Его брови насмешливо хмурятся. Очевидно, Кейдж не понимает, что я имею в виду.

— Из-за вашей… ситуации.

Кейдж наклоняется вперёд в своём кресле, складывает руки на столешнице и наклоняется ближе ко мне. Сверкая глазами, он тихо произносит:

— Что же это за ситуация?

Боже, этот парень такой страшный. Большой, горячий и очень страшный. Но в основном горячий. Нет, страшный.

Черт, кажется, я уже пьяна.

— Может быть, я ошибаюсь. Я просто предположила…

— Предположила что?

— Что, когда вы увидели меня в свадебном платье… что вы новичок в нашем городе и кажетесь очень, эм, немного, как бы это сказать? Не то чтобы злым, но скорее расстроенным? Что, возможно, вы, ах, возможно, страдаете от недавней потери…

Чувствуя себя жалкой, я замолкаю.

Его взгляд такой жёсткий и испытующий, что с таким же успехом Кейдж мог бы работать прожектором, который направляют на вас во время допроса. Затем выражение его лица проясняется, и он откидывается на спинку стула.

— Ты думала, что я женат.

В его тоне определённо слышится намёк на смех.

— Да. В частности, что вы вдовец.

— Я никогда не был женат. Никогда не был разведён. У меня нет мёртвой жены.

— Понимаю.

На самом деле не понимаю, ни черта, но что ещё я могу сказать? Так жаль, что мы с моей лучшей подругой – теоретики заговора – за обедом с такой одержимостью обсуждали тебя?

Нет. Я определённо не могу этого сказать.

Также в списке запрещённых тем: если у тебя нет мёртвой жены, почему ты взбесился, увидев меня в свадебном платье? Почему ты смотришь на меня так, словно хочешь сбить своей машиной, но поворачиваешься и говоришь мне такие красивые комплименты? А потом ненавидишь себя за то, что делаешь их?

И последнее, но не менее важное: что случилось с боксёрской грушей?

Не зная, что ещё сказать или сделать, я снова промокаю губы салфеткой.

— Ну что ж. Прошу прощения. В любом случае, это не моё дело.

Очень тихо Кейдж произносит:

— Не так ли?

Судя по его тону, так оно и есть. Теперь я ещё больше взволнована.

— Я имею в виду... нет?

— Это вопрос? — Слабая улыбка приподнимает уголок рта Кейджа. Его взгляд потеплел, и вокруг глаз собрались крошечные морщинки.

Подождите-ка, он что, издевается надо мной?

— Я не в настроении играть в игры, — произношу я ледяным тоном

Всё тем же низким, наводящим на размышления тоном он говорит:

— А я очень даже.

Его взгляд опускается на мои губы. Кейдж вонзает зубы в свою полную нижнюю губу.

Волной жар поднимается по моей шее к ушам, где и оседает, пульсируя.

Я хватаю бутылку шампанского и пытаюсь налить содержимое в свой бокал. Однако мои руки так сильно дрожат, что жидкость стекает по бокам бокала и падает на скатерть.

Кейдж забирает бутылку из моей руки, берет стакан и заканчивает наливать, всё это время с выражением, граничащим с ухмылкой.

Это не настоящая ухмылка, заметьте, потому что для этого потребовалась бы улыбка.

Кейдж протягивает мне бокал с шампанским.

— Спасибо, — говорю я, задыхаясь, и выпиваю содержимое одним махом.

Когда ставлю пустой стакан обратно на стол, его тон становится деловым.

— Я думаю, что мы начали не с той ноты. Давай начнём всё сначала.

О, послушай-ка, Кейдж ведёт себя разумно. Интересно, что он из себя представляет?

Кейдж протягивает руку, больше похожую на бейсбольную перчатку.

— Привет. Меня зовут Кейдж. Приятно познакомиться.

Чувствуя себя как в альтернативной вселенной, я просовываю свою руку в его, а затем сомневаюсь, что когда-нибудь получу её обратно, потому что она потерялась где-то в его тёплой, грубой, гигантской ладони.

Каково это – чувствовать эти руки на своём обнажённом теле?

— Кейдж? — слабо повторяю я, поражённая ярким мысленным образом того, как он проводит своими огромными руками по моей обнажённой плоти. Я краснею до кончиков пальцев ног. — Это ваше имя или фамилия?

