Он не боялся боли.
Он ждал её.
Он был рад ей.
Она пришла, как старая знакомая.
Нежно, почти ласково сжала виски, обхватила все его тело, принимая в свои объятия. Боль окутала его плотным коконом, качая, баюкая, нашептывая в ухо сладкие обещания скорого забвения, тишины, покоя… И крик, который сорвался с его губ – сорвался не тогда, когда эта желанная, жаждущая слияния с ним боль проникла в каждую мыщцу, каждый уголок, каждую клетку его тела, а лишь тогда, когда она стала утекать, уходить из него, покидая вместе со лживыми, фальшивыми, не сбывшимися обещаниями. Боль уходила, не принеся ни темноты, ни покоя, ни смерти. И только метка на его руке продолжала дышать ею-обманщицей, напоминая о его глупой доверчивости пульсирующим жаром разочарования.
И когда через несколько мучительно долгих часов?.. минут?.. он смотрел на извивающееся в объятиях боли тело незнакомой молодой женщины, он точно знал, чего она ждет. Знал, что она слышит тот же лживый шепот. Сам слышал её бессвязные, бессильные мольбы так, как будто она произносила их вслух.
Это было легко.
Это было – милосердно.
Это был дар.
Короткая зеленая вспышка. Луч, который дарит тишину и покой, забирает с собой боль и страх.
Он стал её ангелом.
Даровавшим спасение.
Облегчение.
Смерть.
Простые слова, приносящие вместо пытки – благословение.
Авада Кедавра.
С Днем рождения, лорд Малфой.
====== Глава 88. ======
В комнате было темно.
Камин давно погас. Или недавно?.. Горел ли он вообще?..
Драко этого не помнил.
Он вообще мало что помнил: ни того, чем закончился вечер, ни как он оказался в своей комнате, ни что было потом. Спал ли он?.. Или так и лежал все это время, бездумно глядя в потолок?.. Сколько вообще прошло времени?.. Окна, плотно закрытые тяжёлыми портьерами, не давали никакой подсказки.
Ему было тихо и пусто. Не осталось ничего – ни страха, ни боли. Он даже не смог найти в себе ужаса от содеянного. Ничего. Пустота.
Его заклеймили, как скот. Надели на шею строгий ошейник, который при любом неверном движении вспорет горло острыми шипами. Превратили в оружие, инструмент – и немедленно испытали в деле, пустили в расход. Злость?.. Негодование?.. Ненависть?.. Не было ничего, лишь абсолютное безразличие. Как будто та Авада отрикошетила от его невинной жертвы и попала в него самого, оставив по досадной случайности выпотрошенную начисто телесную оболочку болтаться в мире живых.
Единственный вопрос, который занимал его неспешно текущие мысли – что с ним не так?.. Почему у Гермионы было иначе?.. Она ведь тоже убила. Но это не изменило её, но наоборот, ярче разожгло огонь, пылающий внутри. Его же это пламя сожгло, казалось, дотла, оставив после себя лишь мертвое, безжизненное пепелище.
В чем разница?..
В способе убийства?.. Навряд ли: магия остается магией, палочковая или беспалочковая. Слова, поток силы, несущий смерть… нет разницы, какие слова произнесены, если итог один. Было бы легче, если вместо палочки в его руке был нож? Едва ли.
Может быть, причина в нем самом? И он слаб, слишком слаб, чтобы посметь посягнуть на то, что ему не принадлежит – чужую жизнь. Но разве дело в силе?.. Если бы он был по-настоящему силен, он мог бы выбирать, жить этой женщине или умереть, как могла выбирать тогда на башне она. Но правда в том, что этот выбор у него был; всего лишь выбор между жизнью незнакомки или своей собственной и жизнями родителей. Одна против трех: справедливо ли считать?.. Оправдан ли количественный подход, или дело в чем-то еще?..
