«А вдруг майар вообще к такому не приспособлены!?» — испуганно подумал Келебримбор.
Майрон, конечно, тоже испугался. И в разы сильнее эльфа. Первым неосознанным желанием майа было сбежать. Но Келебримбор сильно да горячо прижал его к груди и очень тихо прошептал на ухо:
— Подожди, маленький, так и должно быть, не двигайся.
Майа замер, дрожа, и уперевшись своим лбом в эльфийский, неотрывно смотрел глаза в глаза, повинуясь его словам. И вдруг отвлеченно сообщил, пытаясь развеять странные и смешанные впечатления:
— Я тебя на тридцать тысяч лет старше.
— Ну и что. Все равно маленький, нежный и светлый, — с огромной любовью сказал Тьелпэ и случайно чуть быстрее, чем хотел, рванулся вперёд.
Майа вздохнул неровно, прикусил губу, но не проронил ни звука. Только одна прозрачная и светлая слезинка задрожала в уголке золотых глаз, но Келебримбор не дал ей пролиться — тут же забрал с поцелуем. Он заполучил, наконец-то, своего драгоценного майа. Вскоре, совсем осмелев, нолдо начал аккуратно едва заметно двигаться. В темп и ритм они сначала не попадали.
«Так я и думал, вся эта физическая составляющая любви — чушь полная, только больно и все, — думал майа. — Ну, попробовали раз и ладно, больше не будем, и почему все говорят, что это…»
— Так чудесно! Ах! — вдруг, словно молниями пробило все тело огненного духа до самых краешков, он порывисто вцепился ногтями в спину нолдо. Все существо Келебримбора зажглось, по онемевшим мышцам прошла дрожь. «Майрон… Майрон…» — только и мог шептать он.
Майа, послушный неведомому прежде чувству, которое нельзя игнорировать, обнимал и целовал возлюбленного ещё чувственней, а нолдо, увеличил темп, словно угадав желание любимого. Наконец-то, попали в один ритм. Чувств стало больше, а затем так много, что даже слишком, и сдерживать их теперь не получалось.
— Что это? Я развоплощусь? — спрашивал майа, но на этой острой грани наслаждения, захватившего все тело и душу, он решил, что и не против даже развоплотиться, лишь бы эльф не останавливался.
— Не сдерживай себя, сейчас нам с тобой будет хорошо, как никогда раньше, — через слово и через стоны говорил быстро и невпопад Келебримбор.
Перед их взором все закружилось, Майрон, зажмурился, как под пытками и, тяжело дыша, уронил голову на плечо эльфа. «Любимый, любимый», — только и мог повторять майа сквозь ватную пелену, что обволокла сознание, позволяя нолдо довершить короткие, быстрые и страстные движения, но уже почти не отзываясь на них. И тут мир перевернулся и для Келебримбора. Небеса будто поменялись с земной твердью местами, и все разом звезды упали с оглушительным перезвоном.
— Мы скоро научимся делать это вместе, — смущённо говорил после нолдо и ласковыми успокаивающими прикосновениями гладил бесконечно любимого майа. — А когда поженимся, будем каждый день…
— Хоть целый день… — эхом повторял утопающий в объятиях майа.
Первая близость не была долгой для неопытных существ. Но Майрон успел понять о чем говорил любимый: это соединение в наслаждении окончательно слило их души в нерушимый сплав, неразделимый единый слиток.
— Майрон, любовь моя, останься со мной сегодня. И навсегда.
Майа очень сомневался: а если он срочно понадобится, и мастер Аулэ будет его искать? Но вдруг понял, что назад-то пути уже нет. Да он и не хочет назад. Майрон в приятной неге и усталости прильнул на грудь любимого. Так они и уснули в покоях Тьелпэ в обнимку.
Не успела солнечная ладья выплыть в небеса с ночной стоянки, как Майрон и Тьелпэ отправились в огненные чертоги, на разговор к Аулэ. Великий мастер, конечно же, обнаружил бы ещё вчера, что кого-то не хватает. А именно его любимейшего, драгоценнейшего и ревностно охраняемого от всех невзгод и всяких наглых эльфийских морд «золотца». Но огненный вала сам был… занят.
Вопреки своему обыкновению, Аулэ не пригласил пришедших на важный разговор в свои покои, а вышел к ним сам, взъерошенный, в наспех захлопнутой через застежку мантии. Да ещё и тревожно привалился к двери спиной, чтобы она случайно не открылась. Но нолдо и майа, оба красные до самых острых ушей, того и не заметили. Они, дрожа, как осинки, во всем сознались и попросили разрешения на брак.
