Другая группа – это люди, потакающие страстям, т. е. те, которые отказываются что-то предпринимать, ибо слишком погружены и влюблены в своё тело. Гордые умы считают всё не познаваемое интеллектом как бы несуществующим, а окружающий их мир – не познанной ими, а значит, и неразумной случайностью. Те же, кто любит своё тело, любят и все связанные с ним пороки: власть, деньги, обжорство, алкоголь и беспорядочный секс. Ну, а так как Бог в Священном Писании всего этого не одобряет, то такой Бог им попросту не нужен, и они отказываются в Него верить. Ведь для таковых познать Бога означает познать и возненавидеть самих себя и свои тайные или явные пороки.
Как правило, в дискуссиях на тему богопознания такие люди полны скептицизма. Они говорят о Боге и религии с ухмылкой, как бы свысока. Такая линия поведения является защитной реакцией ЭГО-ума и его тайной верой в то, что все люди вокруг – пройдохи и такие же грешники, как и он сам, просто они скрывают свои грехи под внешней религиозностью, а он (конкретный ЭГО-ум) правдив и честен. Иными словами, неверие для такого ума – это разновидность тайного самооправдания и тайного страха быть разоблачённым.
Последний тип умов – это те, кто видит то, чего нет, или невежественные умы. Они, будучи интеллектуально податливыми, верят в Бога, но воспринимают всё сказанное в священных текстах буквально, т. е. думают, что вся Вселенная устроена ровно так, как это написано в Библии. Они считают, что Господь обладает таким же житейским рассудком и такой же отдельной сущностью, как и они сами, и что Он их видит такими же, какими они видят сами себя. Для них соблюдение ритуалов и есть процесс богопознания, а сам Бог – это в буквальном смысле строгий Отец, которого они боятся, как когда-то боялись своего отца.
Они предпочитают жить суевериями, штампами и не понимают абстрактных формулировок. Их вера в Бога отчасти похожа на веру маленьких детей в Деда Мороза, ибо вера эта по силе превосходит их разум и способность к самопознанию. Исходя из сказанного, можно выделить Воинские добродетели, можно разделить их на две категории: качества, вообще необходимые воину, чтоб с честью носить своё звание при всяких обстоятельствах, и качества, необходимые ему при выполнении определённых его обязанностей, как в мирное время, так и на войне. Иными словами – качества основные, общие и качества вытекающие, специальные.
Основных воинских добродетели три: Дисциплина, Призвание и Прямодушие. Храбрость, которую иные ошибочно полагают главной воинской добродетелью, – только производная этих основных, главных качеств. Она заключена в каждом из них. Воинская часть и люди, сохраняющие дисциплину под огнём, тем самым уже храбрая часть, храбрые люди. Солдат по призванию, твёрдо и пламенно верящий в это своё призвание, уже не может быть трусом. Наконец, прямодушие – открытое исповедание своей веры, своих взглядов, своих убеждений, – откровенность и прямота – гораздо выше храбрости уже по той причине, что это – храбрость, возведённая в квадрат. Храбрость «сама по себе» – так сказать, «голая храбрость» – малоценна, коль скоро она не соединяется с одной из этих трёх основных воинских добродетелей, которые и рассмотрим по порядку: экзерциция, дисциплина – победа, слава, слава, слава…
Субординация, Бессмертные слова бессмертной «Науки Побеждать».
Изложенные соотношения Духовной Божественной (Бога)-реальности и субъективной (Эго)-реальности в достаточной степени позволяют судить нам о взаимоотношении и взаимной подчинённости элементов Полководчества, Политики и Стратегии. Реакция Эго-ума на богопознание и принятие Решения.
Суворов даёт пять понятий в их гениальной простоте и гениальной последовательности. Сперва субординация – альфа и омега всего Воинского естества. Потом экзерциция – упражнение, развитие, закалка. Это даёт нам дисциплину, слагающуюся из элементов субординации и экзерциции – чинопочитания и совместного учения. Дисциплина даёт победу. Победа сберегает жизнь, жизнь рождает славу.
