— Понимаю, учитель, — впервые Фрегат стоял перед старым магом распрямившись, не прикладывая усилий, чтобы колени не дрожали.

— Так получи, что заработал, — Райхгольдв сердцах наступил на хвост молодой крысе и, не давая ей сбежать, направил на испускавшую непереносимую вонь тварь свой посох. Отчаянный визг, вспышка, треск, сменившийся странным звуком. Металл звенел о металл, что-то возмущённо кричали женщины — противными голосами, переходящими в визг и завывания.

— Что это, учитель?

— Сковородочный бунт. Твой ход в игре странами. Домохозяйки из приличных семейств вышли на улицы — стучат своими пустыми кастрюлями и сковородками. Требуют у Альенде еды и денег. Если бы ты заплатил жёстко, и ход был бы другим. Охотник обязан быть безжалостным.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — топая ногами, Фрегат прислонился к стене, затем съехал по ней вниз.

Надо было выбрать второе. Какая разница? Пара дней — и всё уже кончено. Ты приходишь — и готово. Улыбка или искривлённый рот — для тебя это только пара дней. Пара кроликов. Пара людей. А теперь — получай вот этих тупых бабищ со сковородками!

— Тупые бабищи! — вслух выкрикнул Фрегат.

Райхгольд неожиданно спокойно произнёс:

— Ты не прав, мальчик. Хороший игрок не пренебрегает никакой возможностью. Женщины со сковородками тоже пригодятся. Как ни странно, они тебе на руку. За ними пойдёт волна. Игра пока играет за тебя.

Маг приблизился к Фрегату и резким движением посоха побудил его встать. Райхгольд внимательно всматривался в лицо ученика, как будто читая запутанный манускрипт. Его густые седые брови и искривлённые губы с опущенными вниз уголками шевелились. Фрегат заметил, как при каждом выдохе и вдохе вздымаются и опадают волосы, густо торчащие из скрюченного, покрытого прожилками и увенчанного бородавкой носа.

— Знаешь, что отличает тебя, коли ты истинный охотник? Ты видишь цель, знаешь свои возможности, ценишь время и идёшь вперёд.

Педсовет и «Караван»

— Ты видишь цель, знаешь свои возможности, ценишь время и идёшь вперёд.

— Та-а-ак, — Азамат довольно кивнул. — Звучит вполне осознанно. Давай всё распишем и проверим, так ли это на самом деле.

— Ну хорошо, сейчас, — произнесла Вера, покачиваясь и сжимая пальцы рук.

Тонкие пальцы хрустнули, Азамат поморщился и сказал:

— Давай только без этого, Вера. Сидим и спокойненько всё обсуждаем. Никуда не торопясь.

Дверь кабинета биологии, в котором они расположились, с грохотом распахнулась и внутрь неуклюже ввалился Ваня Генералов — толстый шестиклассник в профессорских очках с насупленными бровями и сосредоточенным выражением лица. Пыхтя и шаркая ногами, он принялся обходить парту за партой, внимательно осматривая их сверху донизу.

— Молодой человек! — вмешался Азамат. — Ничего, что мы тут сидим, беседуем на важные темы, дверь специально закрыли. Мы Вам не мешаем?

— Нет, — ответил Генералов. — Вы тут листки по физике не находили?

— Нет, — грозно сказал Азамат. — А теперь вон отсюда. И предупредите товарищей, что на полчаса кабинет занят. И что Алекса здесь нет. И не будет. И дверь закройте до конца.

— Хорошо, — без тени смущения произнёс Генералов и вышел, по пути чуть ли не с головой заглянув в большой фанерный ящик, служивший ведром для мусора.

Снова хлопнула дверь, да так, что её створка вдавилась внутрь, а висящие на стене оленьи рога покачнулись. Из холла послышалось тоскливое: «Нет. Нигде. Даже в помойке» — и полный сочувствия вскрик: «Вот ужас-то!»

