Лететь! Но знать бы — куда? Майрону стало вдруг странно, что он находится здесь с Тьелпэ. И почему-то тоскливо, так, что золотые очи затуманились вуалью слез, словно кто-то неведомый и злой залпом выпил за него весь этот благословенный источник радости взаимной любви.

***Безотрадно было в тот день не только на душе майа великого мастера. Йаванна скорбным тихим шагом вышла в своё умирающее поле и с тяжёлым сердцем из последних сил бродила меж поникших засыхающих трав. Она пришла прощаться.

Нежные травинки хватали острыми пальчиками подол ее платья. Хрупкие беспомощные цветки в последний раз чуть приподняли к своей повелительнице увядшие венчики, будто безнадёжно умоляя о помощи. Йаванна припала к ним на колени и бережно обняла растения.

— Милые, родные мои! Я бы напоила вас моими слезами. Если бы ещё остались у меня слёзы. Но и я сама высохла до самого дна. Мне не спасти вас. Простите меня!

Йаванна легла на землю, на ломкий полог уже совсем желтой травы и приготовилась умереть рядом со своими детьми.

И тут Кементари, неверно, будто в предсмертном видении, увидела чью-то фигуру. Сам сиятельный Владыка вод Ульмо подошёл к ней мягкой походкой. Он был облачен в льющиеся шелка цвета рассветного лазоревого моря, в его коралловой короне мерцали жемчуга, а в волосах, что как морская пена, струились по плечам, звенели ракушки, в глазах была вся глубина и свежесть океана.

Ульмо в ужасе взглянул на страшную картину, вскинул руки и запел песню воды, часть из своей темы Айнулиндале. Миг, и ясное безжалостное небо заволокли стремительные полногрудые тучи, и с сизых небес упали капли дождя, превращаясь в бурные потоки.

Напоенная спасительной влагой земля оживала на глазах. Как и сердце ее повелительницы. Сквозь мокрое платье Кементари, плотно облепившее фигуру, были видны все красивые и притягательные формы, точеные бедра, стройные ноги и высокая пышная грудь с соблазнительными шариками сосков. Волосы, ещё немного влажные, завивались в блистающие колечки цвета корицы, а глаза вновь светились тёплой летней зеленью.

После ливня они сидели на траве, уже бархатистой, изумрудной, среди капелек радужной росы.

— Ульмо, откуда ты здесь? Словно волшебный мираж в самом сердце пустыни, — в свящённом трепете восторга спросила Йаванна.

— Глубокие подземными реки донесли мне, что кто-то плачет и зовёт воду. Йаванна! Дорогая, что произошло? — переливами глубоководных волн замерцали очи повелителя вод.

— Моя поливочная система сломалась. Воды к растениям не поступало несколько недель. Спасибо, дорогой Ульмо! Ты спас нас! Я не знаю, как мне тебя благодарить! — Йаванна спрятала восторженный взгляд и румянец под волосами.

— Почему Аулэ не помог?

Кементари не горела желанием выносить сор из чертогов и, с опаской оглядевшись, ответила так:

— Он занят. И его мастера тоже. Какой-то серьезный проект или постройка.

— Безумная! Ты же могла развоплотиться! Погибнуть! Почему ты не пришла ко мне?! — строго и в тревоге отчитал Ульмо.

— Что ты, Ульмо! Аулэ ужасный ревнивец. Однажды я зашла к Эстэ, но ее не было в чертогах снов. И Ирмо предложил прогуляться в саду, посмотреть на посадки успокоительных трав. К несчастью, и у мужа моего были дела к владыке снов. Он увидел нас. А потом… — Йаванна сделала глоток навзрыд, — потом мне пришлось очень несладко, Ульмо. Аулэ вбил себе в голову, что я отдаюсь всем и каждому, стоит ему выйти за порог. И он до сих пор не простил меня! — Йаванна схватила руку Ульмо, — Он не прощает меня в том, в чем я не виновата!

Йаванна резко перехватила руку водного духа и прижала, смущаясь, в отчаянном движении к своей все ещё сухой щеке, наслаждаясь ее прохладой и влажностью. Из глаз валие впервые за долгое время полились настоящие слёзы. И была в них и благодарность, и страдание.

— Аулэ самому нужна успокоительная трава, — помедлив, владыка вод все же коснулся тонкой и шершавой, пока ещё не успевшей отойти от засухи, ручки валие. — Йаванна! Мне горько за твою истерзанную душу, мне больно, потому что я вижу и раны хроа, что причиняет тебе этот изверг. Для чего ты мучаешься? Аулэ уже совсем не тот, его огонь больше не греет — он сжигает до тла все и всех, кто с ним не согласен! Умоляю, оставь его!

