Бежать предстояло по узкой изрезанной деревьями и вездесущими корнями тропинке вокруг поля. Боевой дух Светы, если он вообще был, скукожился до размеров куриного желудка. Концентрация еловых шишек на квадратный метр не поддавалась оценке. А ещё…

– Что за…?

…собаки. С ними у Светы с детства не складывались отношения. Даже в свои шестнадцать она нервничала, если в поле зрения попадала хотя бы одна запуганная чихуа-хуа, не говоря уже об овчарках и прочих волкодавах. А тропинка вокруг незаконченного

(«Или заброшенного, надо будет обязательно уточнить у бабы – ой, то есть, у женщины предпохоронного возраста – Люды»)

футбольного поля как магнит притягивала собаководов. Вечером их было немного, но утро принадлежало им безраздельно. Об этом отец, само собой, не упомянул.

– Пап, какого чёрта?!

Кирилл с неудовольствием отвлёкся от растяжки.

– Нельзя вечно бегать от своих страхов. Тебе ещё жить в этом мире!

– Да, в мире, полном собак, – нервно рассмеялась Света.

– Да, именно! – мужчина повысил голос. – В мире, полном собак!

– И какую же часть мне, в случае чего, подставить под укус? – верещала подросток, кружась и тыча пальцем то в левый бок, то в правый.

– Да перестань уже! – почти крикнул Кирилл. – Мелкая шушера боится тебя больше, чем ты её. Ты вон какая большая…

– И жирная! – оскалилась Света.

– …а всякие зубастые и клыкастые – выдрессированы, – продолжал отец, – и всегда в ошейниках. Просто не смотри на них. Смотри под ноги. Всё! Погнали!

И они побежали. Обычно вначале берётся низкий темп, и бегуны постепенно ускоряются. Кирилл, может быть, и взял низкий темп, но низким он казался ему одному; Света ростом вышла в мать, да и бежать вровень с тренированным и размявшимся отцом не в состоянии, поэтому очень скоро начала отставать. Кирилл, в свою очередь, не оборачивался и не обращал внимания на шумное дыхание дочери: он бежал.

«Ты снова пришёл сюда, – внутренний голос напоминал голос одного из видеоблогеров, чьи видео Кирилл посматривал по вечерам (в последний раз это был Мармок), – пришёл делать вид, что тебе не безразлично здоровье. Да-а, ты настоящий ЗОЖник. И Светик притащил. Ути, какой хороший мальчик! Какой забо-о-отливый папаша! Пусть побегает. Станет такой же, как ты: плохонькой мамой и никудышной женой…»

Кирилл ускорился.

«Ты ведь знаешь, что она умерла не потому, что не могла бороться, – теперь внутренний голос звучал как Бэдкомедиан. – Просто она вдруг поняла, что бороться ей не за что! Правда, здорово?»

Горло в огне, в висках – стук поездов, но мужчина и не думал останавливаться. Наоборот, он взял максимальную скорость. Никакого контроля над дыханием – тело лучше знает, что и как делать. Всё, что видели расширившиеся зрачки – это зелёно-бурое месиво из деревьев, земли и травы. Где-то за спиной кричала дочь, но Кирилл уже не слышал её. Кроме собственного свистящего дыхания и шлёпанья кроссовок он в принципе ничего не слышал. И ни о чём не думал: голова словно отключилась. Лишь по чистой случайности Кирилл до сих пор не споткнулся и не проехался лицом по земле или не влетел в «собачью мину».

В глазах темнело, и сквозь гул к сознанию мужчины пробился Николай Дроздов:

«Особенно мне нравится в этих созданиях, что они всё время делают друг друга несчастными и при этом считают себя благодетелями. Например, этот самец, привлечённый самостоятельностью самки, стремится приручить её и наблюдать за её медленным угасанием. Восхитительные создания!»

– Я ни в чём не виноват… – прохрипел Кирилл, задыхаясь.

«ТОГДА ОТ ЧЕГО ТЫ БЕЖИШЬ?!»…

***

Спина отца всё отдалялась и отдалялась. Оставив всякую надежду догнать его, Света остановилась, хоть и знала, что резкие остановки вредны для сердца.

– Или я переведу дух, или дух переведёт меня!

Когда бластбиты в ушах стали затухать, девушка услышала треск веток за спиной. Медленно обернувшись, Света увидела девочку десяти лет в джинсовом костюме. Кепка на макушке, в ушах – наушники, в одной руке – плеер, в другой – поводок. А на поводке…

(«Какой прелестный сукин сын!»)

