Адвокат позвонил ровно через неделю, когда я уталяла голод огурцом. Больше мой организм ничего не хотел принимать. Он договорился о десятиминутном свидании. Господи, как мало-то!

Весь день я была, как на иголках, умудряясь как-то ничего не разбить и не перевернуть. Мне одновременно хотелось и увидеть Егора, и я боялась это сделать. Правда говорят, что мы любим вопреки.

К следственному изолятору я подъехала почти за сорок минут до назначенного времени. «Изолятор», как же это страшно звучит.

А ещё страшнее было заходить в это помещение и, провожаемой, адвокатом и охранником, идти по темным коридорным лабиринтам. Я вздрагивала, когда за спиной закрывались решетки.

Вот она дверь, за которой я увижу его. Волнительно. Вхожу вовнутрь и присаживаюсь на стул в ожидании Баслыка. Через несколько томительных минут дверь с грохотом отворилась. 

— Привет, — огласил помещение его голос. Я было кинулась к нему, но наткнувшись на холодный колючий взгляд, посчитала, что не нужно этого делать — Ты зачем пришла? 

— Поговорить, — что-то в этом тоне было чужое. Нет, не в тоне. В нем. 

— О чем, Полина, — он давно меня не называл по имени, и от этого даже становилось не по себе. 

— Адвокат говорит, что ты даёшь против себя показания. 

— А против кого мне ещё давать? Этих людей убил я. 

— Но ты ведь был не один. И приказ отдавал Воеводин. 

— Хочешь через меня папаше отомстить? Не было никакого приказа, я обманул тебя. 

— Для чего? Объясни мне просто, для чего это все было. 

— А я убийца, Полин. Думаешь, это были первые в моей жизни четыре человека? 

— Пять, — уточнила я, боясь пошевелиться. Он одним взглядом пригвоздил меня к месту. — У нас в больнице умер пятый. 

— А и черт с ним! Подумаешь, одним больше, одним меньше. Это ничего не меняет. 

— Что с тобой произошло? Ты ведь не такой, — я держала слезы, справлялась с эмоциями, но никто даже представить себе не может, насколько это было тяжело. 

— Такой. Хотелось казаться хорошим, чтобы произвести на тебя впечатление. Ты думаешь, мне ты нужна была? Нет! Ты сама видела, какие женщины в моем вкусе, а ты серая мышка. Мне хотелось стать ближе к твоему отцу. Ты же знаешь, что такие браки приносят исключительно выгоду. Это совсем другие перспективы, нежели быть мальчиком на побегушках. 

— И хочешь сказать, когда мы познакомились, ты знал, что я дочь Воеводина? 

— Нет, но когда ты попросила меня найти его, мне стало все ясно.

Во взгляде нет ни сострадания, ни капли сомнения. Действительно, словно из преисподни гость говорит со мной. Не верю! Хоть убей, не верю. 

— Я беременна, — сделала я последнюю попытку хоть как-то достучаться до него.

Глупо. Удержать мужика ребенком? Это дело последнее, но это был единственный шанс на то, чтобы он начал бороться, а не городить чушь. 

— И как же такая мысль пришла в твою светлую головку? 

— Егор, ты не понимаешь? Я такими вещами шутить не буду.

Он замер, уставившись на меня во все глаза. Кажется, я попала в цель. Да! 

— Это моя вина, понимаю, — выдохнула я тяжело. 

— Ты права, Принцесса, твоя. Я передам Лёшке… — тяжёлый вздох с его стороны. Колеблется? — Я передам, чтобы дал денег на аборт.

Он что серьезно? Аборт? 

— Ты вообще охренел? — взорвались мои эмоции. — Ты думаешь, что говоришь? 

— Думаю, — я соскочила со стула, кинувшись на него с кулаками. Первый прилетел в грудь, но он даже не шелохнулся.

А потом я начала, что есть силы колотить его и реветь. Слезы беззвучно катились по щекам, оставляя мокрые дорожки. 

— Ты моральный урод, Баслык. Ты не просто убийца, ты даже не человек, — кричала я. 

— Все сказала? А теперь убирайся, — процедил он сквозь зубы.

