Литмир - Электронная Библиотека

Открыв дверь пикапа, я ступаю на снег. И хотя меня окутывает холод, я ощущаю кожей теплое послеполуденное солнце, а под ботинками – жар, поднимающийся от раскаленного асфальта. Я чувствую то же, что и Мэгги. Прошло пять лет с тех пор, как она здесь была, но воспоминания оживляются и воссоздаются в моем мозгу так, словно в тот тихий день я стоял рядом с ней.

Мы все – мертвые или живые – оставляем после себя следы: визуальные, тактильные, вибрационные. Где бы человек ни находился, за ним повсюду тянется не только энергетическая аура, но и его материальные эманации, трасосфера – помеченное пространство, которое сохраняет память о нем даже после смерти. Если знать, как различить эти знаки, можно проследить весь путь человека.

Но, как и все прочие вещи, эти остаточные следы блекнут со временем, становятся менее ясными, менее четкими, менее ощущаемыми и в конечном итоге исчезают, замещенные следами других людей, прошедших тем же путем и пометивших его своими эманациями. Я способен видеть послеобраз человека и воспоминания, хранимые о нем предметами.

Хрустнув костяшками заиндевевших на холоде пальцев, я сжимаю кулак. Стараюсь воскресить в маленьком амулете память о Мэгги, которая привела меня сюда. Пыль и яркое полуденное солнце заставляют прикрыть глаза. Воспоминания сотрясают все мое тело; я прохожу несколько шагов вперед – до того места, где Мэгги остановилась. На растущей поблизости сосне щебечет птица, перелетая с ветки на ветку и назад, к своему гнезду. Но когда я открываю глаза, птицы нет. Дерево все облеплено снегом. И никаких гнезд. Никаких высиживающих яйца соек и зябликов. Они все улетели зимовать на юг.

Я перевожу взгляд с сосны на дорогу – мой пикап припаркован в снегу у самой обочины. Других автомобилей нет. И грузовиков, вывозящих бревна из леса, – тоже. Но летом здесь наверняка царило большее оживление. Какая-нибудь семья направлялась на уик-энд в горы – в турпоход по берегам одного из отдаленных озер; местные жители ехали в поселок, чтобы заправиться бензином и затовариться пивом.

И тем не менее никто из тех людей не видел женщины, вылезающей из своего автомобиля. Или они ее видели, да только не говорят. Молчание может хранить сотни нерассказанных историй.

Лампочка на крыльце Александеров мигает, расцвечивая блестками снег на перилах и старых ступенях. А сам дом будто бы намеренно врос в землю, изо всех сил пытаясь не разрушиться до основания. Я слышу дыхание Мэгги, биение ее сердца – она не испытывала ни страха, ни паники. Ее машина не сломалась вопреки версии, изложенной в полицейском отчете.

Остановившись в стороне от дорожного полотна, Мэгги вытянула руки над головой – похоже, только для того, чтобы снять напряжение в ногах и убрать скованность в суставах после длительной езды. Прищурив от солнца глаза и сделав глубокий долгий вдох, она запрокинула лицо к небу.

Мэгги хотела здесь оказаться! Она приехала сюда намеренно. Но к дому Александеров девушка не пошла. Возможно, она бросила на него мимолетный взгляд, как и я сейчас, а потом переключила все внимание на амбар, стараясь лучше его рассмотреть. Впрочем, амбар тоже не был ее целью, а только шагом к ней. Мэгги была на верном пути; она подступала к цели своего путешествия все ближе и ближе.

Я повторяю ее путь; хранимая амулетом память о Мэгги увлекает меня обратно к ее машине. Подойдя снова к «Вольво», молодая женщина открыла багажник и под скрип металлических петель наклонилась, чтобы заглянуть внутрь. А потом вытащила из багажника рюкзак и запихнула в него две бутылки воды, толстовку с капюшоном и новую пару носков. В ее переднем кармане остались пачка клубничной жвачки, которую Мэгги купила в минимаркете, и мобильник. При каждом резком движении пять подвесок-амулетов на серебряной цепочке, обвивавшей ее шею, тихо позвякивали.

Перекинув рюкзак за спину, Мэгги заперла автомобиль и забрала с собой ключи. Она планировала возвратиться, а не убегала отсюда прочь и навсегда. Мэгги думала, что вернется к машине.

