А однажды приволокла из своего мира корзину яблок и пакеты с замороженной клюквой — и испекла парочку огромных пирогов. На один внушительный ароматный кусок самолично выловила-таки Огнеяра. (Потом еще пару раз успешно «прикармливала» с рук, так что парень больше от нее не шарахался почем зря, хотя и сильно разговорчивее тоже не стал). Другой же кусок отложила заработавшемуся Зимославу в качестве позднего ужина, сопроводив запиской, что это за ягода такая. (И пусть над запиской из нескольких слов пришлось помучаться, а потом пережить смущающий момент, когда попросила Огнеяра проверить ошибки, но всё-таки для Вари и это тоже стало своего рода достижением).

Вот только успехами в романтическом плане она похвастаться не могла, к великому своему огорчению.

Да, Зимослав не сидел дома. Но! Даже короткие встречи Варя старалась использовать с пользой. Вернее, с корыстным интересом.

Каждый день королевич заходил в ее гостиную, чтобы забрать заряженные накопители из шкатулочки, специально для этого поставленной на подоконнике, и положить амулеты опустошенные — такой вот круговорот камушков получался. Если ему приходилось отправляться по делам очень ранним утром, Зим крался на цыпочках, чтобы не разбудить невесту. Но всё чаще Варя успевала подловить его — и встречала то в сорочках или пеньюарах, как будто только спрыгнула с кровати, то в «домашних» нарядах, принесенных из своего мира. И, сказать честно, поначалу шортики и маечки, пижамки из тонкого трикотажа или юбки выше колена заставляли королевича замирать на мгновение, хмуриться, смущаться. Но очень быстро он привык к эпатажным привычкам своей невинно хлопающей ресницами суженой и перестал краснеть, нервно дергать бровью и запинаться. Определенно, правящий принц отличался профессиональной выдержкой.

Утренними провокационными приветствиями Варя, понятно, не ограничивалась. По вечерам она поджидала жениха, расположившись в своей гостиной с книжкой, ноутом или смартфоном — и оставив дверь на лестницу открытой. По привычке Зим сперва поднимался к себе, чтобы помыться-переодеться, затем либо отправлялся ужинать к бабе Вере, если было не слишком поздно, либо вызывал Огнеяра, чтобы тот принес ужин в комнаты. Теперь же в первую очередь ему приходилось заворачивать на Варин этаж, ибо проигнорировать ее самоотверженные бдения было бы крайне невежливо. А потом или они вместе под руку отправлялись ужинать — или оставались здесь же, в уютной гостиной, и разделяли полуночную трапезу только на двоих. (В определенный час Варя сама накрывала стол, чему Огнеяр был только рад, ведь ему больше не приходилось бегать по этажам среди ночи). В последнем случае Варя повторяла маневр с причудами в нарядах, чередуя пенные кружева с обтягивающими джинсами и с парадными платьями, якобы примеренными от скуки просто так, чтобы моль в сундуках не завелась. Зимослав старательно прятал усмешку, ибо актриса из Вари была никакая.

Но он не жаловался на ограниченный ее вкусом выбор блюд и безропотно поглощал Варину стряпню, неизменно расхваливая старания и подмечая успехи вроде не подгоревших котлет или в меру подсоленного рагу. Часто и сам приносил пирожные из столичной кондитерской. Иногда, по настроению, добавлял на десерт густой ликер или ароматную наливку из бездонных дедовых кладовых — не выпивки ради, а лишь по рюмке к чаю в качестве «жидких конфет». (Едва початую бутылку Варя потом «забывала» у Росаны или на кухне, ибо Зим ценил разнообразие вкусов и через несколько вечеров в любом случае откупоривал следующую).

За столом они беседовали, много и о пустяках — Варя рассказывала о своем прошедшем дне и успехах в чародействе. Он жаловался на деятельных министров, эгоистичных придворных и жадных лендлордов. Давал неплохие советы касательно колдовства, если, конечно не увлекался чересчур объяснением теории, тогда Варя переставала слушать, а просто любовалась и кивала.

В ответ на ее наряды Снежен тоже стал позволять себе вольности в одежде — спускаясь к ужину, забывал надеть камзол, потом и жилеты ушли в отставку вместе с крахмальными шарфами и шейными платками. Свободная рубашка с незастегнутым воротом или просторный сероватый блузон крупной вязки вкупе с домашними мягкими штанами и стоптанными тапками-сапожками сводили Варю с ума, настолько велик был контраст с королевичем утренним, чопорным и изящным, застегнутым на все пуговки. А еще ее в жар бросало от вида влажных после ванны сиреневых вихров — как они начинали трогательно пушиться, высыхая…

И всё равно ежедневных свиданий Варе было мало.

