– Ты ж моя хорошая! – Ника обняла её. – Пойдём к нам. Там сейчас торт будем резать.

Лена согласилась. На ночёвку оставаться она не стала, да и незачем это было. Отце забрал её около полуночи домой. Она была трезвой, выпив лишь пару бокалов вина для поддержания разговора. Не более.

Зайдя в спальню, она бессильно упала на кровать, сжалась в ничтожный комочек, притянув колени к животу, и заплакала от тяжёлого осадка, оставшегося после этого праздника на душе. Она была слаба, ненавидела и презирала свою сущность, но, пытаясь представить себя рядом с тем же Сергеем, снова впадала в бесконечное уныние, ведь она не хотела этого: того, что сегодня увидела среди своих друзей. Девятнадцатилетние девчонки сидели на коленях у своих парней, не менее юных и безответственных, смеялись, пили алкоголь, курили кальян… Всё это было в её понятии таким пустым, безжизненным, бесцельным, словно они хотели доказать самим себе, что стали такими взрослыми, самоуверенными, имитируя собственное существование и счастье от такого поведения.

Нет. Это было далеко не так. Просто её сверстники были здесь и сейчас. Они не думали о глобальных проблемах своего будущего, о создании семьи. Сейчас их цель: напиться, накуриться и переспать с тем, кто первый на глаза попадется. Лене же хотелось тепла, понимания. Её внутренний мир стремился вырваться наружу, но она не давала ему такой возможности, поэтому он переполнял её, раздирая изнутри. Не было человека, которому она бы могла доверить все свои переживания, с чем обычно сталкиваются подростки, лет в пятнадцать, а студентке филфака пришлось предстать перед этой проблемой только накануне двадцатилетия. Маме говорить об этих глупостях… Зачем? Она и так всё видит, понимает.

В собственный день рождения Лена осталась дома, удалив все уведомления в социальных сетях для друзей, чтобы те не видели ничего. Таким образом её поздравила только три человека из группы, Ника, родители и двоюродная сестра. День грандиозной депрессии удался на славу! Она, оставшись довольной от своего самобичевания, просидела в своей комнате весь день, наслаждаясь одиночеством и мыслями о том, как всё плохо в её жизни. Под конец дня она взяла книгу, на обложке которой был написан автор – Томас Гарди и название «Вдали от обезумевшей толпы». Правда, там тоже писалось про любовь, и тяжёлые слезы на щеках не заставили себя долго ждать.

Вечер был убит нескончаемыми терзаниями сердца, убеждениями себя в том, что ей безразличны все эти отношения между мужчиной и женщиной, но, как бы она не старалась вбить себе в голову это, всё равно душа требовала эмоций, вызванных теплом и заботой другого человека.

Начало учебного года не предвещало больших радостей. Быть может, сейчас, когда Лена снова стала частью огромной московской толпы, ей казалось, что огромный невыносимо тяжёлый груз одиночества свалился с её плеч. Она больше не искала среди тысяч незнакомых лиц того, кто трижды по нелепой случайности попадался ей на глаза несколько месяцев назад.

Тогда не удалось отправиться со своим однокурсником, Егором, снова на студию, но она не жалела об этом. Слишком многого хотела, а значит, не могла получить ничего из того, о чем мечтала.

Снова учебные будни поглотили её, полностью погружая в лингвистику. Теперь даже в метро ей приходилось что-то зазубривать. Она молча заходила в вагон, надевала наушники, не смотря по сторонам, стараясь не замечать окружающих её лиц, садилась в дальнем углу, открывала учебник и повторяла то, что нужно было к новой паре. И, да, она постриглась. Раньше её волнистые волосы спадали на плечи, спускаясь до лопаток. Теперь же короткая мальчишеская прическа с яркой асимметрией – длинной челкой, прикрывавшей лицо слева, и прямые уложенные локоны длинной в десять сантиметров справа, делала из неё некоего сорванца. Но всё это было лишь визуально. Внутри она давно уже рассыпалась на осколки пепла, что тлел в её груди, заставляя задыхаться от боли, что нападала на неё среди ночи и душила, словно физически ощутимый предмет.

