Когда Кристиан в чем мать родила мчался по коридору, Горка направился к Пауле. Он решил сказать ей, что они могли бы вместе пойти на вечеринку, которую Марина решила устроить в выходные и куда пригласили весь класс.

Нервозность и нерешительность (не свойственное ему поведение) вызвали у Паулы множество вопросов, но она просто улыбнулась и ответила:

– Конечно, Горка.

– Здорово.

– Здорово. – Она снова улыбнулась. – Жанин, вероятно, тоже присоединится к нам.

Горка сглотнул и немного ослабил узел форменного галстука.

– Конечно. – Горка неосознанно прикусил внутреннюю сторону щеки и провел ладонью по затылку. – Я имел в виду, что мы поедем в одной машине… и все такое… не в смысле, что не получится поехать вместе с Жанин… То есть в смысле…

Горку спас звонок. В полном смысле этого слова. Он прозвенел, и все бросились в класс, оставив коридор пустым. Хотя надо сказать, что сегодня некоторые из учеников (к примеру, Жанин) не запомнили из урока ровным счетом ничего. Сидя за партой, Жанин смотрела в окно, повторяя одно и то же, и не могла в это поверить.

Невероятно! Марина пригласила меня на вечеринку. На свою вечеринку… Правда, она пригласила весь класс, но я никогда не дружила с ней, думаю, что мы обменялись за это время не более чем парой фраз… Вот что значит быть нуворишем: у вас с обеспеченными людьми, которые с рождения были богатыми, складываются весьма странные отношения. Мои родители выиграли в лотерею. Вот откуда у нас столько денег. Мы не заработали их тяжелым трудом или чем-то еще. Отец оставил работу в хлебной лавке, мы переехали сюда – и меня отправили учиться в «Лас-Энсинас», чтобы в будущем я могла разбогатеть уже собственными силами, с помощью таланта или чего-то там еще, а не благодаря абсурдной игре случая. У меня нет друзей, кроме Горки и Паулы, да мне остальные и не нужны. Я прекрасно живу, наслаждаясь японскими комиксами манга и, конечно, аниме, включая и долгоиграющие аниме-сериалы. Мне не нужно заполнять тишину глупыми разговорами или дурацкими сплетнями, понятно? Несмотря на это, я должна признать, что Марина невольно заставила меня почувствовать себя… избранной. Нормальной девчонкой из «Лас-Энсинас».

Хотя я действительно нормальная. Вполне. Точно. Я имею в виду, что «нормальный» – это прилагательное, которое немного злит, но что я могу сказать? Я часто чувствовала себя дискриминированной или маргинализированной в классе… и то, что Марина, девушка, которая… такая классная, пригласила меня на вечеринку, заставляет меня чувствовать себя одной из них и дает душевное спокойствие. Проблема: Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО НАДЕТЬ! Да, я могу сходить с мамой в магазин, но моя фигура – это не фигура Паулы, Карлы или Марины. Кстати, Марина и не очень-то старается хорошо выглядеть, но все равно просто сногсшибательна. Я ширококостная, но не толстая, однако несколько раз на моем шкафчике написали «Толстуха». Но это не делает меня неуверенной… вовсе нет. СОВСЕМ НЕТ.

Признаюсь, я немного завидую одноклассницам, которые могут купить одежду в любом магазине. Знаете, в городе есть бутики, которые продают одежду только до тридцать шестого размера? Это очень плохо, и я думаю, что подобный расклад подталкивает многих девушек к определенным расстройствам пищевого поведения, но не меня. Я очень люблю поесть. Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, но мне нравятся вкусные блюда, а когда тебе шестнадцать, уверяю вас, в мире имеется крайне мало… вещей, которые доставляют истинное удовольствие. Поэтому я не собираюсь отказываться от еды. Меня пугает то, что, насколько я знаю, на вечеринке у Марины будет много алкоголя, а я храню очень важный секрет. Очень! Я обещала, что никогда ничего никому не скажу, но секрет все время вертится на языке, и если я выпью рюмку ликера «Егермейстер», то сразу проговорюсь, а я не хочу трепаться. Не хочу. Нет, хочу, но не могу. Я не должна. Короче, я затыкаюсь. А что мне надеть?

Я хочу умереть. Я просто ненавижу свою одежду. Бр-р-р!

