Мне не дали даже удивиться.
Бугор шевельнулся и принялся расти, с поразительной скоростью принимая очертания… Человеческой фигуры?!
Удар сердца.
На боках фигуры вздулись две припухлости, выплюнувшие плети рук.
Удар сердца.
Внизу копошащаяся светящаяся масса одним махом разделилась на две ноги-подпорки.
Удар-удар-удар. Сердце начинает захлёбываться в безумном ритме страха.
По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние стухло, и плоское лицо приняло внятные очертания.
Передо мной стоял Моррис Сокол.
Будь у меня голос, я бы закричала. Но губы не слушались, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать.
Бывший возлюбленный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щёки, тонкие губы, обнажившие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцавшая жидкость. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то самозабвенно любила; сейчас это была скелетоподобная пародия на человека, обтянутая истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов.
Призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Чёрные провалы глазниц обратились ко мне. В голове прошелестел глухой голос.
«Здравствуй, крошка».
Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моём мозгу.
«Ты рада меня видеть?»
Говорить я не могла. Но что мешало попробовать ответить ему его же способом?
«Здравствуй, Моррис», - мысленно сказала я, стараясь сосредоточиться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего.
Уголки рта Сокола разъехались в стороны.
«Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла замену мне? Интересно, ему ты глаза тоже выцарапаешь?»
Будь это под силу, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя.
«Уходи, Сокол. Ты мёртв».
«Разумеется, - оскал покойника стал шире. Ещё чуть-чуть, и кожа на щеках лопнет. - Я мёртв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан. Надо было оставить тебя на твоём убогом островке. Я показал тебе почти весь мир - и какова была твоя благодарность?»
Я промолчала.
«Теперь ты ищешь Призрака. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчёмной жизни!»
«Теперь это моя цель. Моя мечта».
Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрёл оттенок саркастического злорадства.
«А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своём пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?»
«Я уже отыскала одну, - мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей. - Она здесь, во дворце калифа! И завтра я её заполучу!»
«Тц-ц-ц, - мертвец издевательски-укоризненно покачал головой. - А сумеешь ли ты найти её? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь чёрную кошку в тёмной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате - что тогда делать будешь?»
Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его.
За то, что исковеркал мою душу.
Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями.
«Ты ещё пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка».
“Светлячок” сорвался с гнилой ладони и упал мне на плечо.
Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спёртый воздух, выдавливая из лёгких едва слышный сип, и… проснулась.
***
Лёгкий ветерок шевелил занавеси на окнах, принося облегчение и обдавая лицо свежим дуновением. Мир вновь наполнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников “Лилии” и чей-то раскатистый храп.
Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны. Пропитанная потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону, отозвалась неприятным покалыванием при попытке пошевелить ей. Ко лбу прилипли пряди волос, а в горле царапало, словно я наглоталась сухого песка.
Поморщившись, я перевернулась на спину, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Всё выглядело настолько реальным… и Сокол…
Я хрипло вздохнула и обтёрла дрожащей ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели во сне плакала?
Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня?
Я резко села на кровати и стянула абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания.
Швырнув одежду на пол, я накинула халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного на прикроватный столик. Вода немного отрезвила меня и прояснила прочно засевший в мыслях сумбур. Ночные страхи стали понемногу съёживаться, отступая в глубину комнаты. Постепенно неистовое биение сердца стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; вместо деревянной скованности возникло желание выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать происходящее.
***
Двери комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор “Лилии небес” – изысканный многоуровневый сад с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась такая возможность.
Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи и поплотнее запахнула халат. Ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, что приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною.
В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайаньской акварелью, нарисованной на тончайшем шёлке. Казалось, только дотронься до него рукой – и волшебное очарование исчезнет. Каскадом звёзд белели внизу цветы сумеречной гайаты – растения с невзрачными листьями и огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек.
Нежный аромат слегка успокоил меня. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан гвоздиками звёзд.
Эмоции распирали грудь. Я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услышанную когда-то от Одноглазого Тома, когда позади раздался голос.
- Вы не спите, Каэрре-хэннум?
Я испуганно поперхнулась, откашлялась и сердито ответила, не оборачиваясь:
- Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей?
Рядом со мной возникла массивная фигура северянина. Капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я украдкой рассматривала его: он сменил бежевую с серебром дисдасу, в которой щеголял днём, на более простую, чёрную, и теперь напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно ненужное ощущение хрупкости и беззащитности, но я уже не чувствовала ни малейшего страха.
- Я простой воин, хэннум, - сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов. - Все эти условности и правила – полная чушь. Мне платят за то, чтобы я следил за безопасностью дворца и его обитателей, а не расшаркивался по каждому пустяку.
