– Садитесь, – проговорил Наполеонов, по-прежнему не сводя глаз с набычившегося и застывшего возле двери Аркадия.
– Вы позвали меня только для того, чтобы сообщить о смерти мачехи? – ещё больше нахмурился Селиванов. – Чего же столько тянули?
– Не только, – отозвался следователь, – вы садитесь, Аркадий Павлович, разговор у нас будет долгий.
Про себя Наполеонов отметил, что Селиванов назвал убитую не приёмной матерью, а именно мачехой. С чего бы это?
– О чём нам с вами говорить? – огрызнулся тем временем Селиванов.
– Два интеллигентных человека всегда найдут подходящую тему для разговора, – проговорил следователь, усаживаясь за стол.
Селиванов презрительно фыркнул.
Наполеонов проигнорировал скепсис подозреваемого. Да, именно подозреваемого – так он решил для себя и продолжил:
– Вы, я вижу, не слишком шокированы смертью Ирины Максимовны?
– С чего бы это я должен шокироваться, – хмыкнул Аркадий. – Она долго болела, и можно было ожидать чего-то подобного.
– Ваша мать уже почти оправилась от последствий аварии.
– Мать, – сердито передразнил его Селиванов, но под прессом неодобрительного взгляда следователя взял себя в руки и проговорил: – Вот именно почти. Она была немолода. Больное сердце и всё такое.
– Не думаю, что сорокадевятилетнюю женщину можно назвать старой. И умерла она вовсе не от болезни.
– А отчего же она ещё могла умереть? – впервые нотки недоумения прозвучали в голосе Селиванова.
– Её нашли в ванной с перерезанными венами. – Наполеонов не сводил взгляда с лица Селиванова, но на нём не отразилось ничего.
– Значит, она устала и покончила с собой, – пробурчал Аркадий.
– А перед этим выпила упаковку снотворного.
– Ну, чтобы не так страшно было покидать этот свет, – улыбнулся сыночек.
– Понятно. Но перед тем как перерезать себе вены, ваша мать утонула.
– Что вы такое несёте? – возмутился Аркадий. На его лице появилось выражение недоумения и раздражения, слитые воедино. Он, кажется, действительно не понимал и оттого злился.
Следователь проигнорировал его вопрос и задал свой:
– Где вы были позавчера вечером с 23 до часу ночи?
– Вы что же, думаете, что я свою мачеху утопил и зарезал? – довольно искренне изумился Селиванов.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил следователь.
– Дома я был, – буркнул Селиванов.
– Один?
– Почему один?! С Милкой.
– Кто такая Милка?
– Моя подружка. Мы вместе живём.
– И она может это подтвердить?
– Куда же она денется?! – усмехнулся Селиванов.
– Имя, отчество, фамилия вашей Милки?
– Людмила Анатольевна Горбункова.
– Она сейчас дома?
– Нет, работает она в магазине.
– В каком?
– По продаже готового платья.
– Адрес.
– Чей адрес?
– Магазина.
– Щелканова, 21а.
Наполеонов набрал номер, а когда в трубке отозвались, быстро проговорил:
– Василиса Никитична, пусть кто-нибудь из твоих оперативников сгоняет по адресу: Щелканова, 21а, и в магазине одежды допросит Людмилу Анатольевну Горбункову на предмет того, где с одиннадцати до часу ночи, – Наполеонов назвал дату, – находился её сожитель Аркадий Павлович Селиванов. – Наполеонов положил трубку.
– Я не сожитель, а гражданский муж, – неожиданно обиделся подозреваемый.
– Гражданским мужем станешь, когда свою девушку в загс сводишь.
– Ещё чего, – фыркнул Селиванов.
– Вам знаком Муромцев Михаил Иванович?
– Да, Мишку я знаю с детства.
– Какие у вас с ним отношения?
– Никаких. Когда-то вместе замки из песка строили и прочее. Но как выросли из коротких штанишек, наши пути-дорожки разошлись.
– Отчего же?
– Мишка у нас нос свой из учебников не вытаскивал. Ботан, короче!
Наполеонов припомнил внешность Муромцева и подумал, что ботаном его назвать сложно.
– Давно вы его видели? – спросил он у Селиванова.
– Не помню.
– То есть?
– Это значит, что очень давно, – насмешливо проговорил Аркадий.
