Ядовитые яблоки, прямо как в сказке. Только вот мой принц застрял в больнице в Нью-Йорке, а злая колдунья – шестифутовый галапагосец, плохо контролирующий свой гнев. Я смотрю на черепах, все еще блаженно пирующих злосчастными яблоками. Незнакомец смотрит в ту же сторону, что и я.
– Ты не черепаха, – резюмирует он, будто точно знает, о чем я думаю.
Жар в пальцах становится невыносимым.
– Насколько они ядовиты? – Я начинаю паниковать.
Мне нужно срочно ехать в больницу?
Есть ли вообще здесь больница?
Он берет меня за руку и пристально разглядывает пострадавшие пальцы. У него темные волосы и темные глаза, на нем беговые шорты и потная майка.
– И ожог, и волдыри скоро пройдут. Если нужно, сделай холодный компресс, – говорит он, а затем переводит взгляд на мою грудь; я выдергиваю свои пальцы и прикрываю грудь обеими руками. – Где ты ее взяла?
– Взяла – что?
– Эту футболку.
– Одолжила у кое-кого, – отвечаю я. – Мой багаж потеряли.
Незнакомец хмурит брови, и его лоб прорезают более глубокие морщины.
– Ах, ты приехала сюда отдохнуть. Ну конечно, – произносит он так, словно своим визитом на Исабелу я нанесла ему личное оскорбление; в стране, основным источником дохода которой является туризм, подобное поведение сложно назвать теплым приемом. – Не хочется тебя расстраивать, но на острове объявлен двухнедельный карантин, и все закрыто, включая это место.
– Но ты-то здесь, – резонно замечаю я.
– Я здесь живу и просто возвращался к себе домой. И тебе бы тоже не мешало вернуться домой. Или ты не слышала о пандемии?
Его слова задевают меня за живое.
– Вообще-то, я слышала о пандемии, да. Мой парень делает все возможное, чтобы победить вирус. Он находится на передовой линии фронта, если хочешь знать.
– Ага, а ты решила привезти вирус к нам.
Как будто я Тифозная Мэри. Как будто я намеренно пытаюсь причинить людям вред, а не скрыться от опасности.
– Maldita turista[19], – бормочет незнакомец, – которую совершенно не волнуют последствия, лишь бы ничто не мешало ей хорошо провести время.
Я широко распахиваю глаза. Может, он и спас меня от ядовитого яблока, но быть засранцем при этом не перестал.
– Вообще-то, у меня нет ковида. Но знаешь, просто на всякий случай, мы можем соблюсти социальную дистанцию прямо сейчас, разойдясь по разным концам острова.
Я разворачиваюсь и ухожу. Боль в моей несчастной, покрытой волдырями руке, беспомощно повисшей вдоль тела, продолжает пульсировать. Я не оглядываюсь назад, чтобы проверить, смотрит он мне вслед или бредет к себе домой. Я не сбавляю шага, пока не оказываюсь у входа в Центр разведения гигантских черепах. Рядом с вывеской, на которую я обратила внимание в самом начале, я замечаю еще одну табличку с яблоком, перечеркнутым красным. «СUIDADO! LOS MANZANILLOS SON NATIVOS DE LAS GALAPAGOS. SOLAMENTE LAS TORTUGAS GIGANTES SON CAPACES DE DIGERIR ESTAS MANZANITAS VENENOSAS». И рядом на хорошем английском: «ОСТОРОЖНО! МАНЦИНЕЛЛОВЫЕ ДЕРЕВЬЯ, ПРОИЗРАСТАЮЩИЕ НА ГАЛАПАГОССКИХ ОСТРОВАХ, КРАЙНЕ ЯДОВИТЫ. ТОЛЬКО ГИГАНТСКИЕ ЧЕРЕПАХИ СПОСОБНЫ ПЕРЕВАРИВАТЬ ИХ ПЛОДЫ».
Я слышу приглушенное фырканье и, подняв глаза, вижу, что новый знакомый стоит в десяти футах от меня, скрестив руки на груди. Затем он поворачивается и уходит куда-то вглубь острова. Я провожаю его взглядом, пока темнота не поглощает мужчину целиком.
К тому времени, как я возвращаюсь в свою квартиру, на острове уже ночь. В отличие от большого города, где то тут, то там светится рекламный щит или витрина магазина, здесь царит полная, всеобъемлющая темнота. Я ориентируюсь по лунному свету, который отражается в океане, как пущенный по воде камешек. Добравшись наконец до небольшого пляжа перед моей квартирой, я снимаю кроссовки и захожу по щиколотку в воду, чтобы охладить обожженные пальцы в прибое. У меня урчит в животе.
