Охранники прослушивают все телефонные звонки. Они сидят всего в нескольких футах от нас в зоне для посещений, наблюдая, словно ястребы. Они отслеживают все входящие и исходящие письма и электронную почту, последняя из которых ограничена и разрешена только при особых обстоятельствах. Затем тщательно анализируют каждое слово.

Так что в целом общение с заключённым федеральной тюрьмы – это та ещё заноза в заднице.

Если только этот заключённый не заплатил всем в тюремной системе, чтобы получить особые привилегии.

И хорошо им заплатил.

— Ты позаботился об этом?

Голос на другом конце провода мужской, хриплый и с сильным акцентом. Макс курил по две пачки в день с тех пор, как я его знаю, и это слышно и по его голосу, и видно по его лицу. Это заметно и по зубам, которые уже не так красивы.

— Да.

Одним этим словом я произнёс самую опасную ложь в своей жизни. Макс убивал людей и за гораздо меньшее.

Мне ли не знать. Я был тем, кто нажимал на спусковой крючок.

Макс хмыкает.

— Отлично. Я не люблю незаконченных дел. Она что-нибудь знает?

— Нет. Она ничего не знала. Она бы сказала мне, если бы знала.

Его смешок низкий и невесёлый.

— Вот почему я поручил именно тебе эту работу. Все говорят, когда ты задаёшь вопросы.

Это правда. Я лучший в своём деле.

Обычно такой комплимент вызывал у меня определённое чувство удовлетворения, если не откровенной гордости. Однако сегодня он вгоняет меня в депресняк.

Мне не нужно задаваться вопросом почему. Я знаю причину.

У этой причины иссиня-чёрные волосы, полные красные губы и глаза цвета моря в лютый шторм, серо-голубые и угрюмые. Эта причина милая, забавная, острая и сексуальная. И честная. И храбрая.

И чертовски крепче, чем она думает.

С первого взгляда, как я увидел Натали, эта причина ударила меня прямо под дых. Или, во всяком случае, заставила меня так себя чувствовать.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что заставил меня что-то почувствовать. Прошло много времени с тех пор, как кто-то мог это сделать. Я больше не была уверена, что смогу это сделать.

Эти десять секунд разговора повлияли на меня больше, чем что-либо другое за последние годы. Десятилетия. Они выжжены у меня в мозгу. В моих ушах. В моём сердце.

Я не думал, что у меня всё ещё есть сердце, но оно есть. То пустое пространство в моей груди, которое у меня было так долго, заполнено диким биением.

Из-за неё.

— Я прослежу за другими зацепками. Перезвоню тебе, как только у меня что-нибудь будет.

— Ты сделаешь это. А Кейдж?

— Да, босс?

— Я рассчитываю на тебя. Я рассчитываю на тебя.

— Знаю. Знаю.

Представляя лицо Натали, я закрываю глаза.

Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я не выполнил работу, на которую меня послали, мы оба покойники.

Нат

Я не могу уснуть в ту ночь. Беспокойно ворочаюсь, преследуемая мрачными мыслями о том, что могло быть в банковской ячейке Дэвида, почему он не сказал мне, что у него она есть, и почему он пошёл на странные меры, отправив мне ключ по почте, вместо того, чтобы просто отдать его мне.

Самое странное, почему не было приложено никакой записки с объяснениями.

Типа, что, я просто должна вот так просто взять и понять? Если бы Крис не просветил меня, я не знаю, как бы я это определила.

Всё это тревожно и таинственно. У меня было предостаточно загадок, чтобы хватило на всю жизнь, большое спасибо.

Также внутри моего черепа скребутся, как голодные маленькие крысы, мысли о Кейдже.

Коллекционер долгов? Что именно это вообще значит?

Я не уверена, что хочу это знать. Часть меня хочет знать, но другая часть меня – более здравомыслящая часть – говорит мне медленно отступать.

Теперь Кейдж уехал, так что это всё равно не имеет значения.