– Вы знали, что Муромцев ухаживает за вашей матерью?
– Слухи об этом доходили до меня, – неопределённо отозвался Селиванов.
– И вас это не удивило?
– А чему тут удивляться? – Аркадий пожал плечами и процедил сквозь зубы: – Мишка у нас будущее светило медицины. – Аркадий криво усмехнулся.
– И вы были против того, чтобы Михаил Иванович ухаживал за Ириной Максимовной?
– Не был я против. Не был! Мне было всё равно, кто за ней ухаживает. И к тому же моего мнения никто не спрашивал!
– Как же так, ведь Ирина Максимовна вырастила вас, можно сказать, заменила вам родную мать?
– Чего вы ко мне привязались?! – огрызнулся Аркадий и, весь ощетинившись, зло проговорил: – Никто её об этом не просил! Тоже мне благодетельница сыскалась!
– Тем не менее после того как вас бросил ваш родной отец, Селиванова не сдала вас в детский дом.
– Ну не сдала, что ж мне теперь всю жизнь ей ноги мыть и воду пить?!
– За что вы так не любите свою приёмную мать?
– Я не люблю? Кто это вам сказал? Мишка, что ли?
– Вы сами своим поведением.
– Просто она достала меня! Аркаша, учись! Аркаша, возьмись за ум, пока не поздно! Аркаша, иди работать! Аркаша, то, Аркаша, другое! – передразнил он голос покойной Селивановой.
– А вы не хотели ни учиться, ни работать?!
– Ну не хотел! И что?
– Ничего, кроме того, что вы продолжали жить на её деньги.
– Какие деньги?
– Которые она выдавала вам каждый месяц.
– Значит, Мишка всё-таки проболтался.
– У полиции и кроме Мишки есть источники.
– Источники у них есть. Ха! Ну да, перечисляла она мне деньги на карточку. – Аркадий с вызовом посмотрел на следователя. – Но это были не деньги, а так, кошкины слёзы, чтобы только с голоду не сдох.
– А она что, обязана была кормить вас до вашей пенсии?
– Да вы хоть знаете, сколько у неё бабла?!
– Расскажите, узнаем.
– На эти деньги вдесятером можно было сто лет жить, ни в чём себе не отказывая. – Аркадий сверкнул на следователя обозлённым взглядом.
– Но вы-то к этим деньгам отношения не имеете, – делано-равнодушно проговорил Наполеонов.
– Как это не имею, – взвился Аркадий, – когда я её сын?!
– Уже сын? – усмехнулся следователь.
– Сын, сын, она меня усыновила!
– Значит, вам было недостаточно денег, выдаваемых Ириной Максимовной?
– Недостаточно! – горячо подтвердил Селиванов и добавил: – Недостаточно – это мягко сказано!
– Тогда почему вы сами не устроились на работу?
– Я, на работу? – Аркадий поперхнулся и вытаращил глаза на следователя.
– Вы, на работу, – подтвердил Наполеонов.
– Я это, я, может, философ по жизни. Вот Диоген сидел себе в бочке, и никто его не трогал.
– Ну это ещё как сказать. И, ко всему прочему, Диоген не требовал денег у кого бы то ни было.
– Он вам это сам сказал? – усмехнулся Аркадий. – Лично?
Наполеонов проигнорировал неумные остроты подозреваемого, думая о том, задержать его или пока рано. Решил пока ограничиться подпиской о невыезде.
– Прочитайте и подпишите протокол допроса.
– Зачем читать, господин следователь, я вам и так верю, – оскалился Аркадий. – У нас же в полиции работают только кристально чистые люди. Как это говорил товарищ Дзержинский, «холодная голова, горячее сердце и чистые руки». Кстати, а где у вас его портрет? Нетути? На свалку истории выбросили? – продолжал веселиться Селиванов.
– И вот это, – сказал следователь, пододвигая ему бумагу.
– Что это?
– Подписка о невыезде.
– Так вы что же, – скорчил обиженную мину Аркадий, – вы что же, думаете, что я садист? Изувер?!
– Селиванов! Подписывайте и выметайтесь!
– Я этого так не оставлю, я…
– Вы хотите, чтобы вас задержали прямо сейчас? – невинно поинтересовался Наполеонов.
С Аркадия моментально слетела вся спесь.
– Ничего такого я не хочу, – буркнул он. И поставил свою подпись.