Кайла выслушала весть об уготованной ей участи с лёгкой улыбкой на устах, а затем объявила притихшим соклановцам, что рада столь почётной судьбе и непременно проследит из Лунного дворца, чтобы у клана всегда был отличный урожай, плодовитый скот и богатый улов.

Народ возликовал.

А той же ночью Кайла пришла к Маэддоку. В тот злополучный миг его мать и сестры отлучились к тётке, и юноша коротал время один, наигрывая нехитрую мелодию на самодельной флейте.

«Я не хочу становиться женой Ольхарда, — сказала ему Кайла, опускаясь рядом с ошарашенным парнем на колени. — Я слишком молода и хочу жить здесь, а не в Лунном дворце, в который и не слишком-то верю».

Маэддок тут же сотворил знак Ваола, услышав такое кощунство.

«Ты не будешь знать горестей и печалей, — попытался он образумить дурочку. — К тому же, Бог даст тебе вечную жизнь и столько перламутровых раковин, сколько ты захочешь».

Кайла упрямо покачала головой:

«Я не хочу ни перламутровых раковин, ни вечной жизни, Маэддок», — сказала она. — Если я буду жить вечно, а мои родные умрут, разве смогу я обменять их жизни на эти раковины? Я хочу лишь остаться здесь. Помоги мне!»

В ответ на немой вопрос юноши она торопливо добавила:

«Ольхарду нужна нетронутая жена. Если же я взойду на костер не девой, он отвергнет меня, и пламя погаснет, а я останусь в клане».

Маэддок с ужасом глядел на неё. В клане Волка не было строгих требований к соблюдению девственности перед свадьбой, однако воля Бога — дело совершенно другое, и задумка Кайлы была чревата нешуточными бедами для всего народа Волка.

Однако девушка, увидев тень сомнения, мелькнувшую на его лице, разрыдалась и прильнула к юноше. Тесёмки её легкого мехового плаща развязались, и тот с шуршанием соскользнул на утоптанную землю хижины. Под плащом не было ничего, кроме обнаженного тела красавицы, и Маэддок дрогнул. Безумная мысль — а что, если всё обойдется? — посетила его, и он, более не колеблясь, отнёс Кайлу на ворох шкур, служивших ему кроватью.

Ничего не обошлось. В какой-то момент Кайла пронзительно завизжала, а Маэддоку показалось, что сам Ольхард спустился с небес: над ними нависал разъярённый отец девушки, а рядом щурила бесцветные глаза колдунья, потрясая своей заговорённой побрякушкой, сделанной из черепа белки.

Кайлу не тронули, лишь заперли в отцовской хижине, где ей предстояло провести ближайший месяц, не общаясь ни с кем.

Маэддока швырнули в хижину преступников, оставив в томительном ожидании Дня Суда. Его вина, может быть, не выглядела бы столь ужасной, не объяви девушка, что он сам взял её силой, похваляясь тем, что сумеет отнять у Ольхарда его невесту.

Над кланом нависла страшная угроза — проклятье Бога было соразмерно стихийному бедствию. Не один день провела колдунья в молитвах и заговорах; было даже принесено в жертву три белых телёнка и бессчётное количество куропаток, пока, наконец, Эпола не объявила, что Ольхард смилостивится при условии, что наглец понесёт достойное наказание.

Маэддок, питавший безумную надежду, что Бог укажет на истинную виновницу, обречённо приготовился к судилищу…

***

…Кора дерева под лопатками Маэддока неожиданно пришла в движение, и он стремительно отпрыгнул в сторону, откатившись по осклизлой земле. Вековой ствол неожиданно разверзся перед ним, явив взору юноши громадную щель, прорезавшую кору сверху донизу и пульсирующую багряно-красным. Из-под коры к Маэддоку тянулись жадные щупальца.

Маэддок забарахтался, пытаясь встать или хотя бы отползти, однако ничего не выходило: шок, вызванный неожиданным нападением, был слишком велик. Внезапно одно из щупалец выбросилось вперёд и хищно обвилось вокруг голой лодыжки юноши, настойчиво потянув к «пасти» дерева. Маэддок отчаянно забился, пытаясь вырваться, неуклюже дёрнулся назад и с размаху ударился затылком об выступающий из прелых листьев булыжник.

Густая, тёплая тьма поглотила его сознание прежде, чем он успел почувствовать, как его обмякающее тело стремительно волокут по скользкой земле.

***

- Пульс нестабилен!