Там, где речь зашла о количестве, неизменно возникал вопрос о качестве. Важно ли то, кого именно ты убиваешь?.. Может ли быть одна жизнь значительнее, важнее другой? Например, святой Поттер: его жизнь важна как символ надежды для многих волшебников. Делает ли это его жизнь ценнее прочих? Что если встанет выбор: убить Поттера или Уизли? Несомненно, все предпочтут Поттера: Пожиратели смерти – убить, Орден – спасти. Уизли будет оплакивать только его семья, Поттера же – сотни, а то и тысячи волшебников. Навряд ли кто-то плакал по Сивому. Сколько людей ощутят боль от потери женщины, которую он убил вчера? Сколько людей проронили бы хоть одну слезинку, если бы вместо неё умерли Малфои? Одна лишь Грейнджер?.. А если у той женщины были дети, муж, родители – что должно перевесить: горе всех этих людей или разбитое сердце Гермионы Грейнджер?.. Возможно, стоило сделать иной выбор? Впрочем, это все пустое: смерть этой женщины была предрешена в любом случае, и выкупу не подлежала. От его ли руки или чьей-то другой – она все равно умерла. Он мог лишь присоединиться, но не имел возможности спасти. Причина его боли не в этом.
В таком случае, может, суть в том, кого ты убиваешь: виновного или невинного?..
Гермиона убила виновного; он – ту, чья вина была лишь в злосчастном стечении обстоятельств, на её месте могла оказаться любая, любой. Грейнджер поступила верно, он же – нет. Значит, нет никакой абсолютной ценности жизни?.. И ценна лишь светлая, невинная жизнь? В таком случае, имеет ли значение теперь его собственное существование, и сколько невинных жизней смогут хоть как-то искупить то, что он сделал?.. И искупает ли хоть немного долг жизни то, что смерть избавила от страданий? Смерть-избавление и смерть-наказание – разная ли это смерть, или все едино?..
Его мысли струились неспешно, перетекая друг в друга, смешиваясь, а затем снова расслаиваясь, словно плотная, густая жидкость в сосуде. Они обволакивали сознание плотным коконом, укутывали разум пуховой периной, заглушая все звуки внешнего мира, баюкая и утягивая за собой все глубже на дно, туда, куда не доставал ни единый лучик света с поверхности. Но сквозь них одна все чаще всплывала на поверхность омута его мыслей, резким пульсом вспыхивая в сознании, и вытягивала его за собой.
Гермиона. Гер-миона. Гер-ми-о-на. Она наверняка с ума сходит от того, что он опять пропал.
Грейнджер… она уже несколько месяцев, как Малфой, а он все никак не перестанет называть её по фамилии, которая даже не её. Дурак. Как она его только терпит?.. Зачем он ей?.. А теперь еще и Пожиратель… Что теперь будет? Как она отреагирует? Останется ли с ним?..
Драко попытался заставить себя перестать думать об этом. Она обещала, что метка ничего не изменит. А Грейнджер – та, кто всегда выполняет свои обещания. Вот только теперь дело было не только в метке.
Рассказать ей?.. А если она не поймет? Возненавидит его? Не сможет больше смотреть на него? Потому что есть разница – влюбиться в смазливого мальчишку или же быть женой убийцы. Что бы она ни говорила и ни думала раньше – разница есть. В нем самом. Нужен ли он ей – такой?..
Искушение промолчать было таким сладким, таким манящим, что Драко едва ему не поддался. Он сильный окклюмент, он мог бы спрятать эти воспоминания на самой глубине сознания так, что Гермиона никогда бы об этом не узнала. И, Мерлин свидетель, если бы был хоть малейший шанс на то, что это убийство останется единственным, Малфой не колебался бы ни секунды. Но этого шанса не было. Ни одного. Слишком сладки были речи Лорда, возносящие хвалу его “подвигу”. Чересчур внимательным был взгляд красных глаз, ни на мгновение не отпускавший лицо юноши, пока он поднимал палочку. И то, каким ледяным блеском сверкнули эти глаза, когда зелёный луч нашел свою жертву, не оставило никаких сомнений: Темный Лорд был доволен. И не лукавил, когда во всеуслышание объявил, что на юного Малфоя у него большие планы.
И ничего хорошего для Драко Малфоя эти планы однозначно не сулили.
Да, он выбрал этот путь сам. Как ему казалось в тот момент – осознанно, полностью понимая, через что ему придется пройти, если он отправится по этой дороге. Он думал, что готов ко всему. Но, господи, почему же это оказалось так сложно?.. У Драко было столько вопросов – и ни одного ответа. И рядом не было никого, у кого бы этот ответ был.
В самом деле, к кому он мог бы пойти?.. К матери?.. Той женщине, которая когда-то целовала его пухлые еще щеки, дула на разбитые коленки и каждую неделю присылала сладости в школу?.. Каково ей сейчас знать, что её милый мальчик, белокурый ангел, сладкий малыш вырос убийцей, посмевшим отнять чужую жизнь на глазах той, что подарила жизнь – ему?..