— И то и другое.

— Конечно, как иначе. Привет, Кейдж. Я Натали.

— Приятно познакомиться, Натали. Могу я называть тебя Нат?

Я вижу, что Кейдж начинает демонстрировать хорошие манеры. И он всё ещё не отпускает мою руку. И я всё ещё не могу избавиться от этого образа, как Кейдж ласкает меня везде, пока я извиваюсь, стону и умоляю его о большем.

— Конечно.

Господи, пожалуйста, не дай ему заметить, что мои соски затвердели. Пожалуйста, пожалуйста, пусть он этого не замечает. Какого черта я не надела лифчик?

Кейдж любезно говорит:

— Так чем ты зарабатываешь на жизнь, Нат?

— Я учитель. Преподаю ИЗО. В средней школе.

Я с тем же успехом могла бы сбежать из психбольницы. Дам тебе знать через минуту, сразу после того, как пульсация между ног утихнет, и кровь прильёт обратно к моей голове.

Что со мной не так? Мне даже не нравится этот парень!

— А ты?

— Я коллекционер.

Это меня удивляет. Он мог бы с тем же успехом сказать «наёмный убийца», и я бы просто кивнула.

— О. Антиквариат или что-то в этом роде?

Его давление на мою руку твердо и устойчиво. Взгляд Кейджа так же твёрд, когда он смотрит мне в глаза и отвечает.

— Не-а. Долги.

Нат

Очевидно, что за словами Кейджа скрывается некий скрытый смысл. Это не тот человек, который сидит за столом в колл-центре в наушниках и пристаёт к должникам по телефону, чтобы те оплатили просроченные счета по кредитным картам.

Я убираю свою руку из его ладони, но сохраняю зрительный контакт, чувствуя любопытство, дискомфорт и крайнее возбуждение. Это сбивающее с толку сочетание.

Стремясь казаться беспечной, произношу:

— Сборщик долгов. Это интересное направление работы. Так вот почему ты переехал на озеро Тахо? Для работы?

Откинувшись на спинку стула, Кейдж берёт сигару и задумчиво затягивается на мгновение, пристально глядя на меня, словно тщательно подбирает слова.

Наконец, Кейдж произносит:

— Предполагалось, что это будет рабочий визит.

— Но теперь всё изменилось.

Взгляд Кейджа снова опускается на мой рот. Его голос звучит хрипло.

— Без понятия.

Я наэлектризована. Все мои нервы встали на дыбы, буквально крича, и всё, что для этого потребовалось, – это чтобы этот темноглазый незнакомец посмотрел на меня определённым образом.

Определённым голодным, двойственным способом. Так голодающий человек смотрел бы на стейк, который он отчаянно желал бы отведать, даже понимая, что он ядовит.

Вспоминаю своё первое впечатление о Кейдже, когда увидела его вчера вечером в баре, и как я сказала Слоан, что он выглядит так, будто сошёл со съёмочной площадки «Сынов Анархии», и понимаю на клеточном уровне, что человек, сидящий напротив меня, – это тот, к кому обычные правила общества неприменимы.

Я также понимаю, что он опасен.

И что он хочет меня, но одновременно и не хочет.

И что я тоже хочу его, хотя и не должна.

Потому что люди, которые поднесут руку слишком близко к пасти льва, уйдут с окровавленным обрубком в том месте, где раньше у них была эта самая рука.

Подходит официант. Кейдж отсылает его прочь по-королевски пренебрежительным щелчком пальцев, не сводя с меня пристального взгляда.

Когда он уходит, Кейдж говорит:

— Итак, твой жених исчез. И в течение следующих пяти лет, в каждую годовщину того, что должно было стать днём твоей свадьбы, ты напиваешься.

— Звучит ещё ужаснее, когда ты произносишь это вслух. Мне следует тебя опасаться?

Мы смотрим друг на друга через стол. Тишина наэлектризована. Если его и удивил мой вопрос, то Кейдж никак этого не показывает.

Он тихо говорит:

— Что, если я скажу «да»?

— Я бы поверила тебе на слово и поехала бы отсюда прямо в ближайший полицейский участок. Ты говоришь «да»?