В начале 2014 г. семилетняя девочка по имени Шарлотта написала открытое письмо компании Lego: «Я пришла в магазин и увидела наборы лего в двух отделах, розовые (девочки) и голубые (мальчики). Девочки сидели дома, ходили на пляж и за покупками и нигде не работали, а мальчики участвовали в приключениях, трудились, спасали людей, работали, даже плавали с акулами. Я хочу, чтобы вы делали больше лего-девочек и чтобы у них были приключения и много всего интересного»[5].
Девочки, изучающие естественные и точные науки, не должны перелопачивать массу информации в поисках ролевых моделей. Мы должны видеть в женщинах из мира науки ученых, а не аномалии или матерей семейств, ночами колдующих в лаборатории, и посылать девочкам правильные сигналы о том, что у них хорошо получается. Это ускорит формирование нового поколения химиков, археологов и кардиологов, а также откроет скрытую историю мира.
Герта Айртон была хорошим ученым – как и сейсмолог Инге Леманн и нейроэмбриолог Рита Леви-Монтальчини. Они попали в эту книгу не потому, что были женщинами, занимающимися естественными науками или математикой во времена, когда это было уделом очень немногих женщин. Они включены в нее, потому что открыли ядро Земли или радиоактивные элементы, извлекли полный скелет динозавра или дали начало новой области научного поиска. Их идеи и открытия потрясли самые основы нашего мировосприятия (сейсмолог более чем уместна в этом контексте).
Научные достижения могли бы стать причиной включить их автора в самые разные книги, но, чтобы оказаться в этой, требовался второй краеугольный столп – тайная лаборатория в спальне, экспедиция на дно океана или украденная фотография, позволившая открыть структуру ДНК. Одной лишь научной карьеры было недостаточно.
Чтобы значимость каждой личности стала очевидной читателю, я включила в книгу только деятельниц науки, завершивших работу своей жизни. Обойти вниманием ныне живущих было особенно тяжело, потому что пришлось вычеркнуть многих выдающихся ученых и их выдающиеся достижения. Более того, возможности проявить себя в естественных и точных науках представились белым женщинам раньше, чем цветным. Всего через пять лет от настоящего момента по заданному критерию можно будет написать книгу, гораздо более отвечающую требованию разнообразия.
Поскольку «женщина в науке» – фактически синоним имени «Мария Кюри», я решила обойтись без нее. Кюри с чрезмерным отрывом лидирует практически везде: женщина в наборе открыток с портретами знаменитых ученых; имя, с наибольшей вероятностью всплывающее в случайной беседе; ученая, с которой сравниваются все остальные женщины мира науки. Дважды лауреат Нобелевской премии, директор чрезвычайно влиятельного парижского Института радия, первая, кто привлек широкое общественное внимание к малозаметной на тот момент награде, Нобелевской премии, – Кюри, безусловно, заслуживает своего места в истории и в нашем дискурсе. Для Ву Цзяньсюн, Маргариты Перей и даже собственной дочери Ирен Жолио-Кюри Мария Кюри была вдохновительницей. Я надеюсь, что истории, рассказанные в этой книге, откроют для читателей любого возраста новые объекты восхищения из числа ученых, математиков и инженеров.
Вместо того чтобы называть любую выдающую ученую Марией Кюри своей области, давайте в следующий раз, столкнувшись с личностью, живущей наукой, назовем ее Барбарой Мак-Клинток своей области. Ученых, открывающих новую область исследования, сравним с Энни Джамп Кэннон, а подвергающих себя физической опасности ради эксперимента уподобим любой из описанных здесь исследовательниц, работавших с радиоактивными веществами или горчичным газом.
В этой книге 52 истории. Читайте по одной в неделю, и за год вы узнаете, чьи исследования привели к созданию Агентства по охране окружающей среды, кто изобрел несминаемый хлопок и чья шкала здоровья спасла уже несколько поколений новорожденных. Об авторах этих открытий рассказывалось крайне мало, так что я убеждена: знакомясь с ними, вы соприкоснетесь с таким широким спектром знаний, что даже Саломе Уэлш была бы впечатлена.
