Дни его были заполнены до предела напряженной семейной жизнью. Он возил детей то в Кордову, то в Гранаду, то в Севилью... Близнецы объехали моль и поперек всю Андалусию и близко познакомились с богатым маврским наследием. У Рафаэля была способность показывать историю живьем. Сара тоже прислушивалась к тому, что рассказывал им Рафаэль - рядом с детьми он был полон очарования, доброты и света. Джилли и Бей и не подозревали, что между их родителями что-то не так. Сара же вспоминала об этом всякий раз, когда чувствовала на себе невидящий взгляд Рафаэля или "орут замечала, как он старательно избегает всякого прикосновения к ней.
Отвернувшись от него той ночью, она совершила самую большую ошибку в жизни. Только теперь она начала понимать, что своими сомнениями помешала их сближению, а они становились друг другу ближе, чем когда-либо. Бог с ними, с колкостями и горячими спорами... Ведь благодаря им она могла ему высказать все, что столько лет хранила в себе...
Теперь она по крайней мере лучше понимала себя. Удерживая Рафаэля на определенном расстоянии, она чувствовала себя в большей безопасности, но в результате он отдалился от нее, слишком далеко и слишком быстро... С чего это она решила, что он любит какую-то другую женщину? С каких это пор она научилась читать чужие мысли? А подозрения ее не имели под собой никаких более или менее реальных оснований, и чем больше она об этом думала, тем меньше в них верила. Рафаэль вовсе не походил на мученика.
А она? Она позволила своей глупой ревности подняться до ужасающих высот. Когда Рафаэль, ничего не подозревая, лег рядом с ней, у нее уже был готов портрет соблазнительницы, которая, как и следовало ожидать, оказалась той самой женщиной из Нью-Йорка, чье лицо навеки отпечаталось в памяти Сары. Тонкие черты, алмазные сережки и совершенно невероятное самообладание, с каким она рано утром вышла из комнаты женатого мужчины, свеженькая, как огурчик, даже и не думая отворачиваться от фотоаппарата. А ведь она тоже замужем. Именно такие женщины нравятся Рафаэлю, часто и горько думала Сара. Бесстыжие и беспринципные.
Сара быстро заморгала, все еще очень живо это переживая. Не надо, убеждала она себя, мучительные, болезненные воспоминания вредно сказываются на здоровье. Да, они были очень молоды, но ведь в мире так много супружеских пар, что смогли сберечь свой брак, несмотря на неверность одного из супругов! Рафаэль никогда не был похож на ее отца. Разве он виноват в том, что не может ступить ни шага без того, чтобы не привлечь к себе внимание очарованных им женщин? Так в чем же она его винит? спрашивала она себя.
- Вам что-нибудь нужно, senora? - Консуэло вопросительно и озабоченно смотрела на нее из двери зала.
- Бутылку текиля, - неожиданно для себя сказала Сара.
- Текиля, senora? - поразившись, переспросила Консуэло, но уже в следующее мгновенье, страшно покраснев, взяла себя в руки. - Si, sehora, en seguida. (Да, сеньора, сейчас (исп.).
Сара улыбнулась.
- Я не сержусь, Консуэло.
- Я переживаю за него, senora, - пробормотала Консуэло извиняющимся тоном.
Сара взяла бутылку и отправилась к себе в комнату. Она очень хорошо знала, что сейчас сделает. Карен заставила ее купить это платье еще прошлым летом. Но Сара так ни разу его и не надела. И в чемодан она его сунула чисто случайно. Это было алое мини-платье на завязках с низким вырезом, отороченным кружевами...
Рафаэль, однако, не сидел понуро на софе со стаканом в руке. Он рисовал и был настолько поглощен своим занятием, что даже не заметал, как она впорхнула в студию, чувствуя себя полураздетой. Он продолжал уже получившую международное признание серию картин из жизни цыган. На его новой картине стайка грязных, но красивых ребятишек выпрашивали милостыню с голодным и одновременно любопытным блеском в глазах. Чем-чем, а умиротворением от этой картины и не веяло. У него вообще было мало подобных картин.
- Привет, - сказала она, ставя бутылку на подоконник.
- Чему... - начал было он, но запнулся, заметив ее наряд, - обязан столь высокой честью?
Может, она слишком поторопилась с выводом о том, будто он напивается до беспамятства в одиночку? А может, в ее кофе за ужином была капелька алкоголя? В прекрасного покроя хлопковых брюках цвета хаки и широком кремовом свитере Рафаэль выглядел столь же неотразимо привлекательным, сколь и холодным и далеким, как за ужином.
Молчание становилось неловким. Он все еще вопросительно смотрел на ее алое платье, и ей стало казаться, что ее колени, не говоря уже о других частях тела, слишком уж вызывающе выпирают.
- Твоя бабушка настаивает на званом ужине, - торопливо начала она. Насколько я поняла, ты первоначально был пропив этой затеи.
- Она вот уже много месяцев твердит о том, что находится на грани смерти. И даже меня в этом убедила настолько, что я стал уговаривать ее не перевозбуждаться. А тут вдруг все делает наоборот. - Он положил кисть, не сводя с нее взгляда. - Ни в коем случае не давай ей понять, что ты можешь это сделать без ее помощи.
- Я не такая уж дура.
- Я знаю, но ей необходимо чувствовать, что она еще нужна другим. Кому из нас это не нужно?
Сара глубоко вздохнула.
- Она за тебя очень переживает.
- Это почему же? А? - глаза его засветились легким презрением. - Что ты хочешь сказать, Сара? Я полагаю, мы можем обойтись без посредников.
Сара, уже заранее подготовившая свое следующее высказывание, не сдержалась и выпалила:
- Она считает, что ты меня избегаешь.
В его красивых глазах засверкала горькая усмешка, но он тут же спрятал ее под густыми черными ресницами.
- Так, значит, этим неожиданным визитом я обязан abuela.
- Нет, вовсе нет, - запротестовала Сара. - Это был порыв. Может, меня сюда привела скука, навеянная одиночеством?
Черная бровь вопросительно поползла вверх:
- Да?
Решимость, наполнявшая ее всего лишь десять минут назад, стала быстро таять. Рафаэль не собирался ей помогать. Оливковые ветви обычно принимают с благодарностью, а он казался таким чужим, таким холодным.
- А что тут необычного? - резко спросила она, переходя к обороне.
- Почему ты переоделась после ужина?
