- Я ошалевший присаживаюсь на полку и понимаю, что вагон не мой вообще! Проводница не наша. Купе её до невозможности старое, покоцанное какое-то. На полке лежит тонкий и грязный матрац, накрытый серой тканью, а главное запах! Сосед, ты не представляешь! Это дикая смесь горелых дров, креозота, керосина, немытого тела, гнили и страха! Да-да! Я и не знал, что у страха есть запах. Но он есть! Первой мыслью у меня было, что я умер. Но у мертвых рука не должна болеть? Тогда я решил, что это глюки от паленой водки, хотя мы её купили в магазине. Тетка уже склонилась передо мной и мою руку перевязывает, а я решил проверить -не галлюцинация ли у меня. Ну и свободной рукой по попе её провел. А та лишь отмахнулась и с улыбкой произнесла:
- Ну раз тебя боец на баб потянуло, значит жить будешь. По касательной осколок прошел...
В этот момент вновь за окном шарахнуло знатно, аж стекло за прикрытом тканью окном задребезжало. А проводница, завязав на руке узел бинтом, тихо пробормотала:
- Ишь, немчура поганая, никак не успокоится. Поезд наш поперек горла у них стоит. Ни детей, ни раненных им не жалко, сволочи!
- Погоди, - пришел я в себя. - Какие немцы, какие раненные? Ты кто такая? - Знаешь, сосед, я в тот момент вообще потерялся. Главное, что у меня глюки, уже не сомневался. Но старый вагон, поезд, немцы и не гром, а настоящие разрывы снарядов за окном. Я как раз накануне перед отправкой фильм по телеку смотрел. Называется "Коридор бессмертия", ты видел?
- Да, - согласился Перехватов. - Сильная картина. Там про ленинградскую школьницу, попавшую на работу в паровозную бригаду. Они эвакуировали зимой из осажденного города детей и раненных, да вообще - кого могли, доставляя обратно военное снаряжение и продукты. Там еще с составом перевозили циклотрон для Курчатова.
- Во-во! - оживился Миша. - Вот его я и смотрел. Поэтому и подумал, что у меня глюки. А тетка... хотя, какая она тетка. Я позже присмотрелся -девчонка сопливая, но уже успевшая хлебнуть лиха по самое не хочу. Просто грязная, уставшая и худая, но не тетка - девушка. А она мне так добродушно:
- Что, солдатик? Тебя еще и контузило? Ты как вообще в мой вагон попал? Там с обеих сторон теплушки сцеплены. - А я ей в ответ:
- Сам не знаю...
- И пахнет от тебя, - она, даже еще зажмурилась словно от удовольствия, - странно. Очень приятно. Будто ты из дома только вышел, а войны нет... Аромат не узнаю. Не "Тройной одеколон" и не "Шипр" ...
- Это французский..., - ответил ей я. - Жена подарила год назад.
- О-о! У тебя и семья есть? Все живы? Тебя как зовут-то?
- Михаил Галимов. А вас?
- Светлана Куприянова.
- Очень приятно. Да...у меня все живы и здоровы. Жена, дочка с зятем и внучкой.
- Ого? - почему-то удивилась она и стала выкать. - Так вы уже оказывается дедушка?! А сколько же вам лет?
- Сорок девять будет через месяц.
- Ух ты! Я думала, вы намного моложе. Хорошо сохранились. Давно воюете?
- Только еще еду...
- А-а-а, у вас бронь была?!
- Типа того, - говорю, а у самого волосы под кубанкой шевелятся. Решил поинтересоваться:
- А вы родом откуда будете. Не из Ленинграда?
- Да. Там родилась, там и школу закончила, но в институт не успела поступить, война...
- А вы?
- Из Оренбурга, точнее из Чкалова, - вспомнил я, что город менял имя перед войной...
Света оживилась, начала мне рассказывать, как она до войны жила. А до меня начинает доходить, что я попал в прошлое! Хрен его знает, как, но я сейчас сижу, может быть, в вагоне того самого состава из фильма, что везет из блокадного города петербуржцев. Девушка мне про себя рассказывает, а у меня одна мысль: "Они же все тут голодные, а у нас там харчей полно! Вот я идиот без рюкзака вышел. Ничего с собой не взял. Но кто же мог знать?!" Сижу, слушаю её, а рука моя лезет в карман олимпийки. Вроде кроме пачки с сигаретами и футляра с очками, там еще что-то лежало, когда я её надевал. И точно! Мы перед отправкой затаривались, кто чем может. Вот я себе на Озоне заказал аварийные пайки для моряков. Один пакет у меня в кармане и лежал. Он небольшой по размерам. Это такие спрессованные плитки. А главное они очень питательные и сладкие. Я его достаю и вручаю Свете. А та ошалело так смотрит, не понимая, что это такое и брать боится. Там упаковка -фольга, да еще надписи на английском. Я ей и говорю:
- Бери, дурочка. Это вкусно! Как шоколад. Американский аварийный паек, для матросов. По ленд-лизу союзнички поставляют. - Начинаю ей распаковывать, а у неё слезы по щекам текут. Вижу по глазам - жрать хочет, но не берет, почему-то. Я тогда еще подумал - боится, что отравлено. Ну и откусил чуток, показывая, что это можно есть. А она все равно не берет. И тут слышу, как за моей спиной тонкий голосок ребенка интересуется:
- Тетя Света, а нас кормить будут?
Оборачиваюсь и вижу, что в дверном проеме стоит непонятно кто. Пальто рваное, ноги в тряпках обмотаны, на голове платок с дырами обвязан до пояса. Лишь видны одни голодные лаза. И смотрит это чудо на нас так, словно мы... Эх! - махнул с досады Мишка рукой. -Я в тот момент такой сволочью себя почувствовал. Обернулся к Свете и говорю:
- И много у тебя здесь таких?
- Полный вагон.
- Та-ак, понятно. Нож есть?
- Вот, - протягивает мне обычный кухонный ножик с источенным лезвием, а у меня руки трясутся. Говорю ей:
- Режь сама на всех. Будешь раздавать, скажи, чтобы не жевали, а сосали. Тогда надолго хватит. Его можно и водой размочить, если кипяток у тебя найдется. А я с твоего разрешения погуляю тут чуток...
