Вам когда-нибудь приходило в голову, что в Новый год, во время позитивно-волшебного безумия с гирляндами, елками, свитерами и фильмами, всю эту тонну добра незримо подпирают иные силы. Силы, без участия которых мир мог бы захлебнуться ожиданием счастья. Силы, рождающие баланс, гармонию… И кое-что похуже.

Я поняла это, когда мне за считанные предновогодние дни пришлось потерять больше, чем я потеряла за всю свою жизнь.

Эта история началась пятнадцатого декабря прошлого года. Я все еще не дышала «атмосферой новогодних чудес». Все еще не дергалась в шопоголических судорогах у витрины с ватными дедами морозами. Не тащила домой новых елочных рыбок, белок и мишек.

Я не чувствовала праздника. Мой муж уехал в гости к сестре в Сочи. Две недели мне предстояло прожить одной.

Наш дом – один из многих на длинной улице частного сектора. Разношерстные жилища жмутся друг к другу боками и заборами. Заглядывают прохожим в глаза своими подслеповатыми ставнями. Дома поновее высокомерно боченятся, но по сути живут той же сонной, меланхоличной жизнью.

На этой улице я выросла.

Говорят, что люди, которые пожили в частном доме, ни за что не променяют его на квартиру. У меня же все было наоборот. Я жила мечтой о «муравейнике», где над тобой люди, рядом с тобой люди и под тобой тоже люди. А не что-то непостижимое, холодное и подозрительное. Что-то, от чего потеют ладони, когда ты вдруг слышишь случайный шорох на чердаке. Или скрип половиц в соседней комнате, которому неоткуда взяться. Или чей-то тяжкий вздох за твоей спиной, который некому издать.

Никто из близких не разделял моих страхов. Поэтому мне пришлось запереть этот прохладный ужас внутри себя. По крайней мере, мне удавалось не говорить о нем, когда слова просились наружу.

Прошло всего несколько месяцев, с того момента, когда я впервые поймала странное чувство, будто меня постоянно кто-то рассматривает, принюхивается, изучает. Ощущение было не из приятных, но я легко справлялась с ним, обращаясь к здравому смыслу моего всегда трезвого и чрезвычайно рассудительного супруга.

– Тебе надо больше отдыхать, – говорил Игорь и заставлял ложиться спать пораньше, когда я пыталась убедить его, что слышала чей-то смех в соседней комнате.

Если я жаловалась на шорох где-то наверху, Игорь лез на чердак и притаскивал за шкирку огромного бездомного кота, который решил там переночевать и поохотиться на пару-тройку местных мышат.

– Вот он, твой злой дух, – смеялся муж, а за ним смеялась и я, глядя, как облезлый мурзик улепетывает от нас, пытаясь удержать в зубах сразу три мышиные тушки.

Так вот, к чему это я. Мне пришлось остаться на две недели в полном одиночестве в доме, который, как мне казалось, рассматривал меня, обнюхивал и изучал. И пока все наряжали свои елки и окна, я замирала от тревоги всякий раз, когда переступала домашний порог.

Из новогоднего декора у меня был только стеклянный шар на подставке со снеговиком внутри. Он стоял на книжной полке круглый год, подпирая стопку визиток Игоря. Круглый год – не потому что мы как-то особенно любили эту игрушку. Просто забывали убрать на чердак вместе с остальным новогодним хламом. Впрочем, не буду лукавить, мне нравился этот шар. Иногда я без повода подходила, чтобы потрясти его и напридумывать себе всякого, глядя на порхание крошечных снежинок вокруг беззаботного снеговика.

Почему я заговорила про него? Дело в том, что в этой истории шар со снеговиком занял слишком много места.

Все началось с того, что его чиркнул хвостом Кактус. Шар гулко ухнул на паркет подставкой кверху и стал раскачиваться, как детская неваляшка. Тогда я поставила его обратно на полку и пошла прогуляться перед сном.

В тот вечер почти в каждом окне бесновались огоньки гирлянд, и наш дом выглядел черной дырой среди этого мигающего и подмигивающего праздничного разнообразия. Я бродила по улице взад-вперед и думала о том, что, может быть, у нашего дома появилась душа? А, может, душа есть и у всей улицы? Может, она мечется от дома к дому, пробует жильцов на вкус и на запах, потом летит дальше в поисках чего-то… Чего?

