Вот они стояли на пляже в Калифорнии с урной праха. Стюарт и Абрам стояли впереди всех, отец держал прах своего сына, а Стюарт говорил речь. Абрам не слушал, что он говорил, ему было плевать.

Закончив свою речь, Стюарт спросил у племянника:

— Что-нибудь скажешь?

— Нет. Ничего не скажу. Хочу съебаться как можно быстрее. — сказал Абрам, стоя с гордо поднятой головой, будто в вазе и не прах самого дорогого для него человека.

Стюарт выглядел рассерженным. — Ты бы мог хоть бы попытаться выдавить из себя жалость. Всё-таки твой сын, как-никак. Не заставляй меня думать, что ты сын своего отца.

Абрам нахмурился и сделал своими губами грустную рожицу, будто играясь.

— Ты даже не чувствуешь своей вины в этом, Абрам. — сказал Стюарт. — А вина ведь твоя. За твоим ребёнком смотрела непонятная девка! Я говорил тебе, чтобы ты оставался в Лондоне! Нет, тебе надо было обратно в Америку! Во всём виноват только ты.

Абрам поджал губы, глядя в пустоту, а затем сказал:

— Всё высказал? Тогда я, пожалуй, начну, а то у меня много работы. — он осторожно развеял прах над морем, всучил Стюарту вазу и направился к тому самому месту. Он прикоснулся ладошкой к месту, где похоронил кости матери когда-то, а затем сел в свою машину и уехал. Уехал от места, где похоронены два самых важных в его жизни человека: его мать и его сын.

Было больно. Было много мыслей. Много проблем. Было полно, было пусто. Но Абрам всем своим видом показывал, что он в порядке. И он в порядке до тех пор, пока не сдохнет.

Он зашёл в свою квартиру, кот его встретил протяжным мяуканьем, тоже скорбя, но Абрам не обратил на него внимания, лишь зашёл в ванную комнату, закрыв дверь. Было тяжело, даже тоненький ножик в его руке ощущался как тяжёлый топор, которым он отрубил голову Натана.

Абрам посмотрел на себя последний раз, усмехнувшись своему жалкому отражению.

Первый надрез: Всё ещё больно, проблемы всё ещё существуют, чувств всё ещё много, а чувство вины такое же сильное, а мысли, как и сознание потихоньку увядают.

Второй надрез: Боль уходит, проблемы не кажутся значительными, чувства начинают исчезать, вина всё ещё чувствуется, а мысли больше не посещают голову.

Третий надрез: Больше не больно. Проблем нет. Чувства исчезли. Вина существует, а вот мыслей больше нет.

Тело коснулось пола, дыхание начало замедляться.

— Нил! Нил! — кричал Стюарт, пытаясь остановить кровь. — Не отключайся, Нил! Прости меня! Прости меня, пожалуйста!

Какое идиотское слово «пожалуйста». Почему-то люди считают, что если наговорил всякой хуйни, то можно сказать только это слово, извинившись. И они считают, что вся хуйня пройдёт? Хаха. Смешные.

Нил отдёрнул нож. На грабли наступать нельзя. Нельзя.

Дверь слетела с петель.

— Блять! — воскликнул Ники.

— Абрам, смотри на меня! Абрам! Мы можем тебя коснуться? — спросил Эндрю, глядя в затуманенный взгляд Нила.

— А знаешь, Эндрю, я ведь тоже ненавижу слово «пожалуйста». Вы можете меня коснуться. — вымученно улыбнулся Нил и потерял сознание.

***

Очнулся Абрам от того, что к его лбу прикладывают компресс.

— Что случилось? — спросил он, осознав, что лежит на кровати, обмотанный в гору полотенец и одеял.

Эндрю посмотрел на него со смесью беспокойства, раздражения и страха в его безразличном лице. — Ты закрылся в ванной, залез в ледяную воду и кричал, громко и больно, Абрам. — тихо сказал он. — Я могу к тебе прикоснуться, Нил? Да или нет?

— Да, Эндрю. — хрипло сказал Нил.

Эндрю осторожно провёл рукой по рыжим волосам, ощущая всю их мягкость. — Ты устал, Абрам. Ты сильный человек, но даже самые сильные устают. Тебе нужна помощь.

— Остальные знают? — спросил Нил, игнорируя фразу блондина.

— Только я, Ники и Рене. Больше никто. Остальные думают, что ты просто приболел. Нил, сходи к Бетси, поговори с ней.

— Нет, Эндрю, я не могу. — сказал Нил. — И я в порядке. Мне не нужна помощь. Уже завтра всё пройдёт, хотя мы можем поехать к тому мужчине и сегодня.