Когда она доезжала до своей остановки, быстрым шагом поднималась по эскалатору, выходила в город, стремительно продвигаясь в сторону института, без каких-либо эмоций здоровалась с сокурсниками в аудитории, бросала сумку на стол, выкладывала письменные принадлежности, а после приступала к обычным функциям студента: учиться и запоминать.

– Ничего не хочешь мне сказать? – в один из подобных дней поинтересовалась Ника.

– Нет, а что-то должна? – довольно сухо прозвучал ответ Лены.

– Ты пришла с каникул какая-то странная… Всегда была такой живой, общительной, милой, а сейчас… Кто тебя укусил? На всех огрызаешься, нервничаешь, глубже ушла в учебу… Что-то не так?

– Нет, всё так. Просто расставила приоритеты. Поняла, что для меня сейчас важно: не тусить с тобой по клубам, а сидеть дома за справочной литературой и читать учебники.

– Ты не заболела ли часом?

– Я же говорю, всё отлично.

– А с Сергеем как? Общаетесь?

– Нет, с чего вдруг? Слава Богу, мне хватило мозгов не давать ему свои координаты.

– Лен, да что с тобой?

– Слушай, давай закроем тему. У меня всё отлично. Больше не спрашивай.

– Ладно, ладно, – сдалась Ника, понимая, что, даже, если она начнет пытать свою подругу, та ей так ничего и не расскажет.

Время снова утекало стремительной рекой, которую невозможно было остановить или повернуть вспять. Егор в который раз позвал Ермолаеву с собой на студию, но она, не захотев снова встречать её директора, отказалась, сославшись на большую загруженность. Тогда ребята опять отправились без неё, хотя и Ника составила им компанию, ведь ей тоже приглянулся хозяин компании, который так пренебрежительно согнал её со стола, когда она сидела на его краю.

Лена приехала домой. Снова пустая квартира без права на личную жизнь, чистая раковина, посуду в которой она перемыла ещё утром, холодный чайник, ледяная картошка в кастрюле… Вся эта картина, не менявшаяся здесь уже несколько дней, нагоняла невыносимую тоску, к тому же, ещё эта сумасшедшая осень, законно переступившая через середину сентября, давила на сознание, расщепляя его на мелкие атомы.

– А почему бы и нет? – вслух спросила она саму себя, вновь хватая ключи, застегивая кожанку на замок, зашнуровывая берцы и запихивая в карманы немного денег, наушники, телефон и карту на проезд по метро.

Она бегом спустилась вниз, быстрыми шагами дошла до станции, прошла через турникеты, села в вагон, идущий в центр, затем пересадка на Кузнецком мосту, а после поезд до Парка культуры. Снова пробежалась вдоль оживленного шоссе, свернула за угол, прошла между домов, вышла к небольшой аллее, за которой виднелось двухэтажное здание. Зачем она так торопилась? Пожалуй, никто этого не знал. Лишь остановившись перед дверью, впускавшей внутрь, она тяжело вздохнула. Что она делает? Кому нужны эти душераздирающие муки? Куда она идет и зачем? Здесь её никто не ждет, никто не станет обращать на неё внимание. Чего она пытается добиться, стоя здесь в ожидании какого-то нелепого чуда? Бесполезные и глупые мечты! Наивная девчонка, стремящаяся обрести то, чего ей так давно не хватает, то, что она отвергает всем своим разумом, пытаясь оправдать своё одиночество, пустоту в своей груди. Любовь. Для неё не существует такого понятия, но сердце безумно хочет ощутить себя любящим и любимым. Вот только человек – существо, у которого преобладает сознание над инстинктами, а значит, вполне возможно подавить то, чего пытается добиться от тебя сама природа – обретение собственной стаи, семьи или как угодно это можно назвать.

– Вы заходите? – раздался женский голос рядом с Леной.

Она резко повернула голову в сторону звука и увидела перед собой роскошную блондинку в алом пальто.

– Нет, – уступая ей дорогу, ответила Ермолаева.

Девушка прошла мимо, толкнула входную дверь, оставив незнакомку на улице.

«Ну и чего ты тогда пришла, раз не идешь внутрь?! – спросила она себя в глубине своего сознания. – Иди тогда домой, трусиха!»