Если он хотел сделать мне больно, то у него очень хорошо получилось. Пусть горит в своем огне, дьявол. И сдохнет в одиночестве. Ненавижу! Всем сердцем, всей душой.

Никогда я не впущу его в свои мысли и никогда не пожалею. Лучше бы его сожгли на электрическом стуле. Нельзя таким ходить по Земле. 

— Я не дам тебя в обиду, малыш, не дам, — прохрипела я сквозь слезы своему плоскому животу, где зарождалась новая жизнь.

Город не спал, несмотря на поздний час. Я стояла на окраине, ища спасение в ночи и звёздах, что ярко мерцали в небе. Там, среди домов и уличных фонарей их совсем не видно. Есть ли среди них моя звезда? Может где-то в далекой-далекой галактике она дарит тепло таким же несчастным, как и я.

Сегодня можно ещё себя пожалеть потому, что больно, до такой степени, что жить не хочется. Можно поплакать немного. А завтра возвращается Вера, которая в своей глуши всё ещё не в курсе событий, и желательно как можно дольше времени не посвящать ее. Для этого нужна подготовка.

«Ты живая?» — замигал экран смартфона входящим сообщением. Путейцев не перестает доставать. Разрывается бедолага между дружбой и долгом. Я ему подкинула хорошую идею на счёт Воеводина, но теперь ни сил, ни тем более желания ее осуществлять не было.

«Сдохла» — набираю шесть букв и отправляю! Сразу телефон начинает вибрировать входящим вызовом от того самого абонента. Достал! Сбрасываю и отключают аппарат к чертовой матери! Выбирайтесь сами из этого дерьма, уроды.

Ничего, переживём! Главное, не раскидать!

Перед Верой старалась не показывать эмоций, чтобы она не волновалась. Уходила рано, возвращалась поздно, чтобы меньше с ней видеться. Пока… 

— Это правда? — она встречала меня в коридоре бледная, держа в руках планшет, где на экране мелькали кадры из репортажа о Егоре, и было открыто несколько вкладок со статьями. Вот угораздило ее новости почитать. Егора везде поливали грязью, хотя Вера была другого мнения о нем, но меня это уже не интересовало. По крайней мере не должно было интересовать. 

— Правда, Вер! Он во всем сознался. Следствие ведётся, но его вина доказана полностью. 

— Я тебя предупреждала, — выдохнула она тяжело. 

— Хочешь сказать это из-за Воеводина? 

— Да, только сделал он это рукой Егора — по-моему, ей становилось хуже. 

— Так, Вера, закрываем тему. Егор убил, ему и нести наказание. Он не Бог, чтобы решать такие вопросы. Прекращай об этом думать. Я в абсолютном порядке. Бегом пить свои пилюли! 

— Уже пила. Дай телефон, а то у меня баланс закончился. 

— В сумке. Я в душ.

Хотите скажу, что было дальше? Через три дня я нашла Веру здесь же в коридоре без сознания. По дороге в больницу, она впала в кому. А ещё через два дня ее не стало. Моя Верочка, моя тетушка, которая вырастила меня, воспитала, умерла.

Я не знаю, за что Господь на меня так разгневался? Или это испытания? Если так, то это большая несправедливость. У меня отняли все, и силы, и жажду к жизни. Я была полностью опустошена, но всё ещё не осознавала, что осталась одна, и что Веры теперь рядом не будет.

Квартира казалась пустой, когда я вернулась после больницы, когда Веру отвезли в морг.

Верочка, моя родная, молодая, красивая лежит там в холодном помещении, абсолютно раздетая, укрытая тонкой простыней. А она ведь так любила солнце.

В эту ночь я так и не смогла уснуть, смотря на город и выкуривая пачку сигарет. Знаю, для ребенка вредно, но жить ведь тоже вредно. Почему-то даже плакать не хотелось. Это, наверное, неосознанно.

А потом, помню череду людей, снующих туда-сюда по квартире. Все пытались выразить соболезнования, хотя легче от этого не становилось. Девки тоже были рядом. По-моему, похоронами занимались Алиса с Ариной, понимая, что мне совсем не до этого. Пыталась взять себя в руки, но быстро обмякала, завидуй фотографию с черной лентой и тихое перешептывание соседок на кухне.