— Не задерживай! — крикнул своему чемпиону Гундимир.

Эйрих мог бы и пропустить это мимо ушей, но он хорошо соображал и подумал, что старейшина подгоняет Альвомира не просто так. За этим что-то стоит.

И он не ошибся, потому что это была команда к некому особому действию, которым оказалось метание каменного топора, до этого висевшего на поясе гиганта.

Эйрих подставил под резкий бросок щит, почувствовал, как безумно заболела левая рука, задетая пробившим дощечки римского щита топором. Больно, очень больно, но сейчас не время выть и жалеть себя.

— А-а-а, умри!!! — зарычал гигант и вновь кинулся в атаку.

Эйрих стоял на месте, что стоило ему серьёзного напряжения нервов, ведь это чудовище в людском обличии реально его пугало. А вот в момент, когда молот Альвомира уже преодолел половину своего пути, Эйрих подался вперёд и нанёс удар копьём, вложив в него всю инерцию своего тела.

Укол пришёлся в натянутую кольчугу на правой подмышке гиганта, где, как ожидал Эйрих, всегда должно быть тонко. И он не прогадал.

Наконечник вошёл в подмышку противника на большую часть своей длины и надёжно застрял. Эйрих понял это по сопротивлению древка в руках. Это проблема.

Альвомир, вопящий как раненый кабан, пытался поднять кувалду, но рука его не слушалась, поэтому он подался вперёд, ещё глубже насаживая своё плечо на копьё.

Эйрих не был глупцом, поэтому отпустил копьё и отступил назад. Пусть без оружия, зато гигант его не схватит и не придушит, как цыплёнка. Размеры ладоней Альвомира недвусмысленно намекали, что, если он возьмёт Эйриха за лицо, то может просто сочно хрустнуть его черепом.

— А-а-а-а, убивать!!! — заревел Альвомир. — Убивать!!!

Копьё упёрлось в утоптанную землю, гигант взялся за древко левой рукой и попытался вырвать источник боли, а Эйрих ненавязчиво сдвигался вправо. Тихо звякнул нож, предназначенный для бытовых задач.

Гигант был слишком глуп, чтобы отвлечься от полностью занявшей его невыносимой боли, поэтому упустил момент, в котором Эйрих встал у него за спиной. В глазах мальчика читалось намерение перерезать Альвомиру глотку ножом, сжимаемым в правой руке.

— Достаточно! — воскликнул Гундимир. — Он проиграл!

Эйрих проигнорировал его и двинулся вперёд.

— Хватит! — метнул в него свою клюку старейшина.

Эйрих получил деревяшкой по плечу, глянул на старика, после чего посмотрел на отца. Тот покачал головой.

— Помогите ему, — сказал мальчик, отступая от ревущего от боли гиганта.

Из толпы вышел отец Григорий, почему-то счастливый.

— Как Давид одолел Голиафа! — торжествующе провозгласил он. — Эйрих, сын Зевты, победил!!!

К Альвомиру кинулись соплеменники и старейшина. Битва закончилась.

— Гундимир! — остановил старейшину Зевта. — Я вызываю тебя на поединок за попытку убить моего сына!!! Дерись сам или позови того, кто встанет за тебя!

/14 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Старейшину хоронили всем селом.

Эйрих присутствовал на тризне, но в соревнованиях по воинскому искусству не участвовал, ибо оказалось, что левая рука его сломана — настолько была велика силища Альвомира, метнувшего каменный топор.

Сам Альвомир лежал у себя дома, под приглядом деревенского знахаря, который всеми силами пытался вылечить тяжёлую рану, нанесённую копьём.

Эйрих не считал свой успех удачей, как посчитали жители деревни или некоторые воины из воинства Зевты. Это был чистый расчёт, оценка противника, выработка противодействия и победа. Заслуженная победа.

Хотя сейчас, уже после поединка, был нешуточный и запоздалый страх. Первобытный ужас от того, что головка кувалды проходила рядом, неся с собой мучительную смерть. Стоило разок оступиться и всё, следующее, что было бы: Эйрих лежит на утоптанной земле, а Альвомир превращает его кувалдой в кашу из плоти и металла.

