— Или просто неожиданно… Ну, пойдём.

На этаже всего четыре входа, девчонки пошли к ближайшему. Вновь лестница, может, в сотый раз на пути, если не тысячный. Широкая, будто вход в метро, но потолок низко — неуютно. Единственная радость: с электричеством тут хорошо, но ничего конкретного не видно. Только благодаря указателям получалось сориентироваться в начавшемся лабиринте. Очередная дверь со скрипом открылась, в лёгкие попала концентрированная, тяжёлая и падкая на вызывание чахотки пыль.

— Апчхи! — девчонки чихнули в унисон.

— Не нравится мне тут. Жутко как-то, — Тоня с неуверенностью делала шаг за шагом по узкому и витиеватому коридору.

— Не тебе одной.

Глухой звук берцовых сапог и ботинок возвращался эхом со всех сторон.

— Есть хочу, — пожаловалась Тоня.

— Мы недавно поели, — безучастно отвечала ей Оля.

— И пить хочу.

— Мы недавно попили.

— А ещё голова болит.

— Мы недавно головами болели.

— А ещё…

— Не тебе одной тут дурно, чего ты жалуешься?

— Я виновата, что ли? Хоть попить дай, у меня голова кружится.

Оля вытащила бутылку, дала Тоне. Та с жадностью выпила литр и пила бы дальше, если бы Оля не выхватила воду у неё из рук.

— Хей!

— Я тоже хочу, ты и так почти всё выпила.

— Чего злая-то такая?

— Не злая. Тут пыльно, душно, темно и сыро. Ещё и не ясно, куда мы идём вообще.

Относительно узкий коридор вывел девочек в огромный, шириной метров десять, высотой все четыре, что целиком упирался в гигантскую гермодверь. Над ней надпись монументальным шрифтом белой краской на кирпичах — «Убежище Вход № 4». Чуть осмотревшись, девочки нашли лишь светящуюся голубым панельку с механическими кнопочками. Оля постукала по одной из них костяшкой указательного пальца. Послышался тихий женский голос.

— Демидов? Почему так рано вернулись? Случилось чего?

— Ой, здравствуйте, — ответила Оля.

— Вы кто?!

Тоня вклинилась: — Странники!

— Какие странники? — женщина помолчала пару секунд и слышно было, что она затаила дыхание, — Посмотрите-ка в камеру, она сверху справа, в углу.

Девочки смутились, но выполнили просьбу.

— Вы что там делаете? Как вы вылезли? Чёрный ход замурован давно.

— Так мы пришли, а не вылезали, — отвечала женщине Тоня.

— Отставить шутки! Дети, вы что там забыли? Юрьевич, у нас тут потеряшки две, как-то выбрались, — женщина эта отдалилась от микрофона и что-то ещё кричала.

— Лена, о чём ты вообще? Какие ещё потеряшки? Я же просил… Твою-то, — послышалось не самое цензурное слово, — Давай скорее, под мою ответственность.

— Дети, отойдите.

Девочки послушно отошли от двери на метра два. Оная с шумом и лязгом, скрипом и громом стала заезжать в стену, что толщиной метра три — не меньше, и состоявшую из разных слоёв. От кирпича, до стали, чугуна и каких-то полимеров.

— Сразу в карантинную их.

— Идите в правую створку.

— Постой. Это что у тебя за спиной? — перебил мужчина.

— У меня? — ответила Оля.

— Да, что это?

— Винтовка моя и рюкзак.

— Ты кого к нам впустить хотела? — закричал Юрьевич, а створка спешно закрывалась.

— Так ведь же…

— Тебе глаза на что? Ты видишь — вооружены. Даже наши такого старья не носят, кто это по-твоему?

— Да не ори ты! Винтовка и винтовка, это дети совсем, видишь они без защиты даже?

— Дальше что? — мужик этот разгневан был, вспылил, как свистящий чайник.

— Они бы там без неё и часа не провели.

— Может они её скинули где. Охрану к створкам вызови.

— Не надо охрану, мы ничего плохого не желаем! — вмешалась Тоня.

Мужчина на мгновение остыл.

— Так, ладно. Сколько лет?

— Мне двенадцать, вот скоро тринадцать будет, три месяца ещё, наверное.

— А тебе?

— Семнадцать, летом восемнадцать исполнится, — отвечала Оля.

Снова молчание.

Лена по ту сторону динамика прервала паузу: — Ну так что?

— Винтовку тут оставь, тогда впустим, — отвечал девочкам мужчина.