Я слышала, как его большой внедорожник с рёвом умчался в ночь, наблюдала за его красными задними фарами из кухонного окна, пока он не свернул за угол и машина не скрылась из виду. Именно тогда я поняла, что не знаю, откуда он приехал и куда направляется, и почему меня это должно волновать в первую очередь.

Я имею в виду, мне всё равно.

Я думаю.

Ведение занятий в понедельник – сущий ад. Я смотрю на часы, как хищная птица, отсчитывая каждую секунду, пока не смогу уйти и пойти в банк.

В городе есть только один филиал Wells Fargo, так что мне не придётся ездить по всему штату в поисках подходящего. Это не проблема.

Реальная проблема заключается в получении доступа к сейфу.

Мы с Дэвидом не были официально женаты, когда он исчез. У нас было разрешение на брак, но чтобы брак был зарегистрирован официально, церемонию должно провести уполномоченное на то лицо.

Будучи его невестой, а не женой, мне не позволят получить доступ к ячейке, если моего имени не будет указано в бумагах. Что совершенно естественно, учитывая, что мне пришлось бы быть там с ним и предоставить удостоверение личности на этапе подписания договора аренды банковской ячейки.

По крайней мере, так написано в Google.

Также ситуацию осложняет отсутствие свидетельства о смерти.

Хотя Дэвид считается мёртвым по законам штата, потому что он пропал без вести и не найден в течение пяти лет, свидетельства о смерти нет. Я также не могу обратиться в суд с ходатайством о его получении. Это может сделать только супруг, родитель или ребёнок, а я никто из вышеперечисленных.

Если бы у меня было свидетельство о смерти, я могла бы убедить сочувствующего банковского работника разрешить мне доступ, особенно если бы я также предъявила наше свидетельство о браке.

Тем более, если человек жил в городе пять лет назад. В течение нескольких месяцев никто не говорил ни о чём другом.

Я бы наверняка получила бонусные баллы за грустную мину на морде лица.

Кроме того, у Дэвида не было завещания, так что я тоже не являюсь душеприказчиком его имущества... Не то чтобы там было какое-то имущество, о котором можно было бы говорить. Когда он пропал, на его расчётном счёте было меньше двух тысяч долларов. У Дэвида не было никакой собственности. Скромные инвестиции, которые мы делали, были сделаны на брокерском счёте исключительно на моё имя. План состоял в том, чтобы добавить его в качестве получателя на все мои счета, как только мы вернёмся из нашего медового месяца, но этого так и не произошло по очевидным причинам.

Так что я не его жена, я не его семья, и я не его душеприказчик. Я в значительной степени не что иное, как дерьмо, которому не повезло.

Но попытаться стоит.

В десять минут пятого я паркуюсь на стоянке банка, глушу двигатель и смотрю на двойные стеклянные двери входа, подбадривая себя. Я не обслуживаюсь в Wells Fargo, поэтому у меня нет связи ни с кем, ни с дружелюбным менеджером по работе с клиентами, ни со знакомым кассиром, с которым я могла бы попытать счастья. Я иду совершенно вслепую.

Колеблюсь у дверей, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, узнаю ли я кого-нибудь из кассиров. Их трое, но это не те, с кем я мало-мальски знакома. Кассир, к которому я решаю подойти, – молодая рыжеволосая девушка с дружелюбной улыбкой.

Я знаю, что попаду в ад за то, что надеялась, что у неё может быть трагическое романтическое прошлое и она сжалится надо мной, когда мне придётся поведать ей свою печальную историю.

— Добрый день! Чем я могу вам помочь?

— Мне нужен доступ к ячейке, пожалуйста.

— Конечно. Позвольте мне проверить карточку с подписью. На чьё имя счёт?

Приятно улыбаясь, я говорю:

— Дэвид Смит.

— Подождите минутку, пожалуйста. — Она весело стучит по клавиатуре компьютера. — Вот оно. Дэвид Смит и Натали Петерсон. — Она смотрит на меня. — Это вы, я полагаю?

Моё сердце бешено колотится. Моё имя указано в счёте. Как оно может быть там. Может быть, Google ошибся.

— Да, это я.