А потом где-то недалеко заиграл патефон. Прокопий Иванович раздвинул на окнах шторы и увидел совсем близко от окна танцующую пару. Мужчина был без правой руки, а левой обнимал белокурую девушку за талию и плавно вел ее в вальсе.

– Что там такое, Проша? – услышал Прокопий Иванович голос жены, раздавшийся из спальни.

– Невероятно, но там… на улице танцуют, – повернулся на голос супруги Прокопий Иванович.

– Значит, все?

– Что – «все»? – не понял поначалу вопрос жены Прокопий Иванович, остротою ума не шибко отличающийся и отнюдь не способный схватывать все на лету.

– Как что? Конец войне. – Супруга подошла к окну и стала разглядывать танцующие пары.

– Конец? Да не может быть… – понял наконец причину народного гуляния за окном Прокопий Иванович и как-то засуетился. – Пойду, что ли, разузнаю точно, в чем там дело.

Одевшись по-праздничному – в нештукованный[3] костюм, белую свежую рубашку, жаккардовый галстук-регат, обувшись в полуботинки со шнуровкой и натянув на голову непролетарский головной убор – шляпу, Прокопий Иванович вышел на улицу Баумана.

– С победой! – окликнула его незнакомая и, кажется, подвыпившая женщина, обдав изрядно подзабытым за время войны запахом духов.

– С победой, – машинально ответил он.

В это время над улицей совсем низко и громко гудя пролетел самолет, сбросивший ворох листовок. Одну из них не очень ловко поймал Прокопий Иванович. В правом углу был портрет Сталина в фуражке и маршальском мундире, а внизу посередине был напечатан текст:

– Слава богу! – с облегчением произнес вслух Прокопий Иванович и непроизвольно оглянулся, не слышал ли кто.

Конечно, за столь невинную фразу – даже если бы он еще после нее и перекрестился – никто бы его не осудил. Не те нынче настали времена. Но все же не годится бывшему руководителю отдела пропаганды районного исполнительного комитета, а после выхода на заслуженный отдых лектору-пропагандисту антирелигиозных доктрин и воззрений обращаться к Богу и тем более славить его прилюдно. Не так, как надо, могут понять…

Прокопий Иванович еще раз опасливо осмотрелся и увидел неподалеку мужчину немногим младше себя. Он был крепкого телосложения, круглоголов, тоже в пиджаке и свежей рубашке, только на голове вместо шляпы была драповая кепка. Мужчина стоял и, улыбаясь, смотрел на него как на старого доброго знакомого. Кажется, улыбающийся мужчина в драповой кепке Прокопию Ивановичу тоже был знаком. Ну точно, они не раз виделись, когда работали на строительстве противотанкового оборонительного рубежа вокруг Средневолжска, Синеборовска и ближайших к ним районов зимой с сорок первого на сорок второй год. Оборонное полукольцо, состоящее из окопов, землянок, просто рвов, скрытых огневых точек, командно-наблюдательных пунктов и прочих военно-инженерных сооружений, делалось по приказу Верховного Главнокомандования на случай прорыва немцев к Средней Волге. У мужчин были кирки, у женщин и подростков – лопаты. Сколько на этих работах было людей, Прокопий Иванович не знал. Но, надо полагать, десятки и десятки тысяч. Поэтому-то Средневолжский обвод – так называлось более чем трехсоттридцатикилометровое полукольцо оборонительных противотанковых сооружений – начал строиться осенью сорок первого, а к середине февраля сорок второго года был уже полностью завершен.

«Как же его фамилия?» – раздумывал какое-то время Прокопий Иванович, поглядывая на улыбающегося мужчину. Наконец вспомнил: Бабаев. Ну так оно и есть – Всеволод Леонидович Бабаев.

– Это вы? – спросил уже более или менее уверенно Прокопий Иванович.

– Я, – добродушно ответил мужчина и еще шире улыбнулся. – Узнали, Прокопий Иванович?

– Узна-ал, как не узнать, – протянул бывший служащий райисполкома и пожал протянутую руку. – С Победой вас!

– И вас с Победой! – горячо произнес Бабаев, и глаза его как-то истово блеснули. – С нашей замечательной Великой Победой.

Где-то за зданием Госбанка грянул духовой оркестр в унисон с музыкой, что звучала в душе.

– А знаете что? – посмотрел на Бабаева Прокопий Иванович и заговорщицки прищурил глаза.

– Что? – посмотрел, в свою очередь, на бывшего работника райисполкома Всеволод Леонидович.

– А пойдемте-ка ко мне, – предложил Прокопий Иванович. – Отметим победу, которую и мы ковали здесь, в тылу. И нашу встречу отметим. У меня еще с незапамятных времен сохранилась бутылочка пятидесятиградусной «Водки столовой» Помните такую?

– Да как же не помнить, Прокопий Иванович? – изрек как само собой разумеющееся Бабаев. – Еще как помню!

– Так что, идемте? – повторил свое предложение Прокопий Иванович, ощущая душевный подъем и чувствуя себя значимой фигурой, внесшей значительный вклад в дело победы, а потому имеющей полное право отметить это событие с людьми посторонними, которые оценили бы его, Прокопия Ивановича, масштаб и значимость.

– А идемте! – согласился Бабаев, весело поглядывая на знакомца по копательным работам трехгодичной с лишком давности.

Так что вернулся Прокопий Иванович в свою квартиру не один, а с давним, можно сказать, приятелем. Супруга по-быстрому собрала кое-какую нехитрую закуску, Прокопий Иванович достал заветную бутылочку и демонстративно выставил на стол.

– Ну что, за победу? – поднял граненую рюмку Прокопий Иванович, когда разлил водку по рюмкам и встал из-за стола. – За победу, – повторился он, – которая далась нам с таким трудом. – Прокопий Иванович нахмурился и покачал головой, будто недавно самолично водил полки под смертельный огонь вражеских пулеметов.

Затем одним махом опрокинул рюмку водки и победоносно посмотрел на Бабаева и супругу. Те выпили молча, очевидно понимая важность момента и не смея его нарушать какими-либо словами. Впрочем, так можно было сказать про супругу Прокопия Ивановича, преисполненную благоговения перед настоящим моментом и перед собственным мужем. Что касается Бабаева, то лицо его оставалось непроницаемым. И то, что он тоже был преисполнен пониманием значения происходящего, с уверенностью сказать было нельзя.

– А теперь – за товарища Сталина, – налив по второй, произнес Прокопий Иванович. – Это его гений полководца привел наш народ к победе над гитлеровской Германией. Как вождь славной плеяды советских народов, как непримиримый враг фашизма, товарищ Сталин обусловил эту замечательную дату для всех жителей нашей страны…

Сказав еще несколько пафосных фраз, словно выступая на партсобрании, Прокопий Иванович опрокинул вторую рюмку, тем самым призывая последовать его примеру.

Бабаев, слушая эту тираду, слегка скривился, будто ему неприятно было все это выслушивать и даже находиться рядом с человеком, говорившим подобное. Чего, впрочем, ни Прокопий Иванович, ни его супруга, поглощенные значимостью момента, не заметили.