ИЗГОЙ

Денис Смоляков

Изъеденное морщинами женское лицо поражало, шокировало.

Оно должно было принадлежать скорее мужчине, пережившему множество неурядиц.

Но ей до сорока ещё два года. Она придирчиво осмотрела себя в зеркало – фигура хороша, ни грамма жира, но и не селёдка.

И это не заслуга фитнес клубов, это четыре долгих года работы санитаркой в морге, затем, не менее тяжёлая, медсестрой в реанимации. Она много работала и много училась.

После окончания училища ещё десять лет в институте и ординатуре. Днём учеба, ночью дежурство. Сейчас она уже заместитель заведующего лаборатории.

Она шла к этому так долго, что в это трудно поверить – практически всю свою жизнь, с тех самых пор, как узнала о пластической хирургии.

Однако цена для их небогатой семьи была фантастической. Фоном шли насмешки, оскорбления и прозвище «Франкенштейн» в школе.

Равнодушие и брезгливые взгляды парней, позже – холодность мужчин и отсутствие подруг.

Весь этот жизненный путь она преодолела в одиночестве, но это не главное. Главное, она справилась, берегла каждый рубль. Несмотря на хорошую зарплату и ухмылки коллег, она экономила на всем, каждый месяц откладывая на долгожданную операцию.

Ей было так трудно оставаться любящей дочерью и внимательной сестрой.

Сегодня последний день и в отпуск. Отпуск, во время которого она перестанет быть изгоем и сможет стать обычной женщиной, счастливой матерью и женой.

И кандидат есть – сотрудник из соседнего отдела, многие его считают корейцем, но она-то знает, что он тувинец с красивым именем Белек. Добился всего своим трудом, умом и фантастическим терпением. Она ни разу не видела его злым, ожесточенным или агрессивным – тихий и спокойный.

Так она думала, в томительном ожидании разглядывая себя в зеркало. Раннее утро, а в метро уже многолюдно.

Она с любопытством изучала пассажиров. Большинство либо охранники, либо строители, чуть позже едут продавцы и врачи, а уже потом, много позже, появятся остальные.

Как обычно все избегали смотреть на неё. Все кроме одного старичка, что сидел напротив. Он не отводил глаза, не жалел и не насмехался, а ведь такое случалось, просто смотрел.

Перехватив ее взгляд, он понимающе кивнул и улыбнулся. Всего одна улыбка, но ей стало неожиданно хорошо. Тепло разлилось по телу.

Она знает это тепло с детства – любящее, родительское. Комок подкатил к горлу затрудняя дыхание. Хорошо, что пора выходить.

Весенний ветерок и яркое солнце, высушили навернувшуюся было слезу. Приветственный кивок дежурного, и вскоре привычная тишина лаборатории приняла ее. Но тишина была недолгой.

В дверь, как обычно без стука, с хохотом ввалилась молоденькая Анечка – практикантка, дежурившая ночью, и, как обычно, принялась щебетать.

Вдруг среди стандартных возгласов про туфли, погоду и подружек, проскочила новость:

– Вы представляете, Вера Сергеевна, он просто взял и уволился!

– Постой-постой! Кто уволился?

– Ну, этот, кореец наш, Белек. Никто не ожидал, а он бац – заявление о переводе и привет! Хорошую поляну накрыл, шикарную. Кстати, он вас вчера искал, но вы уже ушли.

– Тувинец, – машинально поправила Вера Сергеевна и погрузилась в размышления.

Солнце погасло и звуки стали отдаляться, болтовня Анечки становиться всё тише, как будто издалека. Остальное ей было уже не важно. Главное, что его нет. И ей уже не надо ничего. Хватит.

Трудный разговор с директором. Он хороший человек – понимает, что после операции могут быть осложнения, но после настойчивых просьб он вызвал начальника отдела кадров, и уже втроём они обсудили кандидатуру её преемника. Тяжёлый день закончился коротким чаепитием с коллегами.

В полуобморочном состоянии Вера Сергеевна добралась до дома. Она так долго мечтала о нормальной жизни. Так устала от одиночества.

Что ж – это лишь очередная потеря. Конечно же, она хотела, чтобы её «бельчонок», восхищался своей спутницей. Но значит – не судьба. Завтра ее ждёт новый путь. С завтрашнего дня она пациентка клиники.

