С металлом здесь всё очень плохо, впрочем, как было и в степи во времена юности Темучжина. Вся сталь, которую только удаётся получить, уходит на топоры и наконечники копий для воинов. Лишнего металла нет, поэтому плотницкие топоры и даже хозяйственные ножи — это дорогое удовольствие.

Поэтому освободить даже небольшое деревце от корней — это большой труд для маленьких ручонок Эйриха.

Чтобы хоть как-то облегчить работу, он вновь взялся за старое. Под «старым» понимается работа с камнем. В пору страшной нищеты, когда не хватало металла даже на наконечники для стрел, Темучжин колол кремень и делал острые наконечники для охоты на дичь. Следует сказать, что он стал неплохим мастером, способным выбивать из камня даже примитивные ножи, а однажды у него получился неплохой топор, которым он, некоторое время, рубил маленькие деревья, чтобы компенсировать недостаток запасов кизяка. Кизяк — это овечье дерьмо, смешанное с соломой и высушенное в специальной форме. Здесь в таком нет необходимости, так как в лесах полно валежника и палых деревьев.

Железо получить удастся нескоро, потому что оно здесь лишь чуть дешевле золота. В связи с этим Темучжин, в ближайшие дни, найдёт подходящий камень и выбьет из него нечто похожее на топор. И пока остальные будут колотить корни подручным камнями или бессмысленно гнуть их из стороны в сторону, он, если всё получится как надо, будет срубать малые деревья, чтобы быстрее всех выполнять дневную задачу.

Кремневый «нож» он уже нашёл у речки. Там валяется много камней, поэтому он потратил часа четыре, чтобы найти себе инструмент для повседневно-бытовых задач.

— Вы где?! — вновь крикнул он, идя вдоль берега.

И снова тишина. Если они замыслили засаду, чтобы вновь выбить из него пыль...

За что? Эрклиг их знает! Это же дети! Разве им нужен повод, чтобы избить кого-то, кто слабее, чем они?

Тут он услышал шум и копошение где-то за очередным скоплением суховатых кустов. Значит, точно хотят его избить... Но теперь, когда он распознал засаду, эта затея им дорого обойдётся. Сегодня кто-то из них точно умрёт... Или будет жалеть, что выжил...

Рука сама сняла с пояса кремневый нож. Мальчик Эйрих пригнулся и начал внимательно следить за тем, куда ступает. Он сфокусировался на мысли, что на охоте, и от её результатов зависит то, как он будет жить дальше.

Обогнув источник шума по большой дуге, Темучжин, максимально скрываясь, чему хорошо помогало то, что он босоног, начал заходить к непрерывному шуму с тыла.

Были места, где пришлось нашуметь — сосновые колючки захрустели слишком громко, но, если не учитывать это, он подкрался образцово незаметно.

И на небольшой полянке, кою окружают эти суховатые кусты, он увидел сцену, которая заставила его крепко задуматься. Точнее, взвесить все «за» и «против».

Валамир и Эрелиева лежали на траве, битые и связанные конопляной верёвкой, а Видимира активно щупал, как девку, некий крепкий мужчина, лица которого Темучжин не видел.

Слышал он, что есть такие люди, охочие до мальчишечьего тела. Сам он их не уважал, а в своём воинстве не терпел, подвергая казни. Мужчина должен быть с женщиной, не с другим мужчиной. И, тем более, не с мальчиком. Это против природы и против воли Тенгри. Если бы Тенгри хотел такого, может, в этом появился бы какой-то практический смысл?

А «за» и «против» он начал взвешивать потому, что если оставить события идти своим ходом, то это решает ряд проблем — больше никаких конкурентов на родительскую еду, никаких рисков быть битым этими погаными недоносками, но... Есть риск, что этот неизвестный не убьёт его братьев с сестрой, они вернутся домой, может, расскажут о произошедшем отцу, тот затеет свару и может умереть на судебном поединке — эту вероятность исключать не следует. А ещё это урон чести их семьи, когда средний сын Зевты был с мужчиной — сам же Темучжин будет насмехаться на этим сопляком, он себя знает...

Ещё эти трое будут обязаны ему за свои жизни. Уж он-то воспользуется этим, до последней монеты...

И монеты! У неизвестного могут быть деньги, у него может быть нож — такая штука Темучжину очень нужна. Ещё верёвка, которой связаны его брат с сестрой — тоже ценная, в его убогой нищете, вещь.