- Дыхание затруднено, слышу хрипы в лёгких!

- Приготовьте кардиостимуляторы!

- Есть, мистер Эдвардс!

Резкие голоса — мужской и два женских — доносились до Маэддока приглушенно, словно пробиваясь сквозь толстую шкуру. Вдобавок неожиданно в воздухе запахло чем-то резким и кислым, словно перед его лицом провели кружкой с насквозь прокисшим вином. Юноша медленно открыл глаза.

Перед ним, навзничь лежавшим на чём-то упругом (голые лопатки ощущали приятную прохладу хорошо выделанной кожи), замерло трое: высокий худощавый мужчина с едва убелёнными сединой висками и две женщины. Одна носила прямые светлые волосы до плеч. Вторая перекинула роскошную тёмную косу на грудь. Светловолосая держала в руке какую-то диковинную прозрачную вещь с блестящей иглой на конце. Все трое были облачены в странную, в понимании Маэддока, белую одежду, похожую на плащи с длинными отрезами шкур по бокам, прикрывающими руки.

Увидев, что Маэддок очнулся, трое незнакомцев облегченно, как показалось юноше, перевели дух.

- А мы уж испугались, что не вытащим вас, мистер Мэддок, — полушутливо сказал мужчина, делая шаг по направлению к юноше. Тот испуганно попятился, с ужасом чувствуя, что его тело будто онемело.

- Кто вы такие? — в отчаянии выкрикнул он, дивясь, что понимает незнакомца и, более того, способен сам разговаривать на его языке. — Что это за колдовство?!

Женщины переглянулись и рассмеялись, но мужчина жестом велел им замолчать. Он сочувственно покачал головой:

- Я предупреждал вас о возможных…побочных последствиях, мистер Мэддок, если вы позволите себе чересчур глубокий «нырок»…

Внезапно виски Маэддока сдавило, и он со стоном откинулся на спину, прикрыв глаза. Перед его внутренним взором вдруг пронесся разноцветный вихрь, сотканный из обрывков воспоминаний, и память начала медленно проясняться.

- Погодите-ка, — юноша вновь разлепил веки и поднял голову. — Вы — профессор Эдвардс, автор…

- Автор программы «Победа над собой», а вы, мой дорогой друг, Квентин Мэддок, мой ассистент, любезно согласившийся принять участие в первом пробном «нырке» в подсознание, — торжествующе кивнул Эдвардс. — Наконец-то вы вспомнили. Признаюсь, эти два часа были самыми волнительными и, не скрою, тревожными в моей жизни.

- Два часа? — недоуменно спросил Маэддок-Квентин. — Но мне показалось, что я пробыл там много лет…

Профессор кивком головы отослал своих помощниц и вновь устремил взгляд своих проницательных серых глаз на юношу.

- Мозг - это, пожалуй, самая неизученная часть человеческого организма, мистер Мэддок, а подсознание — поистине Страна Чудес. Никто не знает, в каком виде оно преподнесет вам ваши страхи, переживания и потаённые мысли, когда вы будете погружены в эту удивительную страну… именно поэтому я и разработал свою программу — при помощи особого чипа, вживляемого под кожу виска, вам дается шанс посетить ваше подсознание и победить — хотя бы частично — ваши самые тайные страхи и комплексы. Если вам сегодня удалось это сделать, в будущем мы сможем составить неплохую конкуренцию всем этим шарлатанам-психотерапевтам, которые похваляются, что могут лечить разговорами. А насчёт времени… когда мы видим сон, нам кажется, что минули часы, тогда, как в реальности прошли жалкие минуты. Нет ничего удивительного в том, что эти два часа показались вам чуть ли не вечностью! Кстати, прошу прощения, что пришлось вас так стремительно вернуть в реальность — ваш пульс стал непроизвольно учащаться, и мы испугались, что можем вас потерять. Что вы видели?

Не обращая внимания на Эдвардса, чьи глаза загорелись жадностью первооткрывателя, Мэддок стал медленно рассказывать. Лес, Кайла, Боги, колдуны и Старейшины — всё казалось сейчас, под холодным галогеновым светом ламп, каким-то ирреальным и зыбким кошмаром.

Эдвардс кивал, попутно делая какие-то заметки в наладонном компьютере.

- Ну, что ж, — сказал он, когда Квентин закончил. — По всей видимости, Кайла — это образ вашей первой девушки. Вы рассказывали мне о ней перед экспериментом…