– Тогда главного давай, – не унимался морячок, который явно собирался добиться своего.
– А чего ты хотел-то? – сдвинув брови, заорал на матроса сержант милиции, однако на голос и грозный вид Василия Гудкова было не взять. Глянув снизу вверх на сержанта, матрос разразился такой загогулистой матерной тирадой, что у сержанта непроизвольно приоткрылся рот. Вид у него и так был как у человека, не очень обремененного интеллектом, а с открытым ртом (если бы не форменное обмундирование) его вполне можно было принять за пациента из городской психушки. – Там девочку убили прямо дома, ножиком зарезали! А ты тут… – продолжилась загогулистая тирада.
– Так говорю же: нет сейчас никого, – уже иным тоном, в котором можно было уловить уважение, произнес дежурный сержант. – Все в городе. Неспокойно сейчас.
– Да как так может быть, чтобы во всем отделении никого не было? – возмутился Вася Гудков.
– Говорю же тебе, окромя начальника, никого в отделении нет! Все на выезде, – начал уже оправдываться сержант, с которого после услышанного мата слетела вся «начальственная» шелуха, как штукатурка со старого фасада. Повидал морячок, ног на фронте лишился, но держится задорно, такого ничто не сломает.
– А где он находится?
– На втором этаже, – ответил милиционер.
– Ну тогда я его навещу!
Не успел сержант опомниться, как безногий матросик уже ловко взбирался по ступеням на привязанной к культям тележке, орудуя тренированными руками. Сержант хотел было ринуться за ним, но затем нашел иное решение и поднял трубку телефонного аппарата. И когда Василий Гудков, грохоча подшипниками по дощатому полу, поехал по коридору второго этажа, навстречу ему уже шел высокий мужчина в офицерском галифе, начищенных хромовых сапогах и кожаном пиджаке поверх вязаной безрукавки и полосатой рубахи. На вид ему было лет сорок или около того.
– Это ты начальник? – едва не наехал своей тележкой на носки хромовых сапог Василий и боевито задрал вверх голову.
– Ну я, – ответил мужчина в офицерском галифе.
– В нашем бараке девочку малолетнюю зарезали, – выпалил безногий матрос, продолжая смотреть снизу вверх на начальника, как дети смотрят на взрослых. – Ножом! И фатеру обнесли, – добавил он.
– В каком еще нашем? – сурово посмотрел на матроса мужчина в офицерском галифе и хромовых сапогах.
– Второй барак на Сталинградской. Аккурат за зеленым домом, – ответил Василий Гудков.
– Ясно, – сказал начальник отделения милиции. – Ну что, пошли? Может, помочь?
– Сам справлюсь, – отмахнулся Вася.
– Ноги-то где потерял? – участливо спросил милицейский начальник.
– На Балтике в сорок первом, – ответил моряк. – Недалеко от маяка Тахкуна. Там где-то мои ноги и лежат…
* * *
Начальник городского отделения милиции майор Щелкунов Виталий Викторович тоже успел повоевать. Когда началась война, он, будучи служащим фабрики, вместе со многими другими парнями и мужчинами подал заявление в военкомат с просьбой принять его в ряды РККА и без промедления направить на фронт. Поскольку за плечами Щелкунова была десятилетка и работа мастером цеха на меховой фабрике, его сразу направили на четырехмесячные ускоренные курсы, готовившие младших лейтенантов, по окончании которых он попал на Волховский фронт. При освобождении Тихвина получил тяжелое ранение в грудь. Хотя руки-ноги у него были целы, но тем не менее он в звании лейтенанта был по ранению комиссован из армии.
Вернулся в Средневолжск. В военкомате, куда он пришел, чтобы сняться с военного учета, ему предложили продолжить службу в милиции во вновь учрежденном отделе по борьбе с бандитизмом и дезертирством. А поскольку грамотных кадров с полным средним образованием да еще офицеров-фронтовиков в отделениях милиции Средневолжска можно было пересчитать по пальцам, то через полгода Виталий Викторович стал заместителем начальника отдела в звании старшего лейтенанта, а через год с небольшим – в начале сорок четвертого – уже в звании капитана возглавил отдел. Однако быстрый карьерный рост Виталия Щелкунова был связан не только с его образованием, офицерским званием при поступлении на службу в милицию и фронтовым опытом, но и непосредственно способностями к розыску, обнаружившимися у него при расследовании первых же дел.