Вернувшись домой, я обнаружила шар в коридоре на полке у зеркала. Снеговик был повернут ко мне спиной и смотрел на свое отражение. Неужели я забыла поставить его на место и принесла в коридор?

– Привет, – зачем-то поздоровалась я с запертым в стекле символом зимы.

Я вдруг подумала, какое странное и несимпатичное создание этот снеговик. Черные глаза и кривоватый рот застыли в немой радости. Все нарисованное, неестественное. Все, кроме крошечного желтого шарфа, связанного филигранно-аккуратно, вероятно, гномьими спицами. Я взяла шарик в руки и хорошенько встряхнула его. Со дня поднялась густая блестящая муть. На секунду мне показалось, что снеговика внутри нет. Лишь кисточки шарфа мелькали в искусственном снегу, словно в замедленной съемке.

Наверное, я держала шар в руках так долго, что он стал горячим. Вы скажете, что нельзя нагреть руками предмет до обжигающей температуры. И, вероятно, будете правы. Но я клянусь, он был таким горячим, что я бросила его на пол, как раскаленную вилку, забытую на сковороде.

Шар вновь упал подставкой кверху и закачался целой и невредимой неваляшкой. Я наклонилась, чтобы его поднять и обнаружила, что бока его по-обычному прохладны. Чтобы прогнать температурный морок, я прижала шар к щеке и глубоко вдохнула.

Мне захотелось выпить и обнять Кактуса. Конечно, в тот момент я предпочла бы объятия мужа, но нас разделяли сотни километров, поэтому кот был спасением.

– Кыс-кыс! Кактус! Кактус!

Кактус не отзывался. Подлое, эгоистичное создание.

Я спешно налила себе полный бокал красного сухого, открыла банку консервированной кукурузы (единственное, что я готовила к Новому году, так это холодильник) и уселась перед телевизором. Но мне хотелось занять себя еще сильнее. Тогда я взяла в руки томик «Овода» – мою любимую книгу, которую я читала всегда, когда мне нужно было привести в порядок мысли.

Я нащупала закладку-веревку, открыла книгу примерно на второй трети читательского пути и побежала глазами по желтоватым страницам, но никак не могла сосредоточиться. Перелистывала страницы и раз за разом возвращалась назад, чтобы поймать идею. Мне это не удавалось. Мысль рвалась и я ничего не могла с этим поделать.

Я посмотрела в полупустой бокал и подумала, что бы об этом сказал Игорь. Но Игорь был далеко, поэтому я налила еще вина и вернулась к книге.

Я никогда и никому в этом не признавалась (только Игорю), но мне казалось, что после двух бокалов вина я соображала быстрее, чувствовала острее и вообще становилась кем-то вроде человека-икс в ментальном плане. Это сработало и в тот раз.

Лист! До меня наконец дошло, что из книги исчез лист. Я читала двести семьдесят первую страницу, а потом резко оказывалась на двести семьдесят четвертой.

Я провела пальцем по тому месту, где должна была находиться пропажа. Ни следа. Корешок крепко держит все листы вместе, и если бы страницу кто-то вырвал, то точно осталось бы «мясо».

Тем вечером я выпила еще пару бокалов и заснула на диване в кухне. Кажется, ночью Кактус сменил высокомерие на ласку и какое-то время полежал у меня в ногах.

Проснулась я, когда часы показывали половину четвертого утра. Кота на диване уже не было, а на столике у дивана стояла пустая бутылка вина, опрокинутый на бок бокал и… Шар со снеговиком. Возможно, я бы не придала его появлению на столе значения. И даже подумала бы, что сама зачем-то притащила его в кухню. Вот только его присутствие здесь было не самой главной странностью.

Дело в том, что внутри шара не было снеговика!

Как я ни крутила, как ни трясла проклятую игрушку, обнаружить пропажу не получалось. Когда я наконец оставила шар в покое, на дне в ворохе блесток я рассмотрела желтый шарфик.