Аулэ, конечно, топал ногами, полыхал огнями, бодался рогами (откуда рога? Так у Йаванны с Ульмо на самом-то деле давно уж все было хорошо, да и ещё у него парадная причёска такая). Но тут из его покоев в коридор вышел голый по пояс, очень растрёпанный и почему-то сильно расцарапанный, словно на него напала стая голодных орлов, Мелькор. Темнейший залихватским жестом перекинул плетку-трость с узким хлыстиком на конце через плечо, подошёл, лучезарно лыбясь во все клыки, и тут же внаглеж со спины обнял Аулэ:
— Ой, а сам-то что, лучше что ли? Пусть женятся, тебе жалко? Хоть под ногами у нас болтаться не будут. Да, любимый? — и чмокнул огненного валу в висок.
У Аулэ аж волосы покраснели. Но он промолчал, лишь махая рукой Майрону и Келебримбору и согласно кивая головой.
После этого нелегкого, но внезапно удачно разрешившегося испытания, пошли радовать родителей эльфа, которые как раз вернулись от родственников-телерей, у которых пару месяцев гостили.
Мать Келебримбора сразу дала согласие, сказав, что «милейший, скромный и трудолюбивый Майрон — чистый бриллиант и идеальный вариант для брачной жизни».
Куруфин, конечно, был очень удивлён, встретив рано утром на своём пороге майа и сына рука об руку да ещё и с просьбой о венчании. Но возражать не стал — какой эльда не возжелает возвысить свой род, причислив айну в родственники. То, что внуков у него не будет, мастер не переживал. С курорта в Альквалондэ они с супругой везли не только красивую гальку и ракушки — недавно узнали, что жена беременна вторым. Так что будут у него и внуки, и правнуки.
Торжественное мероприятие, к радости мамы Тьелпэ, решили провести на берегу моря в резиденции Ульмо, который, кстати, восстановивши хроа, краше прежнего и подлечив психику в садике Ирмо и Эстэ, сам предложил огненному мастеру свою территорию.
— Я на тебя, Аулэ, зла не держу. Сам виноват. Это ты меня прости и дай загладить мою вину!
В тот красивый кораллово-перламутровый дворец уже давно переехала Йаванна. Она, вплетая в венок бывшего померанцевые цветы, шепнула, что тоже обиды на Аулэ не держит. А их последний раз был, кстати, куда лучше первого. Она даже в кои то веке получила оргазм. Так что все нормально.
В общем свадьба была очень красивой, звучали поздравления и салюты, вина лились рекой, все были в белом и жемчугах и умилённо плакали.
Аулэ растроганно вытирал слезинки, слушая трогательные клятвы, а Мелькор, кстати, тоже в белой мантии, незаметно приобнял его за талию и тихо возмущался всему этому блеску, всем этим розовым слюнкам, бантикам с цветочками, и говорил, что их с Аулэ свадьба будет точно в чёрном и похоронном стиле.
А вскоре выяснилось, что Куруфину ждать внуков не так и долго, как ждать, когда повзрослеет недавно родившаяся дочка.
— Любовь моя, можно бредовый вопрос? А ты, случайно, не в положении?
Сказал Тьелпэ удивленно наблюдая, как Майрон поставил на стол стул, залез на него и отколупливал с потолка побелку, чтобы… сожрать…
— Нет, конечно! Я же не дева. Кстати… Тьелпэ, когда пойдёшь мимо какой-либо стройки захвати пару кирпичей, пожалуйста.
— Зачем? — охренел эльф.
— Они таааак замечательно пахнут! — закатил золотые глазки благоверный.
Тьелпэ снял его со стула и в волнении сообщил:
— Так, мы сейчас с тобой пойдём. Но не на стройку, а к Эстэ.
Сходили, выяснили, оказалось, что правда. А как так получилось, хрен его знает, ну да с этих айнур станется, они ещё и не такое вытворяют. Но все были неимоверно счастливы, несмотря на всякие токсикозы и посылания эльфа, бледного и с квадратными глазами, ночью отловить на улице собачку, чтоб ее нюхать…
Сына назвали Нарья. А потом и ещё двоих родили — Ненью и Вилью{?}[Если кто не в курсах — это имена трёх волшебных эльфийских колечек.]И… нет. Решили вовремя остановиться. А то мало ли какой всевластный получится.