…мопс. Его морщинистая тушка напоминала сгусток теста или обмотанную макаронами тефтелю, а выпученные глаза по бокам головы делали собаку похожей на большую бежевую лягушку. Пока хозяйка задумчиво выбирала трек в плейлисте, пес, словно зачарованный, следил за огромной сонной мухой, кружившей над ближайшим кустом. Света попятилась, не сводя глаз с мопса.

Зверь чихнул. На лице хозяйки прорезалась ухмылка, а у Светы чуть не встало сердце.

– Тише ты, – взволнованно прошептала девушка, шарахаясь от тефтели на ножках, – не хватало ещё кондрашку словить не накрашенной…

Под ногами предательски хрустнула шишка. Мопс обернулся на звук и высунул язык. В глазах собаки горел едва заметный огонёк, и Света не додумалась – или не смогла – отвести взгляд.

Издав приветственный лай, пёс неуклюже рванул к подростку.

– Па-а-апа-а!!! – Света бросилась бежать, не видя, впрочем, Кирилла.

– Что такое, Мани? – беспечно бросила юная исследовательница плейлистов в ответ на лай любимца, но тут же вздрогнула: поводок вылетел из ладони и поплёлся за весело сопящим мопсом. – Мани, назад! Я кому сказала! Назад!

Света не оглядывалась, хотя разум и призывал остановиться: «За тобой гонится безвредное слюнявое облачко, и тебе не хватает духу остановиться и тупо постоять?!». Но пока в голове зрели умные мысли, по ушам бил лай мопса.

Лай хаски… овчарки…

Лай четырёх доберманов?!

Девочка с плеером замерла в ужасе: на беззаботного Мани встрепенулись все собаки, какие только были в зоне видимости. Наиболее внимательные хозяева крепко ухватились за поводки и удержали своих то ли игривых, то ли агрессивных питомцев. Но не все. И не все собаководы признавали поводки и уж тем более намордники. Ребёнок, придя в себя, тут же бросился на защиту своего пса.

– Ма-а-ани-и-и-и!!!

А Света всё бежала…

***

Придя в себя, Кирилл обнаружил, что обнимает турник. Голова гудела, кровь хлестала из разбитого носа. Тихонько взвыв, мужчина прижался лбом к холодному металлу. Чуть-чуть полегчало. Проведя в таком положении около двадцати секунд, Кирилл стал различать шелест травы, пение птиц, а также какофонию из криков и лая. Мужчина оторвался от турника и огляделся. Казалось, весь лес стоит на ушах: собаки словно взбесились, опытные собаководы покрикивают на питомцев, а иные, принципиально не использующие поводки, преследуют своих «братьев меньших».

«Кажется, я заболеваю» – Кирилл издал протяжный стон и схватился за лоб. Пока голова подражала гудку океанического лайнера, взгляд скользил по окрестностям в поисках серой спортивки, знакомого лица или хотя бы завязанных в «конский хвост» светлых волос. Веки норовили предательски сомкнуться, а лица нещадно перетекали в жёлто-розовый кисель. Всё равно, Кирилл почему-то был уверен, что здесь ему не отыскать дочь даже с исправно видящими глазами. Да и подходить к каждому в надежде разглядеть свою дражайшую собакофобку – всё-таки перебор, ведь каждый шаг давался с боем и скрежетом. Присесть бы, успокоиться, подумать.

До трибун идти и идти, лавочек нет. Мужчина доковылял до ближайшего дерева, прислонился спиной к стволу и осел на землю. Кириллу открылся вид на единственную действительно заброшенную часть лесного спортивного комплекса – на крошечную хоккейную площадку. Непонятно, как вообще предполагалось играть в такой тесной коробке. Зато ограда высокая, хоть прячься за ней.

«Я, блин, в домике!»

Со стороны турников донёсся знакомый рифф. Цой, «Кино», «Мама, мы все тяжело больны». Старинный магнитофон с музыкой далёкой юности, времени перемен и веры в свои силы.

«Через день будет поздно, через час будет поздно, через миг будет уже не встать…» – пел мёртвый идол, и ему подпевали, веря. Кирилл тоже верил и подпевал когда-то. А сейчас его забитые ноги отказывались шагать в светлое будущее.

(«…Ты должен быть сильным, иначе – зачем тебе быть?..»)