Омар, парень, который передавал Мелене косяки, припарковал велосипед на площади. Мелена, одетая в школьную форму, ждала его. Как обычно, они говорили мало. Он был немногословным и не очень интересовался жизнью клиентов. Он просто спрашивал: «Сколько?» – называл цену и брал деньги. Когда ты подросток, торгующий наркотиками, лучше не выстраивать особенных связей с покупателями, и это вполне устраивало девушку, потому что в этот год Мелена была как ящик Пандоры.

Ящик, полный темных секретов, но крепко запертый.

– Я думал, ты бросила, – сказал Омар, беря двадцать евро за гашиш.

– Я и бросила, – заявила Мелена без особого интереса.

– У тебя что, нет занятий?

– Есть…

– Прогуливаешь?

– А ты? – парировала она.

– У меня их нет, – ответил Омар, выдав свою последнюю фразу, после чего поднял брови, сузил черные глаза, притворяясь загадочным, и снова начал крутить педали в гору.

Что происходит с Меленой? Почему у нее кислое выражение лица? Почему она ни с кем не общается? И почему притворяется нормальной на глазах у всех, когда очевидно, что внутри нее клокочет грозовая туча, полная грома, града и ливня?

Мелена сильно опоздала на урок и придумала какую-то ерунду о спущенном по дороге колесе. Рассказывая это, девушка закатывала глаза, улыбалась и извинялась. Ей плохо давалась математика, а вот ложь была ее любимым предметом… Она привыкла врать дома, особенно перед матерью. И ей нужно совершенствоваться в своих приемах, потому что родительница больше не верила дочери. Ее мать… Надо сказать, у них были довольно сложные отношения.

Мать ненавидит меня. Она скорее предпочла бы сделать аборт в Мексике, чем родить меня. Она не хотела ребенка, а я появилась в самое неподходящее время, как раз тогда, когда ее карьера была на пике. Если ты известная модель и завоевала титул «Мисс Испания», очень неприятно бросать все из-за беременности. Но она забеременела. Молодая, очень красивая, с прекрасным портфолио и шумихой, которая сопровождала ее на самых крутых подиумах. Мать ненавидит меня, потому что из-за меня кожа на ее животе покрылась растяжками (она всегда так говорит), а мимика изменилась после родов.

Мать утверждает, что ей было ужасно больно и я сильно порвала ее, ведь я весила почти пять килограммов… вот почему выражение ее лица навсегда стало горестным, и она никогда снова не будет выглядеть той милой девушкой, какой была раньше. Она терпеть меня не может. Я слышу, как она тихо твердит эти слова, когда злится или когда я ее разочаровываю, что обычно происходит несколько раз в день. Она думает, что я ничего не замечаю, но ее губы, накачанные гиалуроновой кислотой, производят едва уловимое движение – и до меня доносится приглушенное: «Я тебя ненавижу».

Но мне плевать. Я тоже ее на дух не переношу. Ненавижу фотографии, демонстрирующие ее бесконечные ноги, ненавижу ее прошлое и настоящее, и мне очень бы хотелось потерять ее из виду в будущем.

Когда мне исполнится восемнадцать, я уйду из дома. Да, я не знаю, что делать с собственной жизнью, но, что бы ни случилось и что бы я ни делала, я не собираюсь жить рядом с этой идиоткой, моей матерью. Я действительно называю ее идиоткой и говорю все прямо ей в лицо, мне не нравится оскорблять людей за их спинами. Она ненавидит меня, а я – ее, и мы пытаемся ужиться друг с другом, но у нас плохо получается. У нас все плохо. Я всегда заваливаю математику, а она – материнство. Я умею врать, а она – напиваться за пять минут. Думаю, так происходит благодаря действию таблеток, смешанных с ромом и колой, поскольку, несмотря на то что она вся такая шикарная, у нее совершенно нет вкуса: остальные матери учеников «Лас-Энсинас» накачиваются дорогущим красным вином выдержки не знаю какой, урожая черт-те какого там года, а моя мамаша вульгарно вылакивает бутылку самого плохого рома из сети супермаркетов «Меркадона». Но в любом случае она держится молодцом, и я иногда любуюсь ею, когда она бродит по дому, как привидение, в шелковом кимоно, вверх по лестнице, вниз по лестнице…