Глифи незаметно подкралась к Саманте и положила ладонь на плечо. От неожиданности американка вскрикнула. Летавица лишь рассмеялась.

— Нельзя быть такой беспечной, — погрозила пальцем Глифи и плюхнулась рядом. — Лес не прощает ошибок.

— Но вы же меня охраняете.

— Это не означает, что не нужно быть на стороже.

Саманта ничего не ответила, лишь надула щёки.

— Ты же не из этих мест, верно? — спросила Глифи. — У тебя другая манера речи, поведение, жестикуляция. Не типичная для нас.

— Я из Америки, — кратко ответила Саманта, словно стесняясь.

— Так далеко? Всегда мечтала увидеть живого американца. У меня самой отец француз, так что мы чем-то похожи. Правда, кому сейчас до это дело? — Глифи поняла, что запуталась в своем словесном потоке. — Как же тебя сюда занесло?

— Это немного личная история. Я не хочу об этом говорить.

— Понимаю. У каждого у нас есть история, о которой хотелось бы забыть.

Саманта молчала, лишь наблюдая за Глифи. Она поправляла три павлинных пера на своей тёмной макушке.

— Ты такая чумазая, — продолжала летавица. — Когда в последний раз мылась?

Девушка не смогла ответить. Она действительно не могла вспомнить, когда в последний раз принимала душ.

— Ясно, — добродушно улыбнулась Глифи. — Раненым нужна помощь?

— Перевязка через час.

— Отлично. Тогда пошли со мной, — летавица схватила её за руку и потащила в сторону чащи.

— Куда? — запротестовала Саманта. — Мне нельзя!

— Сегодня можно.

Саманта пыталась сопротивляться, но тщетно. Она лишь зацепалась за ветки и ухабы, но Глифи продолжала вести её за собой. Несколько раз они встречали летавиц, но те молча пропускали их. Ласвельтира в иерархии летавиц занимала одну из ведущих лесенок и пользовалась авторитетом. Как-никак она спасла ни один десяток жизней сестёр.

Саманта видела много озёр. Однако, это оказалось особенным. Здесь человек не успел оставить след. Не вырубил под корень деревья, не выкачал воду и не выкинул бесконечное количество отходов. Озеро словно олицетворяло всю красоту и величие природы. Вода была чистой, как слеза. Ивы почтительно склонились над источником. Они протянули свои ветви, как будто пробуя воду на вкус. Множество зверей приходили сюда, чтобы утолить жажду.

— Пришли, — сказала Глифи.

Саманта не ответила. Её полностью поглотила волшебной картина. Девушка не заметила как летавица начала скидывать с себя немногочисленную одежду, оголяя грудь и стройную талию.

— Ты что делаешь? — опешила Саманта, при этом краснея.

— Снимаю одежду. В ней нельзя смыть всю грязь, — она заметила румянец. — Ты стесняешься? Глупая, нет ничего постыдного в человеческом теле. В конце концов мы самое совершенное творение природы.

— Я, наверное, пойду...

— Постой, дурёха. Доверься мне.

После многочисленных уговоров американка сдалась. Глифи принялась помогать ей стягивать одежду. Санитарная форма была отброшена и оба остались нагими. Саманте стало очень неловко, и она старалась прятать интимные места и не смотреть на летавицу.

— Ты же уже не девственница, верно? — спросила Глифи.

— Как ты узнала?

— Ты только что ответила, — рассмеялась Глифи. — У тебя красивое тело. Тому юноше очень повезло с тобой.

— Я перед ним в долгу. И он единственный, кто у меня остался.

— Все мы потеряли близких людей. Это неизгладимый шрам на всём нашем поколении, — Глифи на миг помрачнела. — Не будем о грустном. Идём же.

Саманта несмело вошла в озеро по щиколотку. Вода оказалась холодной. Потребовалось время, чтобы привыкнуть.

— Смелей! — крикнула Глифи и нырнула в озеро, полностью обрызгав Саманту. Та звонко запищала и нырнула следом. Девушки вынырнули на середине озера и рассмеялась.

— Глифи, у тебя краска смылась.

Кожа Глифи стала необычайно бледной. Сейчас она была не ребёнком леса, а обычной девушкой. Когда-то о чём-то мечтавшая и к чему-то стремившаяся. Но это было так давно, что казалось неправдой.