Владычица природы порывисто дернулась в сторону и оробело вскочила с травы.

— Ульмо! Не смей говорить так! Он муж мне! Супруг, назначенный самим Эру! И если он таков, значит я сама виновата! Значит я это заслужила! — а потом сникла и добавила смиренным голосом, — У него какие-то дела с Мелькором. Я боюсь за него… но больше я боюсь его. Он убьёт меня и хорошо, если быстро. И любого убьёт.

Ульмо до глубины его океанской души поразило это признание. Он вскинулся:

— Я этого не допущу!

========== Глава 4. ==========

Зайдя в кузню, Мелькор обвёл взглядом помещение с одним только намерением — найти здесь валу. А он точно здесь. Мелькор это чувствовал. Но не сразу признал Аулэ среди других кузнецов. Темный увидел его лишь когда все остальные работники замерли и поклонились, как и должно кланяться младшим духам и эльдар перед старшим айну.

Только один не склонил каштановой гривы, убранной в высокий пушистый хвост, и остался неколебим в горделивой осанке. Мелькор остановил на нем цепкий прохладный взгляд и оценивающе наклонил голову. Аулэ без своих царственных бархатных одежд, без высоких валарских корон, в простой короткой тунике с широким алым поясом и узких штанах, заправленных в высокие сапоги почти ничем не отличался от своих же майар-ремесленников. Не любит выделяться, командный дух, рабочий настрой. Даже рост себе выбрал не выше майарского. Но блистает все равно гораздо ярче, лучезарнее сотен тысяч огней. Мелькор уверенно направился к нему.

— Зачем ты здесь? Я что звал тебя? — спокойно спросил мастер.

— Да так, решил наковать новенький венец, и ещё кое-что сообщить тебе…

«Аулэ даже в злости чист, как первый лист большого фолианта, пуст, как бездонный хрустальный кувшин. Но я наполню его страхом, отчаянием и любовью, что польётся отныне в царственной крови потоком серым, чёрным и алым. Нужен всего один грех до торжества темных сил над горделивым светом».

— Вот и иди накуй. Венец. — сердито бросил мастер и уже взялся снова за клещи, чтобы снять с огня плавильный ковш. Но Мелькор сильной хваткой сжал его руку.

— Аулэ, ты, помниться, распинался, что все для меня сделаешь, если пособлю. Так я придумал оплату — я хочу, чтобы ты мне отдался. — просто и буднично сказал Мелькор.

Огненный вала обозлённо хотел вырваться, но темный был сильнее. Аулэ плотно сжал губы, на щеках заиграли раздраженно мышцы. Мелькор подошёл совсем близко и злокозненно изогнул красивые бледные губы:

— Ох, какие очи! Горячие! Золотые!

Дух хаоса поднял было руку, чтобы нахально коснуться лица впавшего в ступор великого мастера на глазах у всей кузни, но тут к Аулэ пришло спасение с внезапной стороны.

— А у меня тоже золотые! — с придыханием сказал кто-то.

Неведомо откуда возле них возник майа с золотистой косой. Мелькор даже забыл, что хотел сделать, так и замер с поднятой рукой. Потом разгневанно отпихнул его, мешавшегося под ногами. Но Аулэ даже не заметил такого бестактного обращения с любимым помощником.

— Ты с ума сошёл? Я женат! — ответил свирепо опомнившийся вдруг пламенный мастер.

— Ой, как будто я не знаю, как вам папаня жён раздавал! Построил всех в рядок и крикнул: «ФАС!» Кто кого, не глядя, сцапал, на том и женился. Я от этой развлекухи сразу отказался!

Аулэ вырвался из рук темного. Но Мелькор как ни в чем не бывало продолжил:

— Тем более… говорят, что бриллианты в кольцах любовников должны быть в два раза больше, чем у жён. Аулэ, склеишь мне колечко?

— Нет!

— Я могу! — снова бессовестно вклинился в разговор высоких владык майа.

Владыка Тьмы теперь рассвирепел по-настоящему. Тени со всех сторон вытянулись в острые лезвия и потянулись к майа. От неминуемого развоплощения его спасло только то, что Аулэ был рядом. Мелькор тряхнул чёрной копной, спрятал ножи обратно во мрак и раздраженно сказал: