– Что я сделал не так? – спрашиваю я.

Женевьев кладет ладонь мне на щеку – явно из жалости:

– Я все-таки поеду в лагерь для художников, тупой придурок. Конечно, я пропустила все сроки, но кто-то отозвал заявку, как раз когда я позвонила. Уезжаю на следующий день после дня рождения. Кстати, жду не дождусь узнать, что ты мне на него придумал.

Похоже, я правда тупейший из всех тупых придурков. А еще – самый везучий тупой придурок, потому что моей девушке абсолютно не насрать на свое будущее. И она не бросит меня, даже если я не очень в постели.

Ну, надеюсь.

– Пожалуй, я тоже буду скучать, – отвечаю я. Звучит круто. Почти как когда принцесса Лея призналась Хану Соло в любви, а он ответил: «Я знаю».

Ладошка, жалостливо лежавшая у меня на щеке, сжимается в кулак и врезается мне в плечо. И, пожалуй, ударила бы в лицо, скажи я, что еще ничего не придумал на ее день рождения. Я не могу выбрать что-то дорогое, потому что до конца месяца надо подкинуть маме денег на квартиру.

– Ты, наверно, мечтаешь весь день рождения сидеть в парке и ждать первую звезду…

– Кстати да, было бы идеально.

– Не, скукота! Давай лучше вломимся в НАСА и будем лапать друг друга в невесомости!

– Нереально. И опасно.

– А по-моему, офигенная идея!

– Аарон, этот спор тебе не выиграть.

Женевьев с улыбкой встает и уходит. Я кидаюсь в погоню:

– Да ладно, наверняка где-нибудь у НАСА найдется парочка звезд…

Великий спор «НАСА или парк?» закончился нечестным ходом Женевьев: она опустилась до «потому что я так сказала». Мне, конечно, ни в жизнь не добраться до НАСА, но все равно нечестно.

Уже темнеет. Наверно, девятый час. Повсюду валяются разноцветные лоскутки – остатки боя на шарах с водой. Вокруг мангала с маршмеллоу кружат золотые светлячки. Женевьев впервые пробует жареный зефир – я запечатлеваю исторический момент на хреновую камеру телефона. Женевьев морщится, показывает опущенный вниз большой палец:

– Подгорело! – И выплевывает угощение.

– Настоящая леди, – замечает Нолан.

Женевьев показывает ему средний палец.

– Еще какая!

Парни хором гудят: «О-о-о-о-о!» Я доедаю остаток ее зефиринки. Брат продолжает резаться с друзьями в карты под фонарем, мама пытается вести светскую беседу под грохот сальсы, чьи-то отцы играют пивными бутылками в баскетбол (вместо кольца – мусорка)… а вокруг потерянно слоняется мой новый знакомый Томас.

Я отлепляю руку от плеч Женевьев и бегу к нему:

– Йо!

– Длинный, ну слава богу! – Мы стукаемся кулаками. – Ищу тебя, ищу… Тут что, чей-то день рождения?

Я тыкаю пальцем в свою футболку; видимо, при первой встрече он не прочел надписи:

– День семьи. Мы, жители комплекса «Леонардо», празднуем его каждый год. А в «Джои Роза» что-нибудь такое бывает?

– Не-а. Ничего, что я пришел? Если тут тусовка для своих, я уйду. – Он растерянно оглядывается; у него на лбу огромными буквами проступает: «Да, знаю, я чужак».

– Расслабься. Пойдем, с друзьями познакомлю.

Мы идем к нашим.

– Йо, это Томас! – Женевьев переводит взгляд с меня на него и обратно. – А это Женевьев, моя девушка.

– Привет, – произносит Томас. – Всех с Днем семьи. – Парни вяло машут и кивают.

– Давно вы знакомы? – спрашивает Малявка Фредди.

– Пару часов назад столкнулись. Он как раз расстался с девушкой, и я подумал, ему не повредит поиграть и расслабиться.

– Стоп, – садится Деон. – Не тебя я сегодня у ворот видел? – Он пихает локтем Брендана: – Это он же послал нас в Уголок Трупов?

– Так вот как вы его зовете… – Томас прикладывает одну ладонь к сердцу, другую вытягивает вверх. – Каюсь, это был я. Помог немного Длинному, он совсем потерялся.