Медицина
Мэри Патнэм Джейкоби
1842–1906
врач
Эдвард Кларк, врач, профессор Гарварда, предупреждал: «Известны примеры, когда женщины выходили из школы или колледжа с блестящими знаниями, но с недоразвитыми яичниками. Впоследствии они выходили замуж и оказывались бесплодными»[6]. Далее шли объяснения, почему их репродуктивные органы не достигли полного развития: «Никакая система не делает хорошо два дела разом. Мускулатура [мускулатура здесь = менструации] и головной мозг не могут функционировать наилучшим образом одновременно». Это цитата из книги Кларка «Пол в образовании, или Равные возможности для девочек» (Sex in Education: or, a Fair Chance for the Girls), изданной в 1873 г. Основная мысль: прилагать усилия во время менструаций опасно. Следовательно, опасно и давать женщинам образование. Для собственного благополучия женщине не следует стремиться к нему. На кону ее утроба.
Сегодня от утверждения Кларка легко отмахнуться как от ахинеи некоего доктора. Его описания студенток – «множество бледных, бескровных женских лиц, свидетельствующих о туберкулезе, золотухе, анемии и невралгии» как результат «нашей нынешней системы обучения девочек»[7] – напоминают скорее персонажей «Ходячих мертвецов», чем обитателей университетского кампуса. Однако после выхода в свет «Равных возможностей» администрация и преподавательский состав высших учебных заведений, выступавшие против образования для женщин, стали ссылаться на эту книгу как на подтверждение своих взглядов.
Американка Мэри Джейкоби считала все это бредом. Она стала первой женщиной, принятой на медицинский факультет Парижского университета. За это пришлось побороться, но, поступив, Джейкоби была полностью поглощена учебой. Многие сомневались в том, что она сумеет добиться успеха, – даже ее собственная мать, – но Джейкоби осваивала курс легко и с юмором. В 1867 г. в письме домой она уверяла мать: «Честное слово, для меня это только в радость, в больницах происходит столько всего вдохновляющего (и, добавлю, восхитительного, надеюсь, тебя это не шокирует), что я ни в малейшей степени не страдаю от перегрузок»[8].
Оспаривая измышления Кларка, Джейкоби могла бы привести в качестве контраргумента собственный опыт. Она училась в Париже после того, как получила диплом врача в Соединенных Штатах. Медицинская школа не сделала Джейкоби ни больной, ни бесплодной. Однако ссылаться на автобиографию, имея прекрасную возможность собрать достоверные свидетельства, было бы все равно что нащупывать свой пульс, когда его можно прослушать через стетоскоп.
Джейкоби возразила на едва прикрытое Кларком оправдание дискриминации 232 страницами точных научных данных, графиков и анализов. Она собрала результаты обследований, включающих данные о ежемесячных женских болях, продолжительности цикла, ежедневных физических нагрузках и образовании, а также данные по таким физиологическим показателям, как пульс, ректальная температура и объем мочи. Чтобы сделать свои аргументы неопровержимыми, Джейкоби провела тестирование мышечной силы испытуемых до, во время и после менструации. Работа была почти болезненно беспристрастна. Наконец, последний разящий удар, целиком и полностью научно обоснованный: «Ничто в природе менструации не предполагает необходимости или даже желательности отдыха»[9]. Если женщины болеют туберкулезом, золотухой, анемией и невралгией, то не потому, что слишком много учатся, как утверждал Кларк.
Ее доклад – фактологически безупречный и при этом страстный – был удостоен премии Бойлстона Гарвардского университета всего через три года после того, как Кларк, профессор того же учебного заведения, издал «Равные возможности». Научный спор Кларка и Джейкоби был не просто интеллектуальной пикировкой. В дискуссии о том, кому дозволено поступать в университет, опора на авторитет науки была чрезвычайно важна. После того как книга Кларка превратила университет в неприступную крепость, Джейкоби принялась систематически разрушать это препятствие. Ее исследование оказало огромное влияние на предоставление женщинам доступа к высшему образованию.