Ева.

На подоконнике сидел большой рыжий кот. Был он весь грязный и с заплывшим окровавленным глазом. Вторым – здоровым – глазом он наблюдал за лежащей на кушетке Евой, а Ева, в свою очередь, наблюдала за котом и за тем, что творилось на улице за его спиной.

А за окном была красивая желто – рыжая осень! Она усыпала листьями подоконник (ах, как гармоничен был здесь рыжий кот!), асфальт возле корпусов их училища, дорогу до ближайшей остановки, а также протоптанную многими поколениями студентов не асфальтированную дорожку, ведущую от училища к общежитию.

В медкабинет, куда с конца прошлого учебного года так и не нашли медсестру, вошел Роман Викторович Мордвинов, преподаватель их училища.

–Ну как же так, Ева? Нужно быть осторожней. Спорт – это, конечно, хорошо, но вот падать и ударяться головой о камни во время бега на физкультуре, это, знаешь ли, не очень полезно для здоровья.

Он сел на край кушетки, где лежала Ева, и стал осматривать ее лицо и голову.

–Мда… – протянул он. – Ну, ничего страшного я не вижу. Голова не болит? Не кружится? В поликлинику сходишь? Ну, хорошо, но ты полежи тут полчасика, мне так будет спокойней… – при этих словах он улыбнулся. Как же красиво он улыбался! Недаром педагоги шутили, что его улыбка – визитная карточка училища.

Он достал из шкафчика перекись и стал обрабатывать царапины на голове и на лице Евы. Делал он это очень нежно, каждый раз замирая при ее вздрагивании, и шепча: «Ну, ну… Не больно, не больно…». И Ева вдруг успокоилась, и даже почувствовала себя счастливой. «Определенно, – подумала она, – его улыбка – это лучшее, что есть в этом училище».

– Так ты сама упала, или подтолкнул кто?

Этот вопрос застал ее врасплох. В дверях кабинета стояла заместитель декана Наталья Львовна.

– Сама. Наверное, – сказала Ева и покраснела. Врать она не умела, а в том, что ее толкнули, она не сомневалась.

– Ну – ну… Роман Викторович, выйдем, поговорить надо. И не приваживай ты это грязное чучело. Брысь!

При этих словах растрепанная и местами грязная Ева, разглядывавшая с интересом ухоженную, даже можно сказать лощеную Наталью Львовну и приняв «чучело» на свой счет, густо покраснела, а заметивший это Роман Викторович весело рассмеялся, и указал ей взглядом на кота. Наталья Львовна вышла, Роман Викторович, состроив у нее за спиной страдальческую гримасу, которая очень рассмешила Еву, вышел за ней. Кот так и остался сидеть на подоконнике. Был конец сентября.

А месяц назад жизнь Евы сильно изменилась. Из маленького поселка она переехала в город (правда, небольшой), в общежитие при педагогическом училище. Не сказать, чтобы ее особо тянуло к педагогике – просто в этом училище было общежитие, а оно ей было необходимо. Общежитие было в пяти минутах пешком от училища (это если напрямик по той самой вытоптанной тропинке). Денег на дорогу тратить было не нужно. Само же училище располагалось на окраине города, в живописном, еще только начинающем застраиваться коттеджами, районе. За ним был лес, а дальше начинался дачный поселок. И озеро! Всего километрах в пяти – шести от училища. Небольшое, но очень красивое! Это была неодушевленная достопримечательность училища. Другой его достопримечательностью – уже одушевленной – был, как говорилось ранее, Роман Викторович Мордвинов. «Что он, такой талантливый, забыл в этом захудалом училище?», – удивлялись многие. Сам Роман Викторович объяснял это сначала необходимостью комнаты в общежитии, а потом, когда уже купил себе квартиру (совсем рядом с училищем), просто привычкой, и, конечно же, любовью к молодежи. А был он красив и обаятелен! Не понятно, что из этого было на первом месте, но души в нем не чаяли не только преподавательницы, буфетчицы, уборщицы и завхоз, но и студентки. Особенно Настя – Евина одногруппница и соседка по комнате. Она – то и толкнула Еву сегодня утром. По крайней мере, Ева так считала. Как – то так вышло, что Настя с первого дня невзлюбила Еву, и всячески пыталась ее задеть. Но до этого дня только словами.

За дверью ссорились. Сначала шепотом, а потом все громче и громче. Половины слов Ева не могла разобрать.

– …поэтому отдай мне его, слышишь, Рома, отдай!

– Нет.

– Почему?

– Это тебе не принадлежит.

– Тебе тоже, не забывай это!

– Я всегда об этом помню, ты же знаешь… (Усталый вздох). Мне кажется, нет – я почти уверен – что это она! (Далее неразборчиво… Что – то про выбор камня…).

