– Нет пустышкам в нашей школе! Нет пустышкам в нашей школе! – ритмично выкрикивали в толпе снова и снова.

Каллума и трех других нулей окружили полицейские, пытавшиеся протолкаться сквозь толпу ко входу. Другие полицейские, взявшись за руки, встали в цепи, чтобы разделить толпу Крестов на две упорядоченные группы и оттеснить в стороны. Я прибавила ходу, но чем ближе подбиралась, тем меньше было видно. Я ввинтилась в толпу, работая локтями.

– Каллум! КАЛЛУМ!

– Нет пустышкам в нашей школе!..

Полицейские пытались пробиться сквозь толпу взрослых и учеников Хиткрофта, а те явно решили ни за что их не пропускать.

– Бей пустышек!

Я пробилась на крыльцо, к школьным дверям, в первые ряды толпы и полицейских, и смотрела, как полиция старается оттеснить толпу, смотрела, как Каллум и остальные пытаются не коситься ни вправо, ни влево, и глядят прямо перед собой, даже не мигая.

– Нет пустышкам в нашей школе!..

Я заметила в толпе Джулиану, Адама, Эзру – моих лучших друзей. Хуже того, я заметила в толпе мою сестру Минни. И она кричала с тем же пылом, что и все вокруг:

– Нет пустышкам в нашей школе!..

В голове у меня зазвенело громче, чем снаружи. Я очутилась в эпицентре хаоса. Каллум и другие нули попытались подняться на школьное крыльцо к дверям. Толпа рванулась вперед, ярость была прямо осязаемой, меня словно ударило. Вдруг послышался вскрик. Голова Каллума провалилась куда-то вниз, будто он присел, а потом пригнулись и полицейские, так что я перестала видеть их.

– Один ранен!

Каллум! Это ведь не Каллум, нет?

– Пустышку ранили!

Новость разлетелась по толпе, будто зараза.

– УР-РА-А-А! – загремели ликующие крики.

Полицейских смели, повалили, толпа ринулась вперед, будто воздух в вакуум. Я стояла на верхней ступеньке и смотрела на все это сверху вниз. Никогда еще я не ощущала такой ярости – от нее сжимались кулаки, скрежетали зубы. Женщина-полицейская отодвинулась в сторону, и я увидела Каллума: он присел на корточки рядом с девушкой-нулем, которой явно крепко досталось. Лоб у нее был в крови, глаза закрыты.

За спиной у меня возник мистер Корса, наш директор. Он весь посерел и потрясенно смотрел на толпу, которая бурлила, нет, бесновалась перед ним.

– Мистер Корса, надо помочь этой девушке! – Я показала на нее. – Она ранена!

Мистер Корса не сдвинулся с места, даже когда я повторила свои слова. Обезумевшая толпа визжала, вокруг словно бушевал ураган, я испугалась, что у меня вот-вот лопнет голова.

– Прекратите! Да прекратите же!

Без толку.

– ПРЕКРАТИТЕ! ВЫ ВЕДЕТЕ СЕБЯ КАК ЗВЕРИ! – заорала я с такой силой, что тут же заболело горло. – ВЫ ДАЖЕ ХУЖЕ ЗВЕРЕЙ, ВЫ КАК ПУСТЫШКИ!

Крики в толпе постепенно стихли.

– На кого вы похожи? – продолжала я. – Прекратите!

Я посмотрела вниз, на Каллума. Лицо у него стало очень странное.

«Каллум, не смотри на меня так. Я не тебя имела в виду. Ты тут точно ни при чем. Я обращалась к другим, хотела их остановить, хотела, чтобы они помогли вам. Я не тебя имела в виду…»

Не может быть, чтобы она так сказала. Это не она. Сеффи такого не говорит. Я сейчас проснусь. Проснусь, и окажется, что весь этот хаос – просто страшный сон. Проснусь и посмеюсь над тем, какие шутки шутит мой мозг. Или взвою. Нет, она этого не говорила.

Нет, сказала.

Я не пустышка. Я, может, и нуль, но не пустое место. Я не пустышка. Пустышка – тот, кто недостоин занимать время и пространство. Полное ничтожество. Я не пустышка. Я НЕ ПУСТЫШКА.

Сеффи…

Волны лизали берег. Стоял чудесный осенний вечер, прекрасное окончание мерзкого дня. Я, наверное, в жизни не чувствовала себя настолько несчастной и никчемной.

Каллум сидел рядом со мной, но с тем же успехом мог бы сидеть на Луне.

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

Поначалу я подумала, что он не ответит.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Я же попросила прощения. – Новая попытка примирения.