– Куда же ты делся, Белек Доржу? – спросила она у темноты и легла спать.

Три недели слились в одну. Процедуры, терапия, занятия с психологом. И вот настал день выписки. С дрожью в коленях она подошла к зеркалу. На неё смотрела симпатичная молодая женщина, немного похожая на неё прежнюю, только без этих ужасных рытвин.

«Эх, бельчонок! Упустил ты своё счастье!»

Вера Сергеевна застегнула дорожную сумку, ещё раз посмотрела на себя в зеркало и вышла из палаты.

– Машина у подъезда, – сказала девушка у стойки администратора.

– Какая машина? – удивилась Вера Сергеевна.

– Служебная, министерства здравоохранения, – ответил ей такой знакомый и любимый голос.

Белек взял из её, внезапно ослабевших рук, сумку и повел к выходу.

***

ВЫХОД?

Павел Рязанцев

Раньше Света просыпалась с восходом Солнца, его лучи проникали под веки если не напрямую, то отражаясь от зеркала. Когда же от бескрайнего розового неба остался лишь крошечный просвет между новостройками, Солнце заменил Майкл Джексон. Его «Billie Jean» куда лучше подходила для воскресного пробуждения, чем песня из репертуара Cannibal Corpse, которую Кирилл шутки ради поставил дочери на будильник.

«Очень смешно, папа. Просто сил нет, очень смешно…»

– Важно тренировать сердце, соня, – авторитетно вещал Кирилл, пока подросток затягивала шнурки на кроссовках. – Когда сталкиваешься с неприятностями лицом к лицу, именно выносливость определяет, как долго ты сможешь бороться.

– Я не Соня, я Света, – пробурчала Света.

– Прости, перепутал тебя с мамой, – подыграл родитель, отворачиваясь в сторону. Что-то попало в глаз. В последний раз Света надевала спортивный костюм года три назад, и пыли на штанах с полосками скопилось немало. Кирилл же бегает с тех самых пор, как уже упомянутая Соня покинула этот бренный мир.

Через пять минут отец и дочь вышли из подъезда и под наблюдением пенсионерки Людмилы Петровны направились в сторону леса. Свете захотелось расспросить бабу Люду (так пенсионерку называли за глаза; самой старушке не нравилось, когда акцентировали внимание на её возрасте) о футбольном поле, к которому Свиридовы и направлялись. Не то что бы ей действительно было интересно, забросили ли поле после развала Советского Союза или оно было сооружено какими-то энтузиастами лет десять назад, но перед смертью, как говорится, не надышишься.

Баба Люда, судя по угрюмому выражению лица, не была настроена на разговоры. «В другой раз».

На границе леса Кирилл бросил взгляд на наручные часы: 6:37.

– Надо быть очень счастливым человеком, чтобы вставать в такую рань по выходным и не рехнуться, – съязвила Света, обходя отца.

Футбольное поле находилось совсем недалеко, и оно, как оказалось, отнюдь не единственная приманка для адептов ЗОЖ. Пространство с турниками и брусьями; квадрат 6 на 6, покрытый песком и перетянутый волейбольной сеткой; крошечная огороженная площадка под хоккей и несколько мусорных баков. Всё в относительно хорошем состоянии, куда лучшем, чем само футбольное поле, на котором не было газона.

– По вечерам здесь бывает не протолкнуться, – заметил Кирилл, приступая к разминке. – Даже в футбол играют. На траве.

Стоит признать, по утрам Кирилл никогда не бегал в одиночестве, а уж по вечерам здесь действительно людно. И подозрительные приезжие, и хмурые местные, и взрослые, и дети – и даже пенсионеры с лыжными палками – приходили сюда после пяти-шести часов пополудни с целью хоть как-то сохранить или улучшить здоровье. А может, развлечься. Пока на одной стороне обширного поля играли начинающие футболисты-школьники под наблюдением тренера, а на другом – смешанные команды из приезжих и местных, на облезлых трибунах собирались немногочисленные болельщики. Турникмены приносили с собой колонки, чтобы музыкой заглушить вопли игроков, а каждый одинокий бегун с опаской поглядывал на футболистов: как бы мяч не вылетел за пределы поля и не угодил ему в голову. По-своему романтичная атмосфера, но то вечером, не утром.