Одним из его первых значимых дел, которое заставило обратить на него внимание не только коллег, с которыми он разделял кабинет, но и строгое начальство, было задержание подозрительного мужчины с мешком и последующее за этим раскрытие крупных хищений с городской кондитерской фабрики.
Дело обстояло таким образом…
Возвращаясь зимой вечером с дежурства и отойдя всего-то метров сто пятьдесят от своего отделения, лейтенант Щелкунов обратил внимание на мужчину, несущего на спине большой мешок. Когда лейтенант милиции нагнал подозрительного человека и поинтересовался, что у того находится в мешке, то мужчина ничего вразумительного ответить не смог: стал юлить, изворачиваться, нести всякую чушь. Щелкунов предложил мужчине пройти в отделение милиции. Тот поначалу упирался, а потом раскрыл мешок и предложил Щелкунову половину содержимого. Мол, бери половину и дай мне уйти с миром. В мешке оказалось настоящее богатство для военного времени: несколько буханок хлеба; колотый сахар в пакетах; мука в холщовых мешках; несколько плиток шоколада и две бараньи лопатки, завернутые в тряпицу. Кража или ограбление, следовало разобраться! Схватив мужчину за шкирку, Виталий Викторович доставил его в отдел. Задержанный оказался неким Галиаскаровым, однако откуда у него взялось такое богатство – полный мешок самых что ни на есть дефицитных продуктовых товаров, – говорить он категорически отказывался. Обыск, проведенный в его квартире, дал неожиданный результат: было обнаружено около четырехсот килограммов продуктов, в том числе более пятнадцати пудов муки, почти пуд изюма, по полпуда сливочного и подсолнечного масла, сахар, какао, кофе. После произведенного у Галиаскарова обыска с предъявлением доказательств его преступной деятельности деваться ему более было некуда, и он, рассчитывая признаниями облегчить собственную участь, был вынужден рассказать о крупных хищениях, проходивших на кондитерской фабрике, где он работал до своего задержания. Благодаря лейтенанту Щелкунову было заведено уголовное дело и раскрыта банда расхитителей, орудовавшая на кондитерской фабрике.
После задержания в начале сорок третьего года банды перекупщиков хлеба в доме у одного из фигурантов, живущего в поселке имени Серго Орджоникидзе, старшим лейтенантом Щелкуновым были обнаружены в большом количестве фальшивые хлебные карточки. При допросе задержанный показал, что ему их принес работник типографии Хаев и попросил подержать у себя с недельку. После ареста Хаева и его допроса выяснилось, что в типографии, расположенной в центре города на улице Миславского, орудовала целая банда преступников, занимающихся хищением бумаги, шрифта и красок для печатания хлебных карточек. Изготовленные фальшивки практически ничем не отличались от настоящих продовольственных карточек, а печатали подделки в подпольной типографии на улице Некрасова, в подвале частного особнячка с яблоневым и вишневым садом. Дело было поставлено на широкую ногу, и преступникам к моменту задержания удалось получить и реализовать более восьми тонн хлеба. Раскрытие этого дела и привлечение к уголовной ответственности семнадцати человек вынудило милицейское начальство издать внутриведомственный приказ, согласно которому с марта сорок третьего года соблюдение режима печатания продуктовых карточек в типографиях и порядка в распределении карточек было поручено органам милиции. Что с того дня неукоснительно соблюдалось.
Старший лейтенант Щелкунов не единожды участвовал в облавах на дезертиров, сбившихся в большие банды, а в одной из них, получив пулевое ранение из обреза в плечо, все же смог задержать двух преступников, за что был награжден именными часами, получил звание капитана и был назначен начальником отдела по борьбе с бандитизмом.