– Выйди! – рявкнул Крис, сверкнув глазами на режиссера. Тот, нервно сглотнув, поднялся с места, в раз превратившись в бледную тень самого себя. Он больше походил на нашкодившего школьника, чем на взрослого уверенного в себе человека. – Нам надо поговорить!

– Кристиан, – произнес режиссер жестким, отрезвляющим, как хлесткая пощечина, голосом, так не вяжущимся с его перепуганным жалким видом. – Давай без глупостей?!

– Вон, я сказал! – взревел Крис, комкая галстук и запустив им в дверь. – Доволен?! Вон!

Режиссер бочком, словно краб, выполз из-за своего стола, и рванул со всех ног прочь. Тори хотела было последовать за ним, но тут Крис, словно огромный тяжелый хищник, одним прыжком набросился на ухмыляющуюся пьяную Оливию.

Девушка пискнула и зажмурилась, холодея от ужаса, но Крис не нанес удара по омерзительному ухмыляющемуся пьяному лицу. Его ладони перехватили тонкие запястья женщины, мужчина словно пригвоздил всем своим весом к дивану, едва не рыча от ярости.

– Что ты творишь?! Что ты делаешь с собой и со своей жизнью?!

В тишине его голос звучал так, словно душат его.

– А что я делаю? – проворковала Оливия. Казалось, она ни на миг не испугалась его горячего порыва. Напротив – стоило ему коснуться ее рук, как все ее тело выгнулось ему навстречу, с губ сорвался стон, полный наслаждения, словно боль, которую он причинил ей, была вершиной блаженства. – Что такого я делаю, Крис? Мой верный Крис… ты все такой же неистовый жеребец, как и прежде…

Женщина, придавленная к дивану, томно извивалась, закинув лицо вверх, улыбаясь так, словно все ее существо балансировало на грани боли и удовольствия, и Тори, невольно наблюдающая эту сцену, вдруг подумала, что Оливия и сейчас невероятно красива. Ее нетрезвое лицо вдруг избавилось от неприятной расслабленности и вспыхнуло невероятным светом страсти, желания и покорности, от которого женщина преобразилась.

Но Крис почему-то не купился на ее красоту.

– Черт тебя подери! – рыкнул он, встряхнув ее крепко. В его голосе вдруг проскользнуло что-то беспомощное, почти отчаянное. – Олив! Ты что, не можешь взять себя в руки?! От тебя требовалось всего лишь не пить хотя бы неделю! Хотя бы неделю! И у тебя были бы деньги; много. Этот проект действительно дорого стоит. Ты себе не представляешь, сколько! Ты обеспечила бы себе будущее! Я ведь действительно хотел тебе помочь! Я просил за тебя! А теперь контракт с тобой разорвут, – Крис расхохотался, оттолкнув от себя женщину, встав во весь рост и запустив пальцы в тщательно уложенные волосы. – А на всех постерах вместо тебя, Олив, будет красоваться… молоденькая уборщица! Черт подери! Я и уборщица! Большего унижения, наверное, и не придумать! Скажи, ответь мне честно – ты нарочно это устроила? Специально, чтобы вынудить меня работать черт знает с кем?!

Тори вздрогнула; слова Криса больно ранили ее. Черт знает с кем… Он выплюнул эти слова с таким презрением, в его голосе было столько пренебрежения и боли, что девушка чуть не разрыдалась в голос. Неужто для него она настолько пустое место, что с нею и появиться стыдно?! Но ярость Криса пугала ее больше, чем жгла собственная обида, и девушка зажала рот ладонями, чтоб ни звуком не выдать себя.

– А ты, Крис? – томно прошептала женщина. – Ты можешь остановиться хотя бы на неделю? Ты можешь отказаться от… своей темной сути… хотя бы на день, Крис?

– Это другое! – взревел мужчина, снова бросаясь к женщине – и снова отпрянув от нее, когда она выгнулась к нему навстречу, готовая принять его удар. – Не сравнивай! Это другое!

Но он не ударил, и Оливия, мерзко хихикая, торжествуя свою странную победу, небрежно закинула ногу на ногу, рассматривая распаленного мужчину.

– Это то же самое, Крис! – мстительно и злобно кривя в ухмылке губы, ответила Оливия, сверкая глазами. – То же самое! Это тоже порок, грязь, грех! Можешь ты отказаться от него хоть на день? Можешь стать другим, снова невинным и чистым, Крис? Нет? Так и меня не вини ни в чем.