Но сейчас Альвомир лежит в своей хибаре, подвывая, когда знахарь меняет ему повязки, а Эйрих ходит, баюкая руку, носимую на перевязи и закрытую в лубок. (3)

Лубок ему сработал Виссарион, знакомый с медицинскими трудами и несколько раз ломавший руку в юности, отчего имевший опыт ношения лубка. Руку держал кожаный ремень, перекинутый через плечо, поэтому травма Эйриха почти не беспокоила.

Жители деревни веселились, вспоминая об усопших хорошее и плохое, поступки, заслуги, неудачи — всё, чтобы почтить их и ознаменовать полноценно прожитую ими жизнь.

Увы, большая часть погибших воинов, вступивших в противостояние с Эйрихом, полноценно пожить не успела, поэтому родичи вспоминают их детство.

Тризна, несмотря на то, что всё закончилось для деревни без риска полного истребления, проходила очень грустно. Веселье было отчаянным, женщины утайкой плакали, а старики грустно вздыхали. Лишь дети, не способные осознать, что недавно умерло много людей, от души веселились, бегая между столами.

Мальчик стоял в стороне, у дома покойного старейшины и с неопределённым взглядом наблюдал за принуждённо веселящимися людьми.

— Эйрих, если каждый раз тебе придётся драться с каждым здоровяком, которого против тебя выставят, — заговорил Татий, стоящий рядом, — ещё пару деревень и тебе конец.

— Я сам подставил себя под удар, — ответил Эйрих.

Сказав это, он вдруг осознал, что своими действиями спас отца. Гундимир нашёл бы повод обидеться и вызвать Зевту на поединок. И тогда Альвомир выступил бы против Зевты. И убил бы его, потому что в подвижности Зевта уступает Эйриху и многим воинам. Бой вождь ведёт, основываясь на парировании и отражении ударов, а не уклонении от них. И что бы он сделал с бойцом, удары которого вообще никогда нельзя принимать на щит?

Скорее всего, Зевта бы погиб.

— Но иначе быть не могло, — вздохнул Эйрих. — Бог меня сохранил. Значит, у него есть на меня планы.

— Господин, я позаботился о спальном месте, — сообщил подошедший к ним Виссарион.

— Хорошо, — кивнул Эйрих.

Чтобы исцелиться от травмы, он должен много есть и хорошо спать. Придётся задержаться в этой деревне.

— Виссарион, ужин готов? — спросил Эйрих.

После того случая с дружинниками, он решил, что всегда будет питаться только проверенной едой из проверенных рук. Его пытались травить ещё в прошлой жизни. Помня об этом, он обещал себе, при первой же возможности, завести себе целый штат дегустаторов. Римляне любят яды, всегда любили, если помнить «Деяния» Марцеллина. Надо иметь в виду, что когда нельзя победить врага мечом, они побеждают его ядом.

— Да, господин, ужин готов, — кивнул раб.

— Пойдём к костру, — решил Эйрих.

Они прошли к южной части деревни, где воинство Зевты устроило свой лагерь. У костров копошились воины, которых не допустили до участия в тризне.

Осторожно сев у костра, Эйрих протянул здоровую руку и получил от оперативного Виссариона обструганную ветку с куском жареного мяса на ней. Раб посолил мясо и даже посыпал его некими травами.

— Ты хороший раб, Виссарион, — произнёс Эйрих, прожевав кусочек мяса. — Но думал ли ты о большем?

Виссарион задумался, даже перестав крутить вертел с невинно убиенным кабанчиком. Вероятно, взвешивает всё и ищет подвох.

— Думал, господин, — наконец-то ответил он. — Но мой удел — раб до конца дней.

— Ты даже не пробовал бежать и жить иначе, а говоришь так, будто всё уже кончено, — усмехнулся Татий.

— Уж ты бы молчал! — выговорил ему Виссарион, мельком посмотрев ему на ноги.

— Я боролся, — процедил Татий. — А ты родился рабом, рабом и умрёшь. Вижу, что ты даже согласен с этим.

— Хуже хозяина не придумать, чем бывший раб, — произнёс Виссарион.

— Следи за языком... — предупредил его Татий.

— Прекратить, — приказал Эйрих. — Я начал разговор не для этого.

Свободный и раб замолкли.

— Я помню, ты говорил, Виссарион, что у тебя осталась женщина, — произнёс Эйрих. — Что ты готов дать за то, что мы вернём её тебе?