А три года спустя, и опять же по страшному совпадению - 29 января, умер Иван Козлов.
Как будто злосчастный рок навис над судьбой Жуковского, забирая тех, к кому он был более всего привязан, но Василий Андреевич был человекрм глубоко верующим, и вера помогала ему переносить эти жизненные утраты. "На свете много прекрасного и кроме счастья", - часто повторял он.
После гибели Пушкина Жуковский был назначен опекуном его семьи. Император запретил хоронить его в Петербурге, и в последний путь - на кладбище Святогорского монастыря, что рядом с Михайловским - его провожали всего четыре человека: Жуковский, Александр Тургенев, Вяземский и преданный крепостной дядька поэта Никита Козлов, бывший с ним рядом всю жизнь и защищая которого Пушкин однажды даже вызвал на дуэль Модеста Корфа. После похорон Жуковский начал разбирать бумаги поэта, включая и частную переписку, и ему в помощники Николай I назначил генерала Ш отделения Дубельта. Первым порывом Василия Андреевича было отказаться от разбора архива и этого бесчестного невольного сотрудничества с "охранкой", но скрепя сердце он решил продолжить работу, понимая, что это последняя великая услуга, которую он мог оказать погибшему другу. После смерти у Пушкина остались огромные неоплаченные долги, в общей сложности 92,500 рублей. У Натальи Николаевны не было никаких средств, и тогда Жуковский добился погашения этих долгов из личной казны императора (во столько, получается, оценил Николай I жизнь поэта, которого, при посредничестве Бенкендорфа, травил и унижал, заставляя поступать Пушкина по своему императорскому усмотрению - как это непохоже на то, чему учил его сына Жуковский!). "Ангелом-хранителем семьи" назвал Василия Андреевича князь Вяземский.
А ведь Жуковский был еще опекуном и внучек Екатерины Афанасьевны Протасовой! Саша ненадолго пережила свою старшую сестру: она скончалась в Италии от чахотки в 1829 г., и Екатерина Афанасьевна осталась одна с маленькими детьми на руках. Отныне ее надежда - только Жуковский и Мойер, и их заботами, хлопотами и любовью она будет жить.
Через год после гибели Пушкина умер Воейков. И вновь Василий Андреевич стал опекуном над оставшимся имуществом своего бывшего друга и отвратительного домашнего тирана, Александра Воейкова. Каково же было его изумление, когда, разбирая бумаги покойного, он обнаружил, что тот - тайно ото всех! - содержал бедных вдов и сирот. "Вот и разгадывай тут природу человека!" - писал Жуковский, прощая Воейкову всё содеянное им зло.
Мойер и Екатерина Афанасьевна с внучками переехали их Дерпта в Мишенское, где через год скончалась та, чья воля не дала соединиться двум любящим сердцам, еще при жизни потеряв мужа и обеих дочерей и чьим заступником на закате дней стал отвергнутый ею жених ее дочери - какая злая игра судьбы!
Все эти трагические ранние утраты: смерть отца, любимой единокровной сестры Варвары Афанасьевны, ближайшего друга Андрея Тургенева и последовавшая позже кончина матери приемной и тут же родной - безусловно, сформировали творческую позицию раннего Жуковского. Его баллады, действие которых в основном разворачивается на фоне мрачных средневековых пейзажей, описывают - при всем разнообразии сюжетов и персонажей - по существу одну и ту же ситуацию: двое любящих не могут соединиться, вступая в неразрешимый конфликт с Провидением, которое приводит их к гибели, зато после - в горнем мире - их ждет неземное счастье и долгожданное слияние разлученных при жизни душ:
И нет уж Минваны...
Когда от потоков, холмов и полей
Восходят туманы,
И светит, как в дыме, луна без лучей
Две видятся тени:
Слиявшись, летят
К знакомой им сени...
И дуб шевелится, и струны звучат. ("Эолова арфа", 1814)
Дни любви, когда одною
Мир для нас прекрасен был,
Ах! Тогда сквозь покрывало
Неземным казался он...
Снят покров; любви не стало;
Жизнь пуста, и счастье - сон.("Таинственный посетитель", 1824)
Но эти же человеческие утраты, список которых пополнялся с трагическим постоянством: гибель Андрея Кайсарова, сумасшествие Батюшкова, смерть Маши Мойер и Саши Воейковой, гибель Пушкина - фиксируя творческое мировоззрение Жуковского,формировали вместе с тем и его жизненное кредо: Бог не дал ему личного, земного, обыкновенного счастья, значит, он будет жить счастьем близких ему людей, по мере сил и возможностей устраивая их будущность. А сил и возможностей Господь отпустил ему достаточно!
Судьба Жуковского явила удивительный пример слияния литературы и жизни: реальные утраты воплощаются в условные романтические сюжеты и, утверждаясь в них, укрепляют убеждение поэта в невозможности для себя личного счастья.
Но на закате жизни та же судьба, казалось, решила изменить злосчастный рок поэта и подарить ему последний шанс: любовь очаровательной 19-летней Елизаветы Рейтерн.
11.
С отцом Елизаветы, немецким художником Гергардтом Рейтерном, Жуковский познакомился еще в 1826 г., когда отдыхал и лечился в Эмсе. Гергардт Рейтерн был в свое время русским гусарским офицером, участвовал в войнах с Наполеоном, а в "битве народов" под Лейпцигом потерял правую руку. Вышел в отставку, выучился писать и рисовать левой рукой и сделался широко известным живописцем. Через год, благодаря хлопотам Жуковского, Рейтерн стал придворным художником, получавшим жалованье от российской казны. В течение последующих лет, отправляясь в заграничные путешествия, Жуковский постоянно его навещал.
Белокурая мечтательная Лиза росла на его глазах. Из прелестного, беззаботного пятилетнего ребенка она превратилась в угловатого задумчивого подростка и, наконец, в полную очарования, грации и ума девушку. За долгие годы она привыкла к визитам Жуковского и с нетерпением ожидала каждой новой встречи с этим веселым, жизнерадостным и в то же время немного печальным русским поэтом, покорившим ее душу своими тягуче-напевными, полными трагизма любви балладами.
И вот в 1840 г. в сердце юной Елизаветы вспыхнула любовь к уже пожилому, но по-прежнему обаятельному, отзывчивому, с несостарившейся возвышенной душой Василию Андреевичу Жуковскому. Он не мог не ответить ей взаимностью.