— Сегодня ты отдыхаешь, Абрам. И это не обсуждается. — не принимая возражений, сказал Эндрю. — Если не хочешь принимать помощь, то просто выпей этот успокаивающий чай и ложись спать, я позабочусь о том, чтобы тебя никто не побеспокоил до завтра. — Миньярд протянул чашку с ромашковым чаем. Нил выпил горячий напиток полностью, даже не скривившись от температуры напитка. — Отдыхай, Нил. — прошептал Эндрю.

— Останься. Не уходи. — попросил Нил.

Эндрю замер посередине комнаты, а затем, будто очнувшись, сказал:

— Я никуда не уйду, Абрам.

— Обещаешь? — с надеждой в голосе спросил Нил.

— Обещаю.

***

— Папа, а кто твой кумир? — спросил Тодд, обнимая отца за ногу.

Нил задумался. У Натаниэля кумиром был отец. У Абрама мать, а у Нила?

— Мой кумир — ты. — улыбнувшись, сказал Нил.

— А мой кумир ты, папа. — сказал Тодд.

Нил сел на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребёнком, и обнял его.

— Я люблю тебя, папа. — тихо сказал мальчик, прижимаясь к мужчине.

— И я люблю тебя, Лисёнок. — прошептал Нил, поцеловав мальчика в макушку.

========== 10. ==========

Эндрю не знал никого, кто был бы так силён, как Абрам Хэтфорд. Этот высокомерный, грубый, красивый рыжеволосый мужчина оказался столь травмированным и одиноким, его хотелось обнять и защитить от всего мира, от всех, кто сделал ему больно. Эндрю не знал бóльшую часть его жизни, но он не думал, что она была хорошей. Сейчас Нил лежал в груде одеял и полотенец, крепкой хваткой держась за руку Эндрю, он был столь открытым и уязвимым, но не боялся этого, как боится Эндрю.

Не бояться быть уязвимым = Быть самым смелым человеком.

Эндрю таким себя не считал.

— Нет…нет! — вскрикнул во сне, Нил, крепче ухватываясь за руку Эндрю. — Тодд,..солнышко,..прошу,..прош…тебя,..прошу,..очнись!…Открой глазки, Лисёнок… — с каждым словом, сказанным Нилом, сердце Эндрю сжималось всё больше и больше. — Что?…куда вы его забираете? Куда?! КУДА ВЫ УНОСИТЕ МОЕГО СЫНА?! Нет,..вы лжёте, он не мёртв,..он просто спит,..да,..он…просто…уснул…Давай..Тодд,..просыпайся,..солнышко. — Эндрю не мог слушать этот отчаянный шёпот, переходящий в сдавленный хрип. Поэтому он погладил Нила по лбу, в надежде успокоить. И это получилось. Дыхание мужчины выровнялось и он перестал ворочаться и говорить во сне. Эндрю облегчённо выдохнул.

— Эндрю, или спать. — сказал Ники, заглядывая в комнату.

Он не мог. Не мог нарушить данного им же обещания.

— Я буду сидеть здесь. — сказал он.

Ники удручённо вздохнул и спросил:

— Как он?

— Он «в порядке». — усмехнулся Эндрю. — Точнее сказать, он в полном дерьме, помощь не принимает.

— Он когда-нибудь сорвётся… — тихо сказал Ники, подходя ближе.

— Мы ничего не сможем с этим сделать, если он не пойдёт на терапию. Она ему необходима, он сойдёт с ума без помощи.

— Ему нужно к Бетси.

Эндрю усмехнулся. — Он уничтожил всю информацию о существовании своего сына, ты думаешь, что он пойдёт и расскажет об этом левому человеку, пусть даже и психологу? Мне, чтобы довериться ей, потребовалось полтора года, а ему потребуется ещё больше.

— И что делать? — спросил Хэммик.

— Ждать, Ники. Ждать, когда он обратится за помощью.

И никто из них не узнает, что Абрам хорошо слышит во сне.

***

Уже с утра не существовало отца, скорбящего по своему ребёнку. Абрам, резкий и холодный, снова вышел на сцену.

— С добрым утром, Абрам. — улыбнулся Ники, отвлекаясь от готовки. Присмотревшись, Нил понял, что Хэммик жарит блины.

— Утро. — хрипло ответил Абрам, проходя в ванную комнату, дверь в которую была приоткрыта.

— Привет. — сказал Эндрю, который в это время брился.

— Здравствуй. — еле видно улыбнулся Нил. — Я потесню тебя. — это был не вопрос.

Эндрю усмехнулся. — Рад, что тебе лучше.

— Моё состояние вчера — чистое недоразумение. Такого больше не будет.