— Я готова, Азамат, — сказала Вера и, не удержавшись, прыснула.

— Вот ведь и вы такими были, несмышлёными. Помнишь, Вера?

— Да уж. Переписывали листок от руки или платили по сто тугриков за новый, пока не догадались попросить у товарища и отксерить.

— Ну, давай к делу.

— Давай. В общем, цель. Хочу творить. В гуманитарной сфере. Писать музыку для нашей группы. И тексты.

— Вполне себе смарт-цель.

— Ну да. Теперь возможности. В «Кавардаке» я убедилась, что способности у меня есть. Но их нужно постоянно развивать. Ни дня без строчки, как говорит Паша.

— Это, на самом деле, более древнее высказывание. Но неважно, пропустим.

— Возможностей развиваться в этой школе у меня почти совсем нет. У нас высокие требования по всем предметам. И основные — математика, физика, химия, прога — вовсе не гуманитарные. Хвостов у меня нет. Но я постоянно что-то досдаю, пересдаю, часами сижу над домашкой первого уровня по алгебре. А потом сил нет ничего делать. Тем более творить.

— А ты помнишь, Вера, что Гриц говорил на классном часе?

— Что у нас в средней школе надо тянуть все предметы одинаково сильно?

Азамат кивнул.

— Что восьмой класс в этом смысле самый сложный.

— А дальше?

— А что дальше?

— Что в девятом жизнь становится гораздо приятнее, потому что…

— Есть кафедры, — закончила Вера. — И можно выбрать, во что ты будешь вкладываться.

— Мне кажется, — сказал Азамат, — это как раз то, о чём ты говорила. Надо только напрячься и дотянуть восьмой до конца.

— Да, Азамат, но ты забыл про время. Если ценишь время, не будешь тратить год жизни на то, что тебе не нужно.

— Полгода, — уточнил Азамат.

Дверь снова загрохотала — кто-то пытался втащить створку на место и войти.

Азамат встал и пружинящими шагами направился к выходу со словами:

— Я вас предупреждал, шестой класс.

Дверь наконец открылась, и вошёл учитель Павел.

— Зяма, Вера, простите, на спецкурсе задержался. Ну, что тут у вас за новости?

— Я тебе об этом уже говорила утром, Паша, — сказала Вера.

— А, это. Всё-таки уходишь?

Азамат и Павел уселись напротив Веры.

— Ухожу.

— Бежишь? — шутливо спросил Павел.

— Для меня это не бегство, а движение вперёд.

— Что ж, — подытожил Азамат. — Мы всё обговорили. Звучит убедительно и вполне разумно.

— Когда? — обратился к Вере Павел.

— В девятый класс пойду в другую школу. Или на домашнее обучение.

— Тогда на педсовет? — спросил Азамат.

— На педсовет, — подтвердил Павел.

На этом разговор закончился, двери были распахнуты, троица разошлась по своим делам, а кабинет тут же наполнился членами биохима: надевались сомнительной чистоты халаты, доставались пробирки и колбы, в шкафу с вытяжкой зажёгся свет, а из какого-то стеклянного сосуда странной формы отчётливо потянуло сероводородом.

***

На педсовете в понедельник персоналки средней школы не обсуждались, поэтому Азамат поднял вопрос о Вере Александровой отдельно.

— А вы уверены, что это осознанное решение? — спросила Маша Солоницына. — Что оно не принято под воздействием эмоций?

— Да, мы с ней говорили, я и Паша, — ответил Азамат.

— И я говорила с Верой, — добавила Соня. — Она прекрасно представляет, чего хочет добиться и к чему стремится. Намного лучше, кстати, чем некоторые из тех, кто никуда не уходит.

— Что неудивительно — они же не уходят, — сказал Павел.

— А она хорошо понимает, что теряет? — спросила англичанка Марина.

— А что она теряет? — возразил Азамат.

— Ну, аттестат одной из лучших школ Москвы, или даже страны в целом. А это, между прочим, очень важно для поступления в вуз.