– Можно сказать, что вы нажали на спусковую кнопку? Ведь Ельцин выступил уже после вас?

– Я думаю, Ельцину эта спусковая кнопка не была нужна. Какую бы грязь ни лили на Бориса Николаевича и что бы там ни говорил новый российский президент о «трагедии советского народа» (речь о распаде СССР. – Аркадий Дубнов), Ельцин для меня остается настоящим русским. Может, у него и были слабости, которые не украшают великого человека, но он был по природе целостен и не менял своих убеждений в угоду кому-то.

Хочу пояснить свой энтузиазм в Беловежье: ведь это я пригласил туда Ельцина – за полтора месяца до тех событий, 20 октября 1991 года, находясь в Ново-Огареве. Я давно хотел позвать его, но никак не получалось остаться с ним один на один. В Ново-Огареве была золотая осень, и мы с Борисом Николаевичем пошли искать Горбачева по красивейшим местам. Я сказал: «У вас здесь великолепно, но у нас другая красота, более суровая. Вы ведь охотник – приезжайте к нам!» Он ответил: «Знаешь, с большим удовольствием».

«Знаешь» – это я неправильно сказал. «Знаете». Ельцин никогда ни к кому при мне не обращался на «ты». И никогда не ругался. И вот он говорит: «Я с удовольствием приеду. Пусть наши службы согласуют даты». Я его звал, чтобы выпросить нефть и газ. Я хотел сказать Гайдару: «Я ваш горячий сторонник и всецело за рынок, но потерпите чуть-чуть с рыночностью, потому что у нас нет ни денег, ни кредитов, ни доверия со стороны кредиторов. Дайте нам немного нефти и газа, чтобы мы не заморозили своих людей».

– Создается ощущение, что к Беловежским соглашениям привело невероятное совпадение случайных фактов.

– Знаете, мне кажется, что тогда сама обстановка готовила к этому. Я тогда прочитал несколько книг о том, что такое СССР (Амальрика, Солженицына), узнал много непубликовавшегося о депортации крымских татар, чеченцев. Все это требовало радикального решения, а не разговоров в духе «сгладим недостатки». Кстати, процесс осмысления, чем же являлся СССР, продолжается по сей день. Я думаю, что те политики, которые заявляют, что творчески подошли к процессу, в большинстве случаев ошибаются. Надо очень хорошо освоить политическое ремесло. А вот гениальные политики – например, Бисмарк или Черчилль – действительно были творцами и находили верные решения, естественно, в интересах своих стран.

Участники митинга против ГКЧП в Минске на площади Ленина (сейчас – площадь Независимости), август 1991 года

– В октябре 1991 года в Ново-Огареве вы выступили против проекта Союзного договора, поскольку сочли его внутренне противоречивым. Вы это сказали Горбачеву?

– Нет. Я понимал, что по сравнению с ним я сопля, простите за такое выражение. Он великий, опытный, он Европу объединил! Что я могу ему сказать? Меня в тот момент подбадривало величие Баха, который говорил, что не занимается творчеством, а переписывает и аранжирует Вивальди для церкви, где играет. Я говорю: «Михаил Сергеевич, у нас сейчас в Беларуси очень грамотный Верховный совет (это была правда). Они очень подкованы политически и сразу же заметят, что вы не соблюдаете словарных дефиниций и называете конфедерацией унитарное по сути своей государство». Я к Горбачеву относился с большой долей недоверия, потому что он очень плохо выступал в 1986 году по поводу Чернобыля. Он врал. Глава государства должен был сказать: «Люди, надо делать то, то и то, чтобы у нас было меньше потерь, чтобы снизилась коллективная доза [радиации]». Я это знал как профессионал, как заведующий кафедрой ядерной физики. Но он этого не сделал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.