– Да, попросила.

Я смотрела на профиль Каллума, непроницаемый и неумолимый. Сама виновата. Это я понимала – хотя не до конца осознавала, что, собственно, натворила.

– Подумаешь, просто слово, Каллум.

– Просто слово… – медленно повторил Каллум.

– Слово не воробей… Но, Каллум, это же только слово и больше ничего! – взмолилась я.

– Сеффи, если бы ты ударила меня кулаком или даже ножом, рано или поздно болеть бы перестало. Рано или поздно. Но я никогда не забуду, как ты меня назвала, Сеффи. Никогда. Даже если проживу пятьсот лет.

Я вытерла щеки, но слезы все текли и текли.

– Я не имела этого в виду. Я не имела в виду тебя. Я только… я хотела помочь.

Тут Каллум посмотрел на меня, и от выражения его глаз слезы полились еще пуще.

– Сеффи…

– Пожалуйста, прости меня!

Я с ужасом ждала, что он теперь скажет.

– Сеффи, нам, наверное, лучше видеться пореже.

– Каллум, не надо! Я же попросила прощения!

– Думаешь, это все исправило, да?

– Нет. Даже близко. Но не надо так со мной! Ты мой лучший друг. Я не знаю, что бы я без тебя делала!

Каллум отвернулся. Я перестала дышать.

– Поклянись, – тихо проговорил он.

– Поклянусь в чем хочешь.

– Поклянись мне, что больше никогда, никогда в жизни не произнесешь это слово.

Почему он не понимает, что я вообще не про него говорила? Подумаешь, слово. Папа же использует его, и ничего. Но от этого слова стало больно моему лучшему другу. А теперь от него больно мне – и еще как. Раньше я и представить себе не могла, какая это сила – слова. Вот уж правда: слово – не воробей, вылетит – не поймаешь, не отменишь, хоть убейся.

– Поклянись! – потребовал Каллум.

– Клянусь.

Мы оба уставились на море. Я понимала, что мне пора домой. Опоздала к ужину – да настолько, что скоро уже завтракать пора. Мама мне голову оторвет. Но первой я отсюда не уйду. И не хочу вставать на ноги. Вот и не встану. Я поежилась, хотя было ничуть не холодно.

Каллум снял куртку и набросил мне на плечи. Она пахла мылом, чипсами – и Каллумом. Я поплотнее завернулась в нее и спросила:

– А ты?

– А что я? – отозвался он.

– Ты же замерзнешь.

– Ничего страшного.

Я пододвинулась поближе и положила голову ему на плечо. Он весь напрягся, и на миг я испугалась, что он отстранится, но потом он расслабился – и, хотя не стал меня обнимать, как обычно, но и не оттолкнул. Одно-единственное слово – весь этот кошмар у нас случился из-за одного-единственного слова. Проживи я теперь хоть пятьсот миллионов лет, я никогда, ни за что больше не произнесу это ужасное слово. Никогда. Солнце склонилось к горизонту, пламенеющее небо окрасилось в розовый и оранжевый. Мы сидели и молча наблюдали за ним.

– Я тут подумал и… в общем, мы можем видеться после школы, но я считаю, что в школе тебе не надо заговаривать со мной, – сказал Каллум.

Я, мягко говоря, оторопела:

– Ты чего? Почему?!

– Не хочу, чтобы ты из-за меня лишилась друзей. Я знаю, как они тебе дороги.

– Ты тоже мой друг.

– Нет. Когда мы с тобой в школе – нет, – отрезал Каллум.

– Глупости.

– Правда?

Я открыла рот, потом закрыла, будто рыба на берегу, но что тут возразишь?

Каллум поднялся.

– Мне пора домой. Идешь?

Я мотнула головой.

– Тебе от мамы так влетит, что спутники с неба посыплются!

– Понедельник. Мама в гостях, – ответила я.

– А папа?

– Сам знаешь, в будни он сюда не ездит. Остается в городском доме.

– А Минерва?

– Не знаю. Может, гуляет со своим парнем. Каллум, за меня не беспокойся. Я еще немного тут посижу.

– Только не слишком долго, ладно?

– Ладно. – Я вернула ему куртку.

Он взял ее с явной неохотой. И ушел. Я смотрела ему вслед, мечтала, чтобы он обернулся, чтобы вернулся ко мне. Но нет. Ощущение было такое, словно я гляжу на нас с ним со стороны. В последнее время я все чаще и чаще смотрела на свою жизнь будто из зрительного зала. Надо принять решение. Надо определить, каким именно другом станет для меня Каллум. Вот уж не ожидала, что об этом вообще придется думать. Дожили!