– Хватит! Мы не знаем, что вы ищете! – выкрикивает Фелисити. – Nous n’avons rien volé[13].
Разбойник снимает с меня ногу и спиной вперед подходит к Фелисити, продолжая говорить со мной:
– Может, мне ей все пальцы повырывать? Тогда расскажешь?
Он срывает с пояса нож. Вдруг Перси, словно заправский герой приключенческого романа, подхватывает футляр со скрипкой и бьет им как битой. Попадает прямо в голову обидчику, и тот валится наземь. Мигом, будто заводная кукла, оживает Фелисити: хватает с земли нижнюю юбку, накидывает ее на голову мужчине, держащему ее на мушке, и локтем бьет его между ног. Он тоже выбывает из строя. Я поднимаюсь на ноги и пытаюсь куда-нибудь убрести – неясно куда, лишь бы подальше, – но ближайший разбойник хватает меня за воротник и тянет на себя. Ткань давит на шею, я начинаю задыхаться. От страха тянет лишиться чувств, но все остальные уже проявили смелость, и мне не хочется отставать. Я резко разворачиваюсь и впервые в жизни бью – прямо обидчику в подбородок.
Черт, как же больно. Никто никогда не говорил мне, что от удара в челюсть нападающему, оказывается, так же плохо, как и жертве. Мы одновременно извергаем ругательство, и я сгибаюсь пополам. Гремит выстрел, над головой пролетает пуля. Я затылком слышу ее свист. Кажется, мой неумелый удар спас мне жизнь.
– Бегите! – кричит Локвуд. Перси хватает меня за запястье и тащит прочь с дороги, в кусты. Фелисити бежит следом. Она держит в кулаке край юбки, задранной почти до талии; честно, предпочел бы никогда не видеть ног собственной сестры в таких подробностях. Раздается еще один выстрел, и что-то больно бьет меня по затылку. Неужели подстрелили? Нет, это Перси размахивает своей скрипкой, надеясь отбить пулю.
За спиной раздается истошное конское ржание и стук колес. Я не смею оглянуться посмотреть, бегут ли Локвуд и лакей: еще споткнусь о какую-нибудь корягу и упаду, а за нами гонятся. Трещит подлесок – кто-то через него ломится, – звучит новый выстрел, но мы бежим со всех ног. Не знаю, на сколько нас хватит. Я так напуган, что могу на одном страхе добежать до самого Марселя, – но сердце колотится, отдаваясь в легкие, и каждый вздох дается тяжело, с хрипом. Уже саднит горло.
– Сюда, сюда! – кричит Фелисити и тянет меня через засыпанный скользкой листвой бугор. Я теряю равновесие и падаю на задницу, увлекая за собой Перси. Мы оба летим с пригорка, как безумные горные козлы, пытаясь одновременно подняться на ноги и не терять скорости. – Сюда, – шипит Фелисити, и мы вслед за ней прячемся за огромный валун, торчащий между корней старого ясеня, и вжимаемся в холодный камень. Совсем рядом с грохотом проламываются разбойники. Какое-то время еще слышно их вопли, но вот наконец они затихают вдали, сливаясь с птичьим пением.
Мы долго сидим за камнем, шумно переводя дыхание и пытаясь не издавать других звуков. Удивительно, как наше пыхтение нас еще не выдало. Фелисити сидит рядышком и дрожит, и я вдруг с изумлением понимаю, что она вцепилась в мою руку. Сколько лет мы не держались за руки?
Разбойники уходят куда-то совсем далеко, потом возвращаются, но близко к нам не подходят. Наконец их шаги совсем затихают вдали и не слышно ничего, кроме шума деревьев.
Горячка погони понемногу отступает, и руку охватывает ноющая боль. Я осторожно высвобождаю пальцы из захвата Фелисити, несколько раз встряхиваю рукой и морщусь.
– Я, кажется, руку сломал.
– Ничего ты не сломал, – отвечает сестра.
– Мне лучше знать, моя же рука.
– Дай посмотрю.
Я баюкаю руку на животе.
– Не дам.
– Дай сюда. – Фелисити хватает меня за запястье, давит пальцами на ладонь. Я вскрикиваю. – Не сломана, – заключает сестра.
– С чего ты взяла?
– Она почти не опухла. И я кости ощупала, все целы.
Откуда Фелисити вообще знает, каковы на ощупь кости?
– Но в следующий раз, как надумаешь кому-то двинуть, не суй палец внутрь кулака, – добавляет она.
А как правильно драться-то она откуда знает?