– С чего ты взял?

В ответ неразборчивый шепот.

– А может тебя просто на молоденьких девиц потянуло?

– А может кто – то слишком зациклен на том, чтобы отодвинуть приближающуюся старость?

Вместо ответа Ева услышала резкий звук пощечины, а затем в кабинет вернулся взволнованный Роман Викторович. Пытаясь скрыть свою нервозность, он подошел сначала к столу, потом к окну, затем резко обернулся и спросил Еву, глядя ей прямо в глаза:

– Ты все слышала?

Она кивнула в ответ.

– О чем, по – твоему, мы говорили? – он явно нервничал и колебался, вот только что было этому причиной?

– Об уходящей молодости, – ответила Ева и покраснела. – У вас с Натальей Львовной был в молодости роман? – лицо ее при этом стало пунцовым, и она в душе корила себя за болтливый язык.

– Да… был… – рассеянно ответил Роман Викторович и, кажется, расслабленно выдохнул.

Дальше они занимались каждый своим делом: Ева продолжила разглядывать за окном рыжие осенние листья, усыпавшие все вокруг, а Роман тоже стал рассматривать, а точнее – осматривать, но не листья, а шерсть, глаз, лапы и все остальное, что было у кота, так же нежно, как недавно у Евы, обрабатывая его раны, и недовольно бормоча: «Сколько же блох ты развел, дружок! Надо будет купить от них ошейник».

«Он просто любит ухаживать за всеми больными и облезлыми. А ты уже нафантазировала себе…. Вот дура!», – подумала Ева, уже успевшая влюбиться…

Наталья.

Загадка: что уходит, едва успев прийти?

Наташа хорошо знала на нее ответ. Молодость! Еще совсем недавно Наташа была юной девочкой, порхающей по училищу в легких шелковых платьях. Еще недавно поклонники толпились возле дверей училища, поджидая, когда у нее закончатся пары, чтобы проводить ее до дома. Среди них был робкий и неуклюжий Рома, вечно стоящий позади всех и вечно стесняющийся к ней подойти. Она тогда смеялась над ним: над его большими гнойными прыщами, над его дешевыми большими очками, дужки у которых были замотаны изолентой, над его старым вышарканным портфелем, который он волочил худыми, вечно потными руками, над его смешной жилеткой, явно связанной его бабушкой много – много лет назад. Ах, ну почему она смеялась над ним!!! И как же быстро все поменялось…

Роман.

Рома не был душой компании с самого рождения. Гадкий утенок, которого никто не признавал своим. Даже мама, глядя на его вечно прыщавое лицо, на неуклюжую походку, в обществе соседок по коммунальной квартире стеснительно отворачивалась, и усердно нахваливала соседского белокурого мальчика, похожего на ангелочков с открытки. Уделом же Ромы были постоянные насмешки сверстников (и не только), поэтому он был рад, когда его никто не замечал.

Тогда тоже был конец сентября. Даже число то же самое. Только погода была хуже: сначала дождь противно моросил, а потом и вовсе стал лить как из ведра. Рома, тогда еще молодой и стеснительный, ждал ее, как верный пес. Ждал час, два. Наконец она появилась: белые локоны, собранные в высокий хвостик, длинная челка, малиновые ногти. И, как всегда, окружена обожателями. Один из них, проходя мимо Ромы, толкнул его, и Рома упал прямо в лужу. А они засмеялись. И она засмеялась…

Рома бежал со всех ног, и дождь, как назло разошедшийся еще сильнее, хлестал его по мокрым щекам, наказывая за слабохарактерность. Но его лицо горело – от стыда, от злости на нее, на себя, на их всех. Дело в том, что вечно застенчивый добрый Рома был из тех, кто нужен для того, чтобы поплакаться в жилетку, для того, чтобы поговорить по душам наедине, но в обществе таких не принимали. А девушки и подавно не воспринимали его всерьез. «Она смеялась…Они все смеялись… Они смеялись надо мной», – думал Рома, и эта мысль, похоже, будет терзать его до конца его никчемной жизни…. А зачем ждать долго? Вот озеро, вот там – крутой обрыв, нужно только добежать. Даже когда Рома споткнулся и больно ударил ногу о большой камень – это не остудило его пыл. Он подбежал к обрыву и прыгнул – обрывая свою неинтересную, унизительную, и, в общем – то, никому не нужную жизнь. Слабый, никому не интересный Рома, так и не принятый в обществе…. А кровь, которая осталась на камне после его падения, кипела, въедалась в камень, образуя на нем затейливый узор, напоминающий черный полумесяц, окруженный такими же черными звездами.