– Они меня настораживают, – с улыбкой признался Сол.

– Может быть, ты их тоже, – Наоми не улыбнулась. – Жена вообще не при делах, она здесь просто за компанию, чтобы быть рядом с мужем.

– А так можно?

– Похоже, это исключение. Проблема Филиппа, похоже, именно в его Эшли.

– Вот как.

– Вот так.

– А что толстяк?

– Терренс? – Наоми улыбнулась. – Забавный персонаж. Обижается, когда его по фамилии называют.

– Фак? – Сол усмехнулся.

– Ага. Он совершенно беззлобный, хотя будет пытаться доказать тебе обратное. Не огорчай его в этом стремлении, у него что-то вроде пассивно-агрессивного расстройства личности.

– Как скажешь.

Казалось, разговор только начал принимать определенное направление, но Сол заметил, как Наоми вдруг словно выключилась. Взгляд серых глаз устремился в неизвестном направлении, стал словно усталым и безучастным, а тонкие, почти бескровные губы как будто расслабились и потеряли всякую способность к мимике. Но самым интересным было то, что не только лицо девушки вдруг перестало выражать заинтересованность, но ослаб и тот самый магнетизм ее тела. Сол тут же почувствовал к Наоми сексуальное влечение в его привычном смысле, которое было притуплено ранее той эмоциональной загадкой, которую смог загадать ему язык ее тела. Сейчас же, искоса поглядывая на эту, словно совсем другую Наоми, Сол понимал, что его шутка о том, что он хочет поцеловать ее локти, вовсе это и не шутка. Ему действительно хотелось поцеловать ее, хотелось коснуться ее бедер, легкий загар которых так приятно контрастировал с бледной кожей лица.

– Можно локоть поцеловать? – само собой вырвалось у него.

Этот вопрос, тем не менее, вывел девушку из оцепенения и заставил ее улыбнуться.

– Не придуривайся, – ответила она.

– Подумаешь еще, что я бросаю слова на ветер, – улыбнулся и Сол, и достал из кармана сигареты. – Просто ты вдруг словно отключилась. Не просто задумалась, а именно отключилась.

Наоми открыла было рот, чтобы ответить, но вдруг передумала и только махнула рукой.

– Не обращай внимания, – сказала она, спустя несколько секунд.

– Ты кстати не возражаешь, что я курю? – с опозданием спросил Сол.

– Нет, – Наоми вновь резко покачала головой. – Только не делай так, как сделал при встрече.

– А как я сделал?

– Выбросил окурок в траву. Потрудись донести его до урны.

– Потружусь, если для тебя это важно.

– Спасибо. Но это должно быть важно, в первую очередь, для тебя.

Немного устыдившись Сол не нашел, что ответить и поспешил сменить тему.

– А чем ты занимаешься? Там, как ты говорила, в реальном мире.

– В реальном мире я работаю медсестрой в отделении хирургии.

– Ужасов, наверное, достаточно повидала.

– Не задумываюсь об этом.

Сол обратил внимание, что хоть Наоми и вернулась в реальность, но выглядит уставшей. Он докурил сигарету, аккуратно потушил окурок и, продолжая держать его в пальцах левой руки, встал и протянул девушке правую руку. Наоми тяжело поднялась и не сразу выпустила его руку. Солу вдруг показалось, что при контакте их рук, в нем колыхнулось какое-то давнее воспоминание. И воспоминание это несло в себе отголосок сильного морального возбуждения.

Некоторое время они шли молча.

– А в твоей профессии есть свои ужасы? – спросила вдруг девушка, и, не дождавшись ответа, продолжила: – Если ты не можешь, например, достучаться до публики, если она тебе не отвечает – это можно назвать ужасом?

– Нет, – ответил Сол и вновь замолчал, тут же проклиная себя за это. – Скорее, это неприятность, – поспешил ответить он, чтобы скрыть свое замешательство. – А настоящими ужасами, к счастью, мой род деятельности обделен.

Эта ложь далась ему с большим трудом, и он молился, чтобы Наоми сейчас не подняла взгляда и не посмотрела в его лицо, горящее от стыда, но к его счастью девушка смотрела себе под ноги. Когда Сол вернул себе самообладание, то с огорчением отметил, что, скорее всего, он действительно ее утомил. И даже знал, чем именно. Не самим разговором, а тем, что в этом разговоре преобладал пустой звон. Кто знает, может ей хотелось поделиться своим страхом с кем-то еще, кроме самого Майера, но этот кто-то оказался не совсем подходящим собеседником?

Подойдя к заднему крыльцу усадьбы, Сол выбросил в урну окурок с расчетом на то, что Наоми это заметит, но девушка если и заметила этот жест, то пропустила его мимо внимания.

– Приятно было пообщаться, Наоми, – сказал Сол, чувствуя при этом некоторое разочарование. – Надеюсь, я тебя ничем не обидел?

– Вовсе нет, – девушка улыбнулась. – Я тоже рада, что мы познакомились поближе.