— Нет, — чётко и ясно сказала Оля.

Мужчина вздохнул: — Значит, там оставайтесь.

— И пусть. Многого не потеряем, дальше пойдём.

— Девочка, кому ты врёшь?

— Не хотите — не верьте. Пойдём, Тонь, наверху поищем.

— Куда же?..

Вмешалась Лена: — Одумайся же ты, хрущ старый! Хочешь, чтобы они там померли?

— Я с оружием кого попало впускать не буду и тебе запрещаю!

— Девочка, что тебе стоит винтовку оставить? — говорила Лена.

— Многого стоит.

— Я же тебе говорю, две мародёрки… Ты что делаешь? А ну, куда?

— Заходите скорее, — сказал женщина и створки снова открылись.

— Да я тебя. Ах ты, бестия… — послышался глухой удар.

— Вот же пень, я их на верную смерть там не оставлю. Заходите в правую створку, там карантинная, сейчас подойду.

— Ты у меня пожалеешь, за неисполнение должностных…

— Шишку на лбу обработай, хрящ, ещё и бессовестный к тому же. Акваланг этот где?

— По правую сторону есть один. Нужно на склад сходить, остальные семь Демидов с командой разобрали.

— Вот и сиди тут, а я пошла.

Динамик умолк.

Девочки оказались в комнате с красными лампочками на стенах. Налетело облако белёсого газа, скорее похожего на пар. На привкус сладкий и спустя секунд тридцать был откачан. Открылась створка поменьше, с оранжево чёрным обрамлением по контуру. За ней было большое, белое помещение, до нелепости похожее на кабинет хирурга. Девчонки зашли, створка позади шмыгнула в сторону, а в нос ударил запах старой больницы. Серенькие ширмы, потёртые стулья, стальные кушетки, стол из ДСП. Дверь с окном, за которой Лена всё старалась собраться с мыслями и войти. Оля держала всё это время винтовку в руках. Убирать за спину не отваживалась.

Наконец дверь отворилась, к девочкам зашла Лена, чьё взволнованное лицо можно было видеть сквозь окошко в герметичном костюме.

— Садитесь, дети, садитесь, — Лена присела за широкий стол с кипой бумаг и стопкой карандашей на нём.

Подозрения в мародёрстве Олю очень задели, отчего она недоверчиво смотрела на эдакого вахтёра.

— Тебя Тоня зовут? А подругу твою серьёзную как?

— Ага, я Тоня, а она Оля.

— Да, я Ольга.

— Ольга и Антонина. Запишем. Вы как тут у нас оказались?

Не успели девочки ответить, как динамики в кабинете включились.

— Лена, Демидов передаёт, танк при входе, совсем недавно брошенный. С котом внутри, что самое интересное.

— Это наш! Скажите, чтобы не трогали! Там ещё число двадцать один на корпусе, а кота Кишка зовут, позовите его, он откликнется! — ерничала на стуле Тоня от нетерпения.

— Слышал, Юрьевич? — сказала Лена.

— Сейчас передам.

Прошло секунд десять.

— Да, откликнулся и цифры те же, — удивлённо отметил Юрьевич.

— А вы можете котика забрать?

— Нет, у них дел полно.

— Всё, не подслушивай, иди дальше спи, — сказала Лена и снова обратилась к девочкам, — Бывает же, на танке?

— Да, из Челябинска, говорили же, — говорила Тоня.

Лена положила листок с записями на стол, чтобы девчонки его вдели, — Оля, Тоня. Семнадцать и двенадцать лет. Вы приехали на танке. Из Челябинска. Сквозь огромный радиационный фронт… С котом. А на танке у вас двадцать один написано?

— Ага, — Оля опомнилась, отложила винтовку, достала из рюкзака документ: — Вы не знаете, о чём это?

Лена взяла листок, вчиталась, покрутила его в руках. Глубоко вздохнула и принялась всматриваться Оле в глаза.

— Чего вы на меня так смотрите?

— Знаем о чём, но для начала расскажите о себе. Нужно понимать, кого мы впускаем.

— Мародёров впускаете.

— Не злись, работа у него такая — ворчать, потому что старый уже. Никакие вы не мародёры. Вот, например, что у тебя с ушком?

Оля стала сколько не злой, столько нервной.

— Неважно. Рана обычная.

— Угу… А ты, Тоня?

— А что ещё рассказать? Вот недавно только поднялись на тридцатый этаж, вроде, но там так душно, что голова кружится.