Всё чаще ее посещала мысль, что пересечь френд-зону в их отношениях будет очень и очень трудно — Снежену, похоже, всё нравилось, как есть. А ей самой схватить его за уши и поцеловать от всей души — не хватит духа даже после бутылки ликера. Каким-то образом ему удавалось и зачаровать ее, и заморозить одной улыбкой…

__________

— …Открыть бы портал вроде этого да и выпнуть белогорцев куда подальше, — сердито проворчал Огнеяр Тихун, хмуро взирая на дыру в воздухе. Та разевала свою пасть всё шире, расползаясь просторными воротами.

— Нельзя, — назидательным тоном отозвался Будигор. — Они живут на своей земле, нет у нас права лишать их исконного дома.

— А чего тогда к нам постоянно лезут? Надоели, — буркнул Тихун. Сорвал колосок травы, принялся обдирать.

Парни сидели на пригорке, на почтительном расстоянии от стихийного прорыва пространства. Зимослав запаздывал — министры, видать, вцепились клещами. Но ничего, в этот раз промедление не страшно: дыру Тихун почуял заблаговременно, так что открылась она практически у них на глазах, расширялась сравнительно медленно, пространство не пыталось вывернуться противно законам материи. Оттуда лезли только мелкие панцирные зверюшки — настороженно выглядывали в здешний мир, принюхивались, пугались громкого Белокрасовского «Кыш отсюда!» — и сигали обратно восвояси. Лишенные магической ауры, нездешние тварюшки и не ушли бы далеко, ограждающее кольцо, поставленное Огнеяром, не позволило бы им разбежаться по округе. Вот бы все стихийные дыры им такие же попадались пустяковые!

Одно не давало Алоясу покоя: тамошние звери оказались незрячими — слишком жестокое солнце сияло в том мире. Даже те лучи, что проливались на здешнюю почву, в короткое время спалили траву до желтой трухи, очертив полукруг «порога». Похоже, в том мире выживали лишь растения с толстой кожурой, а звери защищались костяными щитками.

Вихрь подошел к расплывчатым краям, вытянул руку, пробуя атмосферу на той стороне. И быстро отдернул — кожа покраснела, зачесалась.

— Венцемир, захватил мазь от ожогов?

— Разумеется. И перчатки, и шлем с забралом из черного стекла. Пузырь с воздухом не требуется, я так понимаю.

— …Вот в такую бы палящую пустыню да всех белогорцев, — не унимался Огнеяр.

— Ты сам знаешь, Великая Матерь посчитала бы это убийством и сурово тебя покарала бы за преступление против чужой жизни, — покачал головой Будигор.

— А им нас убивать можно! — взвился Тихун. Только тема мести могла заставить молчаливого парня повысить голос. — Наши военные колдуны способны лишь держать защиту. Если кто попробует с помощью дара убить врага — он окажется проклят. Это несправедливо! Белогорские ведуны несут смерть нашим воинам, а мы не можем им ответить тем же!

— У нас есть солдаты, которым не нужны чары, чтобы оказать достойный отпор, — сказал Будигор. — Нашим магам нет необходимости очернять свой дар.

— Белогорцы верят в других богов. И магия у них иная, — напомнил подошедший к ним Вран. — И в этом есть хорошая сторона — им не нужна энергия, которой подпитываются наши чародеи. Нашим не подходят вибрации, необходимые их шаманам. Даже в отношении колдовства мы абсолютно различны. Если когда-нибудь удастся понять, что же они ищут на наших землях, мы легко сможем заключить мирное соглашение, ведь по сути нам с ними совершенно нечего делить.

— Напомни им об этом, когда они явятся нынче зимой, — проворчал Огнеяр.

— Против нас настроены лишь некоторые кланы, — терпеливо втолковывал младшему товарищу Будигор. — И то внутри семей нет согласия, иначе к нашим границам явилось бы такая армия, что нам пришлось бы звать на помощь Белозорье и Вольнополье вместе взятые. Только кажется, будто на суровых склонах с трудом выживают крошечные деревеньки — на самом деле белогорцев много, очень много…