Мойер прекрасно знал о взаимной любви Маши и Василия Андреевича, глубоко сочувствовал своей невесте и, предлагая ей руку и сердце, думал избавить ее от страданий и унижений в доме Воейкова и надеялся сделать ее счастливой. Иоганн Мойер был замечательным человеком, добрым, трудолюбивым, отзывчивым, прекрасным врачом, лечившим бесплатно всех нуждавшихся. У него была широкая практика в городе, он много преподавал в университете, который в то время считался одним из лучших в Европе, а среди его воспитанников были ставшие выдающимися учеными Владимир Даль и Николай Пирогов.
В 1817 г. Маша Протасова обвенчалась с Иоганном Мойером и преехала вместе с матерью в дом к мужу.
9.
Жуковский стал желанным гостем в доме Мойеров, хотя и непросто ему было бывать там. Он часто приезжал в Дерпт и отдыхал душой возле Маши, которая много хлопотала по хозяйству, помогала мужу принимать больных, а набравшись опыта, стала добровольно работать акушеркой в пересыльной тюрьме. Жуковский в то же время пытался образумить Воейкова и унять его деспотические замашки. Саша бывала в доме своей сестры чаще, чем в своем собственном.
В этом же году, и вновь по рекомендации Н.М.Карамзина, Жуковский был назначен учителем русского языка к Великой Княгине Александре Федоровне, жене будущего императора Николая I. Василий Андреевич много времени и сил отдавал преподаванию, подолгу готовясь к каждому уроку и получая огромное удовольствие от занятий с молодой немкой, которая делала поразительные успехи в освоении нового для нее языка. Очевидно, эти уроки помогали поэту не думать о личном несчастье, переключиться на заботы о других людях, которые в этом по-настоящему нуждались и у которых еще не была отнята последняя надежда. Ставя крест на собственном счастье ("Роман моей жизни кончен", - говорил Жуковский), он всё чаще принимает участие в судьбе тех, кто нуждается в поддержке, кому он мог помочь лично: собирает деньги для парализованного и слепнущего поэта Ивана Козлова (автора "Вечернего звона"), дает вольную всем своим крепостным, добивается для опального 20-летнего Пушкина замены ссылки на перевод в Бессарабию чиновником 10-го класса Коллегии иностранных дел. Прочитав только что законченную поэму "Руслан и Людмила", Жуковский в восторге посылает младшему собрату по перу свой портрет с надписью: "Победителю-ученику от побежденного учителя". Этот портрет будет отныне сопровождать Пушкина во всех ссылках, путешествиях, кочевьях и останется висеть на стене его кабинета последней квартиры на Мойке.
В октябре 1820 г. Жуковский отправился в полуторагодичное путешествие по Европе в свите Великой Княгини Александры Федоровны. По дороге в Берлин он на несколько дней остановился в Дерпте, в доме Мойеров. Маша ждала ребенка. Он вслушивался в звуки ее нежного голоса, любовался ее миловидным лицом, светившимся радостью от долгожданной встречи, и всё вытался угадать: счастлива ли, покойна ли она в этом браке? Машенька прекрасно чувствовала состояние человека, которого любила больше жизни, понимала, что ЕГО покой и счастье зависят от того, как живется ей, и старалась ни жестом, ни взглядом не выдать своей внутренней неудовлетворенности. Внешне всё выглядело прекрасно: Мойер, действительно, любил и уважал ее и, действительно, делал всё, что от него зависило, чтобы она была счастлива... Ф.Ф.Вигель, наблюдатель тонкий, хоть и язвительный, посетив в это время Мойеров, оставил следующую запись в своем дневнике: "И это совершенство, - писал он о Маше, - сделалось добычей дюжего немца, правда, доброго, честного и ученого, который всемерно старался сделать ее счастливой; но успевал ли? В этом я позволю себе сомневаться. Смотреть на сей неравный союз было мне нестерпимо: эту контату, эту элегию никак не мог я приладить к холодной диссертации".
Из-за границы Жуковский старался писать Маше как можно реже, боясь нарушить ее иллюзорное семейное счастье, ее хрупкий внутренний покой. Она сообщала ему о рождении дочери: "Милый ангел! Какая у меня дочь! Что бы я дала за то, чтобы положить ее на твои руки". Но, когда от Жуковского долго не было вестей, на грани отчаянья Маша писала ему: "Ангел мой, Жуковский! Где же ты? Все сердце по тебе изныло. Ах, друг милый! Неужели ты не отгадываешь моего мученья?.. Ты мое первое счастие на свете... Ах, не осуждай меня!.. Не вижу что пишу, но эти слезы уже не помогают! Я вчера ночью изорвала и сожгла все письма, которые тебе написала в течение этого года. Многое пускай остается неразделенным!.. Брат мой!твоя сестра желала бы отдать не только жизнь, но и дочь за то, чтоб знать, что ты ее еще не покинул на этом свете!" И вновь Василий Андреевич понимает, что, пытаясь вычеркнуть себя из жизни любимой женщины, он, сам того не желая, только делает ей больнее, и страдал еще больше от сознания того, что, помогая всем остальным, самому дорогому существу он помочь не может ничем - разве только его нечастые приезды хоть ненадолго притупляют эту боль... Возвращаясь из Берлина в Петербург, Жуковский на четыре дня снова остановился в доме Мойера, и Маша писала в восторге своей родственнице: "Даша, ты можешь вообразить, каково было увидеть его и подать ему Катьку! Ах, я люблю его без памяти и в минуту свидания чувствовала всю силу любви этой святой".
Как трудно, как горько убеждаться в том, что счастье двух людей может быть разрушено волей третьего человека! Я часто думаю о том, поняла ли Екатерина Афанасьевна, что она сотворила, был ли в ее долгой жизни хоть один момент искреннего раскаянья или она так и предстала на суд Божий убежденная в своей правоте?..
Лето 1822-го года Мойеры решили провести в Муратове, родовом имении Буниных. Всё здесь напоминало Маше о тех счастливых днях, когда они с Жуковским были вместе: гуляли по этим аллеям, читали в этих комнатах Шекспира и Гёте, мечтали о будущем - вдвоем, подле друг друга, не расставаясь ни на миг. Где эти мечты, и что теперь стало с их жизнями?.. Словно предчувствуя свою скорую смерть, Маша писала в дневнике, сидя в беседке на берегу Оки: "Стадо паслось на берегу, солнце начало всходить, и ветер приносил волны к ногам моим. Я молилась за Жуковского, за мою Китти! О, скоро конец моей жизни, - но это чувство доставит мне счастие и т а м. Я окончила свои счеты с судьбой, ничего не ожидаю более для себя".
