– Это потому, – посмеиваясь, ответила Тори, – что на мне была маска.

– Маска! – задумчиво протянул полицейский. – А ты в курсе, что любовь твоего кумира… слегка специфична?

– Конечно, – глаза Тори смеялись. – Желаете взглянуть?

Не дожидаясь ответа, она повернулась к Крису лицом, спиной к полицейскому. Все так же нахально глядя в глаза взбешенного Криса, Тори неспешно расстегнула серую форменную куртку, бесстыдно стащила ее с плеч, ничуть не смущаясь свой наготы перед Крисом. Черт подери, эту грудь он целовал тысячу раз, в конце концов! Остренькое плечико с багровым кровоподтеком выскользнуло из-под серой ткани, Тори, чуть улыбнувшись, продемонстрировала его потрясенному Крису, и выгнула спину, показывая отметины на спине.

– Я была с Крисом Брауном, – тихо, нахально и упрямо повторила Тори, глядя в изумленное лицо Криса, остолбеневшего от этого внезапного знакомства. – Есть еще у вас вопросы, офицер?

***

В глазах Криса – космос и ад.

Он смотрит на Тори, словно видит ее в первый раз – и будто знает ее всю свою жизнь. Ярость в его взгляде сначала пылает, а потом сменяется узнаванием и еще большим изумлением, но гнев будто бы гаснет, остывает, кровь отливает от раскрасневшихся щек, и Крис становится неподвижным, холодным, спокойным, будто упрятывается в непроницаемую скорлупу.

«Да, смотри, да, узнавай! Ты был со мной! Узнаешь? Ты не сможешь отказаться, нет, не сможешь! Ты сможешь солгать им, но себе самому нет, не сможешь! Ты будешь знать, ты уже знаешь – мы были вместе!»

Кровоподтек, оставшийся на белоснежном плече Тори, был чудовищным, огромным и багровым. Вызывающе глядя в глаза Крису, придерживая униформу, чтобы та не сползла с ее тела, Тори и не спешила прикрыть грудь, позволяя мужчине в свете дня как следует рассмотреть ее, пересчитать родинки на коже, те самые, которых он касался губами, найти места, где поцелуи были чересчур крепкими.

«Ну что? – думала Тори, глядя, как в его глазах медленно исчезает, гаснет изумление, сменяясь странным покоем. – Осмелишься признаться, что спал с «никем»? Конечно, осмелишься. Иначе тебя арестуют. Давай, говори! Я хочу услышать это! Я хочу услышать, как ты скажешь это!»

Эта мысль была невыносимо горькой, тяжелой. Девушка понимала, что заставляет Криса признаться, при всех сказать, крикнуть на весь мир – эй, слушайте! Я был с ней! Я любил ее! Я ее целовал! И похмелье после этой эйфории будет очень тяжелым горьким, но Тори ощутила приступ какого-то невероятного упрямства. Наверное, больше, чем спасти Криса, она сейчас хотела уязвить его, точно так же, как он в свое время ранил ее самолюбие, презрительно назвав никем.

Крис протянул к девушке руку и самыми кончиками пальцев коснулся израненной покрасневшей кожи, будто лаская и любуясь, повторил контур багрового пятна. Его прикосновение было таким откровенным и смелым, что Тори стушевалась и едва удержала себя от того, чтобы стыдливо запахнуться в куртку. Ей показалось, что он сейчас коснется ее груди, жарко и страстно, но он не сделал этого.

В глазах Криса космос и ад.

Тори боится; все ее тело бьет крупная дрожь, потому что она до смерти боится Криса, боится того, что он закричит на нее, или того хуже – замкнувшись в ледяном спокойствии, брезгливо оттолкнет от себя, посмотрев с еще большим презрением. Но иначе она не может.

«Ты попачкался об меня, об уборщицу, Кристиан Браун!» – злорадно подытоживает Тори.

– Да, мы были вместе, – тихо подтвердил он, опуская руку и неотрывно глядя в дерзкие, колючие глаза Тори. – Она была в маске, в золотой венецианской маске. У нее нас спине должен быть след от плети, от левого плеча до правого бока. Вот отсюда.

Его ладонь легла на обнаженное плечо девушки, пальцы безошибочно нашли начало красной нити на коже, и Тори чуть поморщилась, когда Крис провел по ней пальцами, то ли лаская, то ли припоминая сладкие моменты. Теперь он смотрел на девушку прямо, покойно, не тушуясь, принимая и не отказываясь от нее, рассматривая, пожалуй, с интересом и без паники, без исступленной неприязни.