Решение склоняется в пользу того, чтобы стать благородным спасителем беззащитных недоносков...

Темучжин начал движение, перекатив в ладони кремневый нож.

Неизвестный привстал на колени, задрал на Видимире робу, затем начал развязывать перевязь своих штанов. Лучше момента судьба не предоставит.

Стиснув зубы от напряжения, вызванного тем, что он сомневался в силе своих рук, Темучжин рванул к неизвестному мужчине, взял его за волосы, ощутил недоуменное движение головой, после чего приставил к глотке своей жертвы кремневый нож и с силой дёрнул его в сторону.

Зубчатая режущая кромка распорола ткани и повредила правую сонную артерию. Видимира, заоравшего от ужаса, щедро обрызгало кровью.

— Заткнись! — приказал ему Темучжин. — Закрой свою поганую пасть!!!

Видимир выпучил глаза в удивлении и замер.

Уронив на землю кремень, Темучжин опустил голову неизвестного, чтобы кровь не продолжала заливать до полусмерти напуганного Видимира.

На поясе неизвестного висел кошель. Сдвинув его из-под пуза покойника, Темучжин невольно улыбнулся, когда заглянул внутрь — бронзовые монеты, римские. Он не знал, сколько они стоят, но это его первые деньги. На них точно можно что-то купить, поэтому взгляд в будущее становится чуточку светлее...

Нож обнаружился за сапогом. Это был острый кусок железа длиной в полторы ладони Эйриха. Рукоять деревянная, крепящаяся бронзовыми заклёпками. Дальнейший сбор трофеев обогатил Темучжина на серебряную монету, спрятанную в секретном кармашке штанов, а также на десяток бронзовых монет, спрятанных в сапогах. Сапоги тоже немалая ценность, поэтому их он с покойника снял.

— Ты, — указал Темучжин на Видимира. — Иди к реке, только скрытно, смой с себя кровь. Рубище своё принесёшь сюда.

Видимир продолжал лежать, глядя на него поражённым взглядом.

— Я. Сказал. Иди. К. Реке, — отчеканил Темучжин. — Живо!!!

Мальчик не выдержал давления и вскочил, умчавшись к реке.

— Эйрих, что ты наделал? — спросил Валамир. — Это ведь...

— Никто не узнает, если вы не будете никому говорить, — произнёс Темучжин. — Если вы скажете кому-нибудь — станете такими же, как он.

Дальнейший обыск ничего не дал. Ни топора, ни, тем более уж, меча.

— Какими? — спросила не очень умная Эрелиева.

— Мёртвыми, — снизошёл до пояснения Темучжин. — У него было оружие?

— Не было ничего, — ответил Валамир. — Он попросил нас помочь ему...

— Кто это такой? — поинтересовался Темучжин.

Спросил он это, продолжая ощупывать одежду жертвы на предмет дополнительных ценностей. Всегда есть шанс, что человек спрятал на теле больше ценностей, чем может показаться после первого обыска. Уж Темучжин-то в этом хорошо разбирался...

— Что с нами теперь будет? — спросил Валамир.

— Ты напрасно гневишь меня, Валамир, — предупредил его Темучжин. — Отвечай на вопрос.

— Это дядя Дикиней... был... — ответил Валамир.

— Если не хотите присоединиться к дяде Дикинею, — произнёс Темучжин, — никому не говорите о том, что произошло. А теперь я вас развяжу... и мы пойдём закапывать дядю Дикинея в овраге. Знаю я тут один...

Родителям о таком знать необязательно, потому что, в таком случае, придётся платить вергельд, то есть денежную компенсацию от рода убийцы роду убитого. У них весь род состоит из одной семьи, поэтому вергельд не по их мошне — у них ничего нет. А Темучжин знает одну работающую везде истину: нет покойника и доказательств — нет преступления.

— Где этот маленький паскудник? — Темучжин посмотрел в сторону реки. — Эй, Видимир, поторопись! Валамир, бери его за плечи, не бойся, он теперь ничего не сможет, он ведь мёртвый.

— Но... — Валамира сложило пополам в приступе рвоты.

— Лучше бы тебе не бояться мёртвых, — недовольно покачал головой Темучжин. — Лучше бы тебе бояться меня.