– Все самое грязное во мне от тебя! – взревел Крис, снова впадая в ярость. – Это ты!.. Ты выпачкала меня в этом!

– Ну, ударь! – шептала Оливия. Она будто совсем не боялась его ярости. – Я вижу, как тебе хочется ударить! Ну же, милый, – проворковала она, удобно располагаясь на диване, – не сдерживай себя! Ударь! Я вижу – тебе до смерти хочется это сделать! А? Крис?!

– Я не хочу тебя, – рыкнул Крис, косясь на бесстыдно развалившуюся перед ним женщину. Почему-то ее растерзанный, неприбранный вид подействовал на него успокаивающе, и он остыл, мгновенно стихнув. – Я не хочу тебя ударить, Олив. Прекрати этот балаган. Ты омерзительна. Ты правда дура, – он оглядел женщину с презрением, – если думаешь, что тебе все сойдет с рук за твои кривляния.

Олив вмиг напряглась, ее глаза потемнели, как твердые изумруды.

– Ты пойдешь в «Орхидею», да? – звонко выкрикнула она, подскочив на месте и стыдливо запахивая разбухшее от алкоголя и обильной жирной жратвы тело в мех. – Пойдешь?! Искать женщину?!

– Да, – небрежно ответил Крис, оправляя растрепанные волосы. – Пойду. А ты все еще ревнуешь? Зря.

***

Тысяча – это чертовски много, если на эту сумму не рассчитываешь даже в смелых мечтах. Этого хватит и на оплату квартиры, и на еду, и на новое платье, которое Тори присматривала.

Но тысяча – это чертовски, это ничтожно мало, если горячая, как ожог, как свежая рана обида велят собраться и идти вслед за Крисом Брауном в порочнейшее и дорогое заведение.

Оливия выскочила вслед за ним, что-то вопя нетрезвым голосом, а Тори, буквально рухнув на пол, разрыдалась, размазывая слезы по разукрашенному лицу. Черт, как больно! Она, Тори, юная и красивая – так говорил режиссер, уговаривая ее надеть этот чертов тесный корсет, – в глазах Криса Брауна стоила меньше, чем спившаяся Оливия?! Он говорил о ней с таким пренебрежением, словно она была пылью под ногами, никем и ничем?!

– Да чтоб тебе провалиться!

Тори со злостью подопнула кресло, оставленное посередине съемочной площадки, то самое, на котором сидел он, удерживая в руках ее трепещущее тело. Нет серьезно?! Он что там себе возомнил, что он кто – король, принц крови, кто!?

– Да я закончила университет, – шипела Тори зло, чувствуя, как слезы едва ли не испаряются с ее пылающих от стыда и ярости щек. – Я!..

Впрочем, она тут же понимала, что виновата сама. Вместо того, чтобы стать уважаемым человеком, профессионалом в своем деле, она сама выбрала этот путь – таскаться за своим кумиром в его команде, среди обслуживающего персонала.

Уборщицей.

Внезапно ей очень захотелось, чтоб он увидел ее иной – уверенной в себе девушкой, ровней ему, а не зашуганным чмом с метелкой. Красивой, стильной и ухоженной – а не Золушкой, наивно и бестолково ждущей своего принца. Черт, всего тысяча! Стирая с щек потекшую тушь, Тори со злостью размышляла, что на Крисе трусы стоят дороже, чем сумма, обозначенная в чеке, зажатом в ее руке. И все же, все же…

«Позаимствуем на этот бал тыкву у крестной-костюмера! – с яростным отчаянием подумала Тори, направляясь в святая святых съемочной студии. – Сегодня Крис Браун будет моим! Чего бы мне это не стоило»!

******

Найти Криса Брауна среди маскированных посетителей ночного клуба было задачей непростой, но только не для Тори. Она знала каждое его движение, каждый его жест, поворот головы. На входе всем давали маски, обязательную вещь – в «Орхидее» сегодня была ночь откровений, а в такие ночи лица лучше прятать. Да и вообще, заведение имело весьма скандальную славу; знаменитости тайком посещали это место, чтобы скинуть гладкие респектабельные личины и выпустить на волю своих демонов. Вот и Крис тоже…

Тори надела предложенную ей раззолоченную венецианскую маску, небрежно кинула секьюрити сотню и прошла в веселящуюся толпу.

Даже если б Крис надел на голову маску слона, даже если б он сидел неподвижно, Тори узнала бы его. Но он ограничился простой черной полумаской. Его волосы, его нос, губы – все было открыто, – и Тори, обмирая от собственной нахальной смелости, приблизилась к нему.