Мы различаем по форме – дисциплину наружную и дисциплину внутреннюю, по естеству – дисциплину автоматическую и дисциплину осмысленную. По форме дисциплина всех организованных армий сходственна, по естеству же – глубоко различна. По форме – наружная дисциплина заключает в себе внешние признаки чинопочитания, внутренняя – степень прочности этой дисциплины. Естество дисциплины различно, смотря по армиям, народам и степени духовности этих народов. Мало того, различным историческим эпохам соответствует различная дисциплина. Русской Армии соответствует дисциплина, осмысленная по существу, но жестокая по форме. Для сохранения драгоценного содержания стенки сосуда не мешает иметь сколь можно более твёрдыми. Для сохранения качества дисциплины необходима известная доза автоматизма.
Отношение автоматизма к осмысленности – то же, что науки к искусству, лигатуры к благородному металлу.
Жёлтый оттенок для благородного металла натурален. В таких соединениях используется лигатура – медь или серебро. Лиловые украшения получаются в результате добавления в материал 750-й пробы алюминия. Что касается второй воинской добродетели – пламенной веры в своё призвание, – то, в отличие от дисциплины – добродетели благоприобретаемой, – она является врождённой. Пусть молодой человек, колеблющийся в выборе карьеры, посмотрит на растерзанные полотнища знамён. Он сможет разобрать или угадать славянскую вязь: «За отбитие знамён у французских войск на горах Альпийских»… «За подвиг при Шенграбене, в сражении отряда из пяти тысяч с корпусом из тридцати тысяч состоявшим»… «За отличие при поражении и изгнании врага из пределов России в 1812 году»… «За Шипку и двукратный переход через Балканы»… «За взятие Берлина», наконец! Но нет такой надписи на русских знамёнах. Интересный факт – вначале на знамени не было надписи. Когда стало известно, что его ждут на Параде Победы в Москве, на нём сделали надпись «150 стр. ордена Кутузова II ст. Идриц. Див.», а также «79 Ск» и «3 УА 1 БФ». Если слова эти не покажутся ему райской музыкой, если он своим «внутренним оком» не увидит тут же рядом с собой штурмующих рейхстаг, шенграбенских гусар, бородинских егерей, не почувствует себя в строю, бегущим в атаку на фашистов в Сталинграде, – тогда, значит, военного призвания у него нет, и в Армию ему идти нечего. Если же он увидел кровавый снег Панфиловцев под Москвой или гибель русских кораблей в Цусимском сражении, истекающих кровью защитников Москвы, если он услышал «ура» последних защитников Брестской крепости, если он почувствовал смерть Александра Матросова – тогда это значит, что священный огонёк ярко вспыхнул в его груди. Тогда он – наш.
Любить военное дело мало. Надо быть ещё в него влюблённым. Эта любовь – самая бескорыстная. Военная профессия – единственная, не приносящая дохода. Она требует всё, а даёт очень мало. Конечно, в материальном отношении: в моральном это «малое» – огромно. Оно вырастает из того признания и уважения общества, которое этим обществом востребовано. Если воинская служба обществом не востребована, то и влюблённости в военное дело недостаточно. Тогда трудно верить в своё будущее, даже если верить в своё призвание, даже если каждую минуту ощущать в тяжёлом ранце фельдмаршальский жезл, – быть убеждённым, что именно тебе, вверенным тебе роте, полку, корпусу, флоту надлежит сыграть главную роль, произвести перелом в критическую минуту, – уподобиться Ушакову при Чесме или Жукову при взятии Берлина, пусть даже и заплатить за это тою же ценой.
Третья воинская добродетель – Прямодушие. Подобно второй – Призванию, – она природная, и её можно испортить превратным толкованием первой воинской добродетели – Дисциплины. Если Начальник – деспот, грубо, не по-офицерски обращающийся с подчинёнными, терроризирующий их безмерно взысканиями и разносами, он может погубить эту добродетель в своих подчинённых.
Угодничанье (в сильной степени – подхалимство) – худший из всех пороков военного человека, единственно непоправимый – тот отрицательный сомножитель, что обращает в отрицательные величины все остальные достоинства и качества. Казнокрад и трус терпимее подхалима. Те бесчестят лишь самих себя – этот же бесчестит всех окружающих, особенно же того, пред кем пресмыкается. Но воровство и трусость вообще не могут быть возведены в систему в сколько-нибудь организованной армии. Подхалимство и его неизбежное следствие – очковтирательство – могут. И тогда – горе армии, горе стране! Не бывало и не может быть случая, чтобы они смогли опереться на гнущиеся спины.