– Значит, это был не последний наш разговор, – Солу пришлось приложить усилие, чтобы фраза эта прозвучала как утверждение, а не вопрос.

Вместо прямого ответа Наоми улыбнулась еще чуть шире, взглянула на окна усадьбы и выставила правый локоть.

– Можешь поцеловать.

– Хороший аванс, – засмеялся Сол, но уже после того, как коротко коснулся локтя губами, тоже опасаясь лишних глаз.

– До встречи, Сол, – сказала девушка и пошла к своему флигелю.

Сол еще несколько секунд смотрел ей вслед, после чего последовал ее примеру и тоже вернулся в свое здешнее жилище. Вновь прилег на кровать и задумался о том, что услышал от Наоми. Страх. Да, он был еще не готов признать, что боится. На данный момент, он убеждал себя в том, что всего лишь не хочет остаться никем, не хочет быть забытым, не хочет пройти мимо чужого ума. Не хочет жить и дальше таким, каковым дожил до своих двадцати девяти лет. Сол пришел к выводу, что если дело действительно в страхе, то он трус вдвойне, потому что боялся признать то, что боится. Ему захотелось приблизить завтрашнее утро, когда в одиннадцать часов должен был состояться его четвертый сеанс. Захотелось поскорее оказаться наедине с Фридрихом Майером, в надежде, что тот подскажет ему, как правильно прорвать этот гнойник, как стерильно обработать рану, чтобы инфекция не распространилась дальше, поскольку Сол чувствовал, что если будет самостоятельно ковырять этот нарыв, то заражения его духовной крови не избежать.

Казалось бы, что подобные мысли должны были спровоцировать очередное возвращение раздражительности, но этого не происходило. Если в течение первых двух дней, он мучился от безделья, поскольку умственная или физическая активность здесь не поощрялись, и маялся в тридцати квадратных метрах своего флигеля, при этом не имея никакого желания его покидать, то теперь он почувствовал странное состояние усталой удовлетворенности. Он был прекрасно знаком с этим ощущением с самого детства, любил его больше всех других в юношеские годы и дорожил воспоминаниями о нем в настоящее время, когда ощущение это посещало его уже крайне редко. Сол закрыл глаза и попытался сосредоточиться, сгрести свои чувства словно горсть песка. Да, прямо как тогда…

Надо, Сол, надо. Надо именно сейчас, потому что если ты не сделаешь этого сейчас, то завтра тебе уже придется догонять утраченное время, чего ты, разумеется, сделать не сможешь. Еще пять минут? Но ведь ты говорил это пять минут назад. Хорошо, еще пять минут. Ты знаешь, что нужно только сесть и начать, а дальше будет легче. Знаешь. Давай, собери волю в кулак и хватит этого тошнотворного выражения пытки на лице. Ты знаешь, что должен это делать, Сол. Ведь это ты убедил меня, что ты должен это делать, разве не так? Честное слово, я и предположить не мог, что моя роль впоследствии окажется столь сложной. Поверь, мне вовсе не доставляет удовольствия день за днем говорить тебе одни и те же слова, день за днем мотивировать тебя тем единственным фактором, которым ты в свое время заклинал мотивировать тебя: ты должен. Ты должен, Сол. Должен, и все. Скажи, может дело в этом? Может, есть нечто другое, что будет заставлять тебя садиться за фортепиано с более легким сердцем? Может, ты просто не знаешь, почему именно ты должен? Или знаешь, и понимаешь, что делаешь для этого вовсе не то, что стоило бы делать? Наконец. Давай начнем. Разминка, хроматизмы и гаммы, гаммы и хроматизмы, медленно, медленно, медленно. Ты опять спешишь. Медленно, Сол, медленно. Теперь немного быстрей, совсем немного. Не так резко, ускоряйся постепенно, нота за нотой. Еще немного быстрей. Достаточно, не увлекайся скоростью, Сол! Не увлекайся. Сорок минут медленно, пять минут быстро, не более. Знаю, что тяжело, знаю, что пальцы просятся в полет, но ты должен обуздать эту страсть, слышишь?! Это пальцы должны слушать тебя, должны подчиняться твоим приказам, а не ты их. Не позволяй себе пойти на поводу своих пальцев, не позволяй. Ты должен, Сол. Ты должен. Что это было? Это фортепианное трио Шуберта, да? Да, так и есть, не вздумай мне лгать. Прекрати это немедленно! В течение первого часа никаких произведений, никакой отсебятины. Ты послушай свою трель, послушай морденты, послушай форшлаги! Вот с этим ты собираешься играть Шуберта? С этим? Вернись с небес и успокой пальцы. Успокой душу. Ладно, хватит. Мы сегодня обязательно сыграем Шуберта, сыграем этот отрезок, договорились? Сначала медленно, затем быстрее. Потерпи пять часов, и потом сыграем. А пока… медленно, медленно и еще раз медленно.