Я перевожу взгляд на Перси. Он прижал к животу футляр со скрипкой и сунул пальцы в две дыры от пуль по краям, как будто затыкая пробоину.
– Что нам теперь делать? – спрашивает он.
– Пойдем к карете, – отвечаю я. Вроде все просто.
Фелисити поднимает бровь.
– Думаешь, мы найдем дорогу? Или заблудимся, или на засаду нарвемся.
– Это же просто разбойники, – объясняю я. – Берут деньги и убегают. Они уже далеко.
– Не похожи они на разбойников. Они что-то искали. Решили, что оно у нас, и очень хотели нас за это убить.
– А, так вот чего они хотели! Я немного… напугался и ничего не понял.
– А это что-то правда у нас? – спрашивает Перси.
– Да о чем речь? – спрашиваю я. – Я так и не понял, что они искали.
Фелисити стряхивает с подола платья листик.
– Если кто-то что-то украл, скажите лучше сейчас.
И оба смотрят на меня.
– Я-то что? – возмущаюсь я.
– Из нас троих в такие переделки чаще всего попадаешь ты, – отвечает сестра. – Или, может, кое-кто закинул тебе что-нибудь в карман, пока вы совали друг другу языки в горло?
Я собираюсь было возмутиться, но, каким бы повесой я ни был, изящная формулировка Фелисити вдруг пробуждает к жизни вполне конкретное воспоминание. Я тянусь рукой к карману и нащупываю там шкатулку, которую стащил у герцога Бурбона. Совсем про нее забыл.
– Вот черт.
Перси косо на меня смотрит.
– Что ты еще учудил?
Я сглатываю.
– Для начала прошу заметить, что я не вор.
– Монти… – испуганно начинает Перси.
– А еще, – перебиваю его я, – не забывайте, пожалуйста, как сильно вы меня любите и какой мрачной и унылой стала бы без меня ваша жизнь.
– Что ты такое натворил?
Я достаю из кармана шкатулку, кладу на ладонь и показываю им.
– Кое-что стащил.
– Откуда?
– Ну… из Версаля.
Фелисити выхватывает у меня шкатулку. Диски с буквами стучат под ее пальцами, будто зубы.
– Генри Монтегю, – произносит она, – клянусь, я как-нибудь удушу тебя во сне.
– Да наверняка они что-то другое ищут. Подумаешь, какая-то несчастная шкатулка!
– Это вот, – Фелисити трясет моей добычей у меня перед лицом, – что угодно, но не просто шкатулка.
– И что же это?
– Тут же какой-то шифр? – спрашивает Перси и берет шкатулку у Фелисити. – Если правильно выставить буквы, она откроется. Только нужно знать кодовое слово. – Он несколько раз прокручивает диски и дергает крышку, как будто возможно подобрать шифр с первой попытки. Разумеется, шкатулка не поддается. – В ней, должно быть, спрятано что-то ценное.
– Вот Монти и решил ее спереть – потому что там что-то ценное, – подхватывает Фелисити.
– Да не понял я, что она ценная! – возражаю я. – Все остальное там выглядело куда дороже!
– Конечно, это же Версаль! Почему тебе вообще взбрело в голову ограбить короля?
– Да не короля! Мы уединились не в его покоях.
– Значит, ты украл шкатулку у кого-то из придворных.
– Допустим, но разбойникам-то она зачем?
– Хватит вам, – перебивает Перси и вкладывает шкатулку обратно мне в руку. – Монти ее уже стащил. Время вспять не повернуть, давайте попробуем выйти на дорогу и найти наших спутников. Если они живы. – Последняя его фраза повисает в воздухе. Я с ужасом понимаю: если разбойники действительно искали эту самую шкатулку, то в возможной гибели наших спутников буду виноват я один. – Как думаете, далеко до Марселя?
Вопрос предназначается мне, но я не помню и смотрю на него невидящим взглядом.
– Локвуд сказал, что ехать неделю, – припоминает Фелисити. – Прошло пять дней, наверно, осталось немного. Думаю, нам стоит выбраться на дорогу и идти в сторону Марселя. Если Локвуд спасся, разыщем его там.
– И как мы выберемся? – спрашиваю я. – Где вообще дорога?
– Монти, лучше проверь еще раз, не сломал ли руку, – предлагает Фелисити. Как будто я ребенок и меня надо занять игрушкой, чтобы не мешал взрослым разговаривать. Я награждаю ее недовольным взглядом, но она уже осматривает ближайшие деревья и не обращает на меня внимания.