис смотрел, как ступеньки чертят прямые линии, словно плитки шоколада. Какого черта он тут сидит? А если и так, то почему бы ни напиться прямо в подъезде? – Давай оставим мое исцеление на потом. Скажи лучше, что ты делаешь на лестничной клетке один?

– К маме пришел дядя, – ответил мальчик. – Она не любит, когда я мешаю.

– А что они делают с твоей мамой? – спросил Денис.

Олег пожал плечам.

Он не знал. Вернее, не знал, как это объяснить. Терри же понимал все и с лестничной площадки. Металлическая дверь плохо изолировала звуки.

Олег сидел, погрузившись в себя. Все его мысли, думал Терри Коул, пытались найти объяснения тому, что происходило с его мамой.

– Что ты делаешь целыми днями, Олег?

Мальчик снова пожал плечами. Что-то заставляло его молчать: может быть, вопрос о матери, а может быть сама мать, стонущая как сука, и возможность кому-то рассказать об этом одним взглядом. Олегу не было и пяти лет, но лицо было серьезным настолько, что казалось взрослым. Мальчишку не волновали детские забавы, он вырос из них раньше времени.

– Когда я был в твоем возрасте, у меня было много друзей, – говорил Денис. – Я целыми днями играл во дворе и возвращался домой под вечер, голодный и грязный. Тебе нельзя упускать это время, Олег, оно самое ценное.

– Но у меня нет друзей. Мама не разрешает выходить на улицу одному.

– А разве ты не должен ходить в детский сад?

– Мама говорит, что не может возить меня туда каждый день. Если бы она могла, она бы отдала меня на всю неделю и забирала только на выходные. Но мама не может.

– Dirty bitch, – процедил Денис сквозь зубы. – В этой дыре нет и школы, так что же ты будешь торчать дома всю жизнь?

Олег посмотрел на него и прижался к коленям. Он не плакал. Он был слишком взрослым для слез. Мальчик чувствовал, что с его жизнью что-то не так, начавшаяся судьба вместо того, чтобы развиваться и расти, как снежный ком, смялась подобно неудачному черновику, и оставалось одно неверное движение, чтобы выбросить ее в урну.

Терри посматривал на бутылку, манящую приятным цветом, но не позволял себе сделать глоток. Ненависть к проклятой потаскухе, не заслуживающей того, чтобы Олег называл ее матерью, граничила с ответственностью – инстинктивной, другой у Терри не осталось. Жажда виски подогревала желание заткнуть эти дешевые стоны, и мужчина сильнее сжимал ладони. Боль помогала успокоить нервы.

Они молчали некоторое время, сражаясь каждый со своими мыслями, пока Олег не сказал:

– Ты будешь моим первым другом?

Денис смотрел в глаза мальчика, не успевшие потерять надежду. Он знал ответ и знал, что хочет услышать Олег, – это были два разных слова. Мальчику нужен был друг, и Денис как никто плохо подходил на эту роль. Отказаться от роли друга означало смять и выбросить судьбу Олега в урну; согласиться и исчезнуть, как следовало Терри, означало облить урну керосином и поджечь.