Этого было чересчур для полицейского, который не рассчитывал ни получить доказательства невиновности Криса, ни присутствовать при откровенной бессовестной сцене, и он не знает, куда деть глаза от неловкости.

– Извращенцы! – с отвращением ворчит он, сгорая от стыда. Ему кажется, что он влез в чужую постель, носом уткнулся в чужую дрыгающуюся задницу, и ему непереносимо стыдно.

Полицейский, едва ли не плюнув от омерзения, спешно направился к выходу, и режиссер, хмыкнув и одарив обоих любовников убийственным взглядом, кинулся вслед за ним, намереваясь показать где выход, и оставляя Тори и Криса одних.

Вот теперь стыд накатил на Тори тяжелой волной, она спешно запахнулась в свою серую униформу, нервными пальцами спешно застегивая ее.

– Что ты смотришь? – нервно выкрикнула она, сгорая от стыда под немигающим взглядом Криса. Ей казалось, что сейчас он засмеется, произнесет что-то грязное, гадкое, отталкивающее. – Ну да, это была я! Смешно? Девчонка с метелкой осмелилась приблизиться к тебе и прыгнуть в твою чистенькую постель…

Ее горло перехватил нервный спазм, она не смогла продолжать.

– Ты не ответила мне, – медленно произнес Крис, с интересом рассматривая ее с головы до ног, особенно внимательно рассматривая ее голе коленки, ее бедра, обтянутые серыми штанишками. – Мы встретимся еще?

Тори расхохоталась, стягивая на груди серую униформу.

– Что?! – сквозь смех выдавила она. – Что?! Ты издеваешься?!

– Тебе же понравилось, – произнес Крис с напором, и истерика накрыла Тори с головой.

– Понравилось?! – выкрикнула она с хохотом, чувствуя, как по разгоряченным щекам ползут злые слезы. – Понравилось?! А тебе? Тебе понравилось? С уборщицей? С никем? Я слышала, – выкрикнула она ему в лицо, – ты назвал меня никем! Тебе же так неприятно было работать со мной! Я же никто! Кто попало! Я никто для тебя! Так что не надо притвориться, Крис!

Крис переменился в лице, нахмурился, упрямо опустил подбородок, исподлобья глядя на девушку.

– Прекрати истерику, – медленно и зло произнес он.

– Что такое? – все тем же неприятным голосом, заливаясь хохотом, продолжала Тори, отступая от Криса на подгибающихся, дрожащих ногах. – Хорошая мина при плохой игре! Представляешь, какие слухи и сплетни сейчас пойдут?! Крис Браун – и кто?! Никто!

– Успокойся! – рявкнул Крис, сделав шаг по направлению к девушке, и Тори отпрыгнула от него, но наткнулась на холодную стену, и Крис тотчас же настиг ее.

– Никто! – с яростью и ненавистью выплюнула Тори в его красивое лицо, в его плотно сжатые губы, в чуть подрагивающие ноздри. – Ты спал со мной, высокомерный ублюдок! Ты был!..

– Успокойся, истеричка!

Его пальцы сжали ее горло, как тугой ошейник, и Тори, распластанная на стене, вдруг сообразила, что Крис страстно прижимается к ней всем телом, и его ладонь жадно оглаживает ее задницу. С желанием. Это не плохая мина; это живое и жаркое желание. Настоящее. Неподдельное.

– Тише, тише, – шептал Крис в самые ее задыхающиеся губы, все так же удерживая Тори за горло. Странно, но даже легкое прикосновение возымело на нее волшебное действие, и она покорно замолчала, изумленно глядя на его… и в ее глазах снова застыло то же самое умоляющее выражение, от которого хотелось скулить уже ему, до трясучки, до возбуждение, до стояка, от которого больно и нестерпимо жжет в яйцах. От невозможности содрать с девчонки комбинезон, поставить кверху задницей и жестко оттрахать – до ее животных стонов, до крика, до трясущихся сжатых ног!..

– Прекрати кричать, – словно гипнотизируя Тори, произнес Крис, заглядывая в ее чистые, светлые зеленые глаза. – Глупая, самонадеянная девчонка! За это я высеку тебя! Я исплосую тебе всю задницу и отымею так, что неделю сидеть не сможешь!

– Я!.. – яростно выкрикнула Тори, но Крис чуть сжал пальцы, чуть придушивая ее кольцом из пальцев, словно натянул поводок, прикрепленный к воображаемому ошейнику, и она снова покорно смолкла, раскрыв манящий сладкий рот. Настолько сладкий, что невозможно отказать себе в удовольствии запустить туда язык, обласкать девчонку до тонкого скулежа, до жаркого влажного запаха у нее меж ног, до откровенно трясущихся бедер.