Вот трасосфера Мэгги отклоняется от «Вольво» в сторону на несколько шагов. Она идет по обочине, и, когда проводит рукой по волосам, подвеска за что-то цепляется. Возможно, лямки рюкзака задели серебряную цепочку; а может, Мэгги просто прикоснулась к ней пальцами. Как бы там ни было, но амулет срывается с цепочки и падает на гравий у ее ног. Мэгги не замечает и не слышит его падения, она продолжает идти дальше.

Вовсе не борьба с напавшим стала причиной потери подвески: она просто слетела с цепочки. Я вижу, как послеобраз Мэгги движется по насыпи к амбару; ее поступь легкая и уверенная. Запасов у Мэгги было всего на один день. Ни спального мешка, ни палатки, ни продуктов, которые можно было бы приготовить в походных условиях, она с собой не взяла. Мэгги не собиралась исчезать. Либо рассчитывала найти и кров, и еду там, куда направлялась. Она ожидала от своего похода чего-то другого, но никак не того, что с ней случилось.

* * *

Чуть больше месяца назад я сидел в своем пикапе на стоянке для грузовиков у северной границы Монтаны. Я планировал попасть в Канаду и посмотреть, как далеко на север удастся проехать, прежде чем дороги закончатся и не останется ничего, кроме вечной мерзлоты и моря вечнозеленой растительности. В мои планы вмешался звонок мобильника. Надоедливый, досадный щебет. Чирик-чирик-чирик…

Я редко отвечал тогда на звонки, да и телефон звонил нечасто. Уровень заряда батареи все время оставался низким: я подзаряжал ее ровно настолько, чтобы телефон не разрядился. На всякий пожарный. Вдруг у меня спустит колесо или захочется кому-то позвонить (хотя такого желания у меня не возникало никогда).

Недолго думая, я все-таки взял телефон с приборной панели. Прочитал имя, высветившееся на экране: Бен Такаяма, мой сосед по комнате в общежитии колледжа. С этим парнем мы однажды распили бутылку марочного бурбона, а потом всю ночь рулили поочередно к «Рено» только для того, чтобы под утро заснуть в кузове его дряхлого пикапа, пропотеть под полуденным солнцем алкогольными парами, сочившимися изо всех наших пор, а ближе к вечеру проблеваться в кустах рядом с вожделенным казино, утопавшим в неоновом свете. Никто и глазом не повел в нашу сторону, даже охранники. Мы с Беном пережили немало глупых, безбашенных приключений. И большинство авантюр, в которые мы с ним пускались, заканчивались плохо: украденными бумажниками, утопленным в писсуарах (лицом вниз) чувством собственного достоинства, синяками, ссадинами и колото-резаными ранами на теле. Бен был одним из немногих людей, кого я продолжал называть и считать своим другом. И, пожалуй, единственным человеком, на чей звонок я готов был ответить в тот самый момент. Момент осознанной тоски по домашней еде и чему-то знакомому, привычному, хотя бы звонку Бена.

– Тревис? – произнес он, едва я нажал на «Ответить».

Но я только замер. Недвижно и безмолвно. Как долго я не разговаривал ни с кем из прошлой жизни? Сколько дней и недель провел в дороге, колеся по штатам, пересекая их границы, держа курс сначала на восток, а затем на север? Два месяца? Три?

Я прокашлялся:

– Привет.

– Давненько ты ни с кем не выходил на связь. – Голос Бена прозвучал странно, обеспокоенно, необычно для него.

Мне не понравилось возникшее следом за ним ощущение, словно Бен пытался заглянуть под покров, за которым я прятался. А потом он выдохнул, как будто понял, что я в его сочувствии не нуждался. Да, я ностальгировал по прошлому, каким оно было до того, как все полетело к чертям. По дешевому пиву и пятничным вечеринкам в нашей общежитской комнате, неудачным романам и болезненным расставаниям, по прогулянным занятиям и несданным экзаменам. Я скучал по тем дням так же, как скучают по своей студенческой поре многие люди. Это во время учебы ты не сознаешь, что проживаешь годы, о которых потом будешь всем рассказывать взахлеб. Годы, когда ты порой бывал на такой мели, что вынужден был воровать рулон туалетной бумаги в уборной дешевого кабака в двух кварталах от кампуса, где в «счастливый час», раз в неделю, можно было поживиться пивом и куском пирога всего за четыре бакса. Ты скучаешь по тем годам, но вернуться в прошлое не желал бы.

4
{"b":"793947","o":1}