– Где живешь? – спрашивает Дэйв Тощий.

– В соседнем комплексе. «Джои Роза».

Наши переглядываются. Мы с парнями из «Джои Роза» много лет сремся, и когда они без приглашения заявляются к нам, то нарываются на драку, но я вижу, что Томас не такой.

Дэйву Тощему на всякие там разборки плевать:

– Знаешь Троя? Они с Вероникой еще вместе?

– Знаю, но не фанат, – отвечает Томас. – Как-то раз мой сосед Андре на него за что-то злился и спросил Веронику, что она в нем нашла. Я сам слышал – она даже не поняла, о чем он.

– Ура! – прыгает от радости Дэйв Тощий. – Так и знал, что этот мудак наврал! Позвоню-ка ей.

Томас чешет в затылке:

– Чувак, не хочу тебя расстраивать, но теперь она встречается с Андре.

Дэйв Тощий мешком падает обратно на скамейку; мы ржем.

– Чем кончилась «Дикая охота»? – спрашивает меня Томас. – Ты выиграл?

– Через десять минут попался, – признаюсь я, сажусь к Женевьев и беру ее за руку. Она вдруг высвобождает ладонь – и подставляет ее светлячку. Когда они не светятся, про них легко забыть. А потом они внезапно прилетают снова. Чем-то они напоминают боль утраты.

– А вы знали, что светлячки мерцают, чтобы найти, с кем спариваться? – спрашивает Томас.

– Не, – отвечаю я. – В смысле верю, что это правда, но не знал.

– А прикиньте, мы бы тоже могли привлекать партнера светом? А то приходится душиться одеколоном, так что на пятнадцать метров дышать нечем. – Странно, его одеколон же нормально пахнет.

– Аарон и Женевьев вот уже вовсю спариваются, – шутит Нолан.

Женевьев снова показывает Нолану средний палец:

– А вы знали, что мерцанием светлячки еще и еду приманивают? Прикиньте, это как если девчонка крутит перед тобой задом, заманивает в темный переулок и там съедает!

– Дичь, но прикольно, – отвечаю я и обнимаю ее за плечи. Надеюсь, мне она голову в темном переулке не откусит. До сих пор я и не думал сравнивать девушек с голодными светлячками-хищниками.

А-Я-Псих давит на Малявку Фредди, чтобы тот купил в «Лавочке вкусной еды» новый мяч для гандбола: мы играли в бейсбол и забросили старый на крышу. Они долго переругиваются; вдруг Томас достает из кармана доллар и протягивает А-Я-Психу. Типа в благодарность за то, что пустили на свой праздник. А-Я-Псих кивает – «спасибо» не говорит – и сует деньги Малявке Фредди. Тот скалится: с одной стороны, круто уже то, что ему не придется тратить свои деньги, с другой стороны, его все равно сделали мальчиком на побегушках. Вернувшись с мячом, он швыряет его А-Я-Психу:

– И чего теперь?

– Суицид! – низко рычит А-Я-Псих. Звучало бы дико, даже если бы он разговаривал нормальным голосом. Впрочем, он вовсе не предлагает нам всем наложить на себя руки с помощью мяча, потому что это, во-первых, было бы бестактно по отношению ко мне (хотя ему плевать), а во-вторых, невозможно.

Женевьев оглядывает нас, как будто попала в секту и А-Я-Псих – наш духовный лидер.

– Игра такая, – вздыхаю я.

– Игра заканчивается, когда остается один игрок, – объясняет моей девушке Брендан.

– Жесть какая, – отвечает она.

– Если хочешь, в тебя можем не кидать, – предлагает Малявка Фредди.

И правда, у нас есть правило для мелких и девушек: когда они бегут, мы кидаем мяч не в них, а в стену; успели кинуть – они выбывают.

– Лучше посиди посмотри, – предлагаю я. Не хочу знать, что будет, если ей в спину зарядит мячом А-Я-Псих.

– Справлюсь как-нибудь, – возражает Женевьев.

– Играл когда-нибудь? – спрашиваю я Томаса.

– Когда-то играл.

Мы собираемся у стены под моим окном. На стекле собрался белый пар: у нас хреновая вентиляция или типа того. На подоконнике громоздятся награды отца, куча комиксов и пара моих тетрадей с набросками.