Я отступаю к небольшой каменной стене, которая отделяет внутренний двор от пляжа, и достаю свой телефон. Он лежит у меня на ладони, сияя, словно яркая звезда, в бесплодных попытках поймать сигнал.
«Я скучаю», – пишу я Финну, а затем стираю буквы одну за другой. Уж лучше не посылать никаких сообщений вообще, чем безуспешно пытаться отправить хоть что-то.
Если бы Финн был здесь, мы бы смеялись всю дорогу до нашего номера в отеле, обсуждая отравленные яблоки и грубость местных жителей.
Если бы Финн был здесь, он бы непременно поделился со мной протеиновым батончиком «Кайнд», который всегда берет с собой в самолет на всякий случай.
Если бы Финн был здесь, возможно, я уже носила бы на пальце помолвочное кольцо и готовилась бы проживать остаток своих дней, согласно тщательно составленному мной плану.
Но Финна здесь нет.
Путешествовать с соотечественником стоит только для того, чтобы он постоянно напоминал о доме, чтобы иметь причину уехать, когда, растворившись в огнях Парижа или в бескрайности пустыни, в голову потихоньку закрадывается мысль: «А не остаться ли здесь навсегда?»
Но, учитывая, что мой отель закрыт, я умираю с голоду, а на руке благодаря стараниям местного дерева-убийцы вскочили гигантские волдыри, причин остаться на Исабеле у меня почти нет. За исключением того факта, что я в самом прямом смысле слова не могу покинуть этот остров.
Я настолько вышла из своей зоны комфорта, что все, чего мне хочется, – это свернуться калачиком и заплакать. Я проскальзываю через раздвижные стеклянные двери в свою квартирку и включаю свет. На кухонном столе рядом с раковиной стоит тарелка, накрытая кухонным полотенцем. Даже находясь на другом конце комнаты, я слышу запах чего-то чрезвычайно вкусного. Стол начинает слегка пошатываться, когда я приподнимаю полотенце. На тарелке лежит что-то вроде кесадильи, фаршированной сыром, луком и помидорами. Я съедаю все шесть кусочков разом, даже не присев.
Потом я беру коробку с открытками туристической компании и ставлю ее на кухонный стол. На одной из открыток, достав ручку из рюкзака, я пишу корявым почерком: «GRACIAS», затем подписываюсь и босиком бреду к главному входу в дом. В окнах темно, поэтому я просовываю послание под входную дверь.
Вполне возможно, что на каждого злого засранца на этом острове найдется кто-то вроде Абуэлы.
Вернувшись в свою комнату, прежде чем раздеться, нырнуть в постель и заснуть под тихое бормотание вентилятора над головой, я подписываю вторую открытку – адресованную на этот раз Финну.
Дорогой Финн!
Писать друг другу письма уже немодно, но даже если этот остров – технологическая пустыня, почта-то тут должна работать, так ведь? Прежде всего, спешу заверить тебя, что со мной все в порядке – здесь нет и намека на вирус. Паромное сообщение прекращено на ближайшие две недели, скорее всего, именно для того, чтобы вирус сюда не добрался. Вряд ли отпуск будет соответствовать моим ожиданиям – туризм (и прочая торговля) здесь тоже прекращены. Но я, словно местная островитянка, снимаю комнату у одной милой старушки. Разве не круто?! Мне просто придется исследовать Исабелу самостоятельно, но это значит, что, когда мы вернемся сюда с тобой, нам не нужны будут ни гид, ни экскурсии, ведь я стану настоящим экспертом. ☺
Здесь безумно красиво. Мне кажется, что ни один художник не смог бы передать черноту местных скал, сверкающих на солнце, или бирюзу воды. Все кажется каким-то… грубым и незавершенным. Игуаны свободно расхаживают по острову, словно они здесь хозяева. Я почти уверена, что их тут больше, чем людей.
Кстати, о людях, надеюсь, с тобой все в порядке. Меня жутко бесит, что я не могу слышать твой голос. Да, я скучаю даже по твоему фальшивому пению в дýше.
С любовью, Диана
С самого раннего детства, с моего первого мольберта, стало понятно, что у меня есть какой-никакой талант. Мой отец всю жизнь имел дело с живописью – будь то потолочные фрески или гигантские холсты, – он занимался консервацией. Сам же он всегда говорил, что ничего не создает, а лишь воссоздает. Еще на первом курсе колледжа одну из моих работ отобрали для участия в студенческой выставке. Отец невероятно мной гордился. Он пришел на открытие выставки в своем лучшем костюме; впрочем, другого у него все равно не было.