— Не страшно, — махнула Глифи. — Эй, ты чего? Что с тобой?

— Мне... холодно... — с трудом ответила Саманта, щёлкая зубами.

— Быстро! На берег!

Глифи заключила её в крепкие объятия и нежно гладила по голове. Делилась всем теплом, что у неё есть. Нагие. Беспечные. Словно мать и дочь, каким-то образом забытые в Эдеме.

— Я всегда очень плохо переносила холода. Прости, что не сказала.

— Бедная девочка. Я чувствую как тебе тяжело, но не в силах дать твоей боли угаснуть. Прости меня за это.

Саманта почувствовала как Глифи тихо плачет. К своему стыду девушка осознала, что прикосновение летавицы приносят ей удовольствие, тепло, уют. То, что дают матери своему чаду. То, что она давно утратила.

— Глифи, прости. Я так не могу. У меня есть Лёша, и я так не могу.

— Саманта?

— Прости... — она быстро оделась и скрылась в лесной чаще.

Больше они к этому не возвращались.

***

Алексей позволил себе на минуту перевести дух. Когда он предлагал свою помощь, то не представлял, что его будут использовать в качестве легального раба.

Всё, что было далеко не женским трудом (а среди летавиц Алексей так и не увидел мужчин), ложилось на плечи Алексея. Заготовка дров, постройка защитного периметра, охота, патрулирование. Алексею ни на секунду не давали спуска. А о том, чтобы узнать о них хоть на крупицу больше, не могло быть и речи.

В целом ему даже нравились эти «амазонки восточных лесов». И если бы не их слегка нахальное и циничное поведение, то в целом всё сложилось даже лучше, чем он мог подумать. Единственное, что его бесило — неопределённость. Сколько ещё ему придётся провести в лесу, он не знал. С Эстер он больше не виделся, хоть ему и очень хотелось узнать ответ на несколько вопросов. Оставалось только одно — ждать. Если Вильгельм жив — то обязательно дождётся его.

Лес опять наполнили волшебные звуки знакомой музыки. Алексей заслушался. Всё таки человек способен творить что-то прекрасное, даже когда вокруг кромешная тьма.

Любопытство взяло вверх и он рысью подкрался поближе, слегка раздвинув кусты. Летавица, закрыв глаза, перебирала пальцами на флейте. Её внимательно слушала золотоволосая сестра. Алексей не знал их. За несколько дней всех летавиц не запомнишь. Но он был уверен, что это та самая, что спасла его и остальных от жуткой смерти.

Асэди закончила, встала и под хлопки Медиги поклонилась.

— С каждым разом у тебя получается всё лучше, Сэди.

— Если бы не ты, я бы давно забросила. Кому сейчас нужна моя музыка?

— Как кому?! — удивилась Медига. — Как минимум мне. И сёстрам очень нравится твоя игра.

— Сёстрам нравится, что я вырезаю плоть ровными кусками. Вот и вынуждены слушать.

— Ты же не могла не сказать что-то в таком роде. Общество вадвиров очень пагубно на тебя влияет. Не такой я люблю мою Сэди.

— Меди... Ты бы знала, как я устала убивать. Эти руки созданы для музыки, а не для крови. Я так счастлива, что у меня есть ты. Иначе я стану безжалостным монстром, — её нос спрятался в золотой макушке. — Мой пушистик... Цыплёночек...

— Сэди, ты плачешь?

— Да. Когда любишь, не стыдно и поплакать. Ведь так больно упасть в любовь.

— Сэди...

— Меди...

Они поцеловались. Нежно и страстно. Их поцелуй олицетворял всё то, что люди называли любовью.

Алексей понял, что увидел то, что не должен был видеть и тихо ретировался.

«Счастливые девочки, — подумал он. — Как же здорово в этом мире найти того, кому дорог. Кого любишь».

***

Алексей несмело вошёл в небольшую хибарку. Здесь Дьюфи проводила большую часть своего времени. Сюда почти не проникал свет и в целом атмосфера была мрачной и гнетущей. Первое, что бросилось Лёше в глаза — огромное количество игрушек. Они были везде: на полках, на полу, на стульях и столах, даже на потолке. Куклы, плюшевые звери, деревянные поделки. Все безмолвно смотрели на Алексея, отчего он поёжился.