— Кто отец будет? — нетерпеливо подогнала её Зимава, несказанно обрадовавшись и позабыв совсем, что перебивать ворожею не стоит.

Анисья губами покривила недовольно.

— Кто отцом будет его и мужем твоим, то я не видела. Только человек этот сильный. И ты ему дорога очень. Да ты, верно, знаешь уже.

Зимава закивала, так и задыхаясь от облегчения, что свалилось на неё. Значит, всё же Чаяну не безразлична, как и думала. Сразу он, как приехал, на неё взор обратил. Только не то время, чтобы о чувствах думать. Да как она ему дитя родит, коли он проклят? Так, может, с проклятием тем разрешится всё как-то?

Погрузившись в светлые размышления, она не сразу и услышала, что Анисья снова заговорила.

— А вот сына ты потерять можешь. — И тут же внутри всё оборвалось. — Если и дальше выбраным путём пойдёшь. И даже сказать не могу, жив ли он будет тогда. И стоит на твоём пути княженка. Всюду тень её тебя преследует. И другая девица, крови с тобой одной — появится скоро рядом.

Зимава совсем запуталась в туманных предсказаниях Анисьи. Уж лучше и не ходила бы к ней, в самом-то деле. Кто та девица одной крови, что станет ей препоной? Вокруг неё не было никого из родичей.

— Что ты ещё видела? — она сжала в пальцах подол.

— Больше ничего. Да и то, что видела, всё зависеть будет от того, что ты сама со своей жизнью делать станешь. И от решений, какие примешь.

Анисья встала, обрывая разговор едва не на полуслове. Отвернулась, давая понять, что спрашивать ещё что-то бесполезно. Зимава посидела немного в растерянности, борясь с желанием допытаться у ворожеи подробностей. Но решив, что делать этого всё же не стоит, она снова покрыла волосы, оделась и вышла наружу. Прохладный воздух пронзил лёгкие после духоты овина. Зимава, всерьёз опасаясь заблудиться в сумерках, отыскала нужный дом и, забрав встревоженную Оляну, быстрым шагом отправилась назад, в детинец. Та молчала всю дорогу, да и в тереме лишь помогла собраться ко сну, а сама улеглась в своём углу. Знала она Зимаву хорошо, а потому сразу, как её увидела после ворожбы, так и поняла, что лучше ничего не выспрашивать.

И до того было зябко и страшно этой ночью, будто духи кругом шептались, посмеивались. А то и сам овинник за гостями пришёл, не побоялся домового. Слушая мерное сопение Оляны, Зимава помалу успокоилась, а там и уснула.

А с самого утра зародились хлопоты в детинце: собирались кмети из ближней дружины Ледена, да и из Доброговой тоже, в дорогу отправляться, к западной окраине Велеборского княжества, откуда в своё время приехал будущий муж Елицы. Борила всегда водил со старостой Остромиром, что отцом ему приходился, крепкую дружбу. Дороги были для княжества те дремучие, но и благодатные для выпаса скота и пахоты земли. Да не слишком-то хотели подчиняться князю и платить дань те, кто там жил ещё до того, как само княжество появилось.

А мира с ними и щедрого полюдья Бориле очень хотелось. Наверное, потому и решил князь за сына Остромира, парня роду невеликого, отдать свою единственную дочь. И Елица-то, которая часто с ним в те края ездила, вовсе не противилась. Радим ей приглянулся. Да кто бы мог подумать, что и другую свою самую большую ценность князь решит укрыть под присмотром своего товарища. А вот княженка, хоть доподлинно ничего не знала, а о том догадалась.

Зимава вышла на крыльцо — провожать Елицу и Ледена в долгий путь. Пока царит на прокатанных дорогах и диких тропах весенняя распутица, придётся им трудно. Да и пусть — дольше здесь не появятся. От младшего княжича аж холодок по спине скользил — до того веяло от него неприязнью и подозрительностью. А княженка просто раздражала и злила одним только своим видом.

А ещё больший гнев вспыхнул в груди, когда Чаян, о чём-то напоследок с ними разговаривая, обнял брата, а после бережно сжал плечо Елицы, прощаясь, склонился к её и лицу и сказал что-то тихо, как будто только для них двоих предназначенное. А та лишь зыркнула на него запальчиво своими глазищами болотными, но улыбка княжича оттого стала, кажется, только шире. Никак не могла принять княженка, что теперь он здесь хозяин, как ни крути. Всё думала, что изменить что-то может. Что ж, ей от этого хуже.

— Не ярись, — шепнул рядом Эрвар. — Перила поломаешь.

Зимава тогда только заметила, как сильно стиснула ладонями гладкое дерево. Вздохнула, успокаиваясь. Варяг её локоть легонько сжал, будто не мог теми же пальцами легко переломить толстую ветку — или задушить врага. Он и княжичей предлагал убить, как только те здесь появились. Но слово Зимавы для него всегда значило всё.

Спускаться к Елице на прощание она не стала. Только встретилась с ней взглядом и кивнула. Челядинку, что её в дороге сопровождать будет, она сама княженке выбрала. А та уж за ней присмотрит да и за Леденом тоже.

Княжич и хотел было помочь Елице в седло подняться, да та нарочно плечом к нему повернулась, словно и не видит. Леден на её холодность только головой качнул, хоть и показалось на миг, что по лицу его проскользнула тень досады. Сам он легко, так, что залюбуешься, запрыгнул на своего гнедого жеребца и выехал из ворот первым, а за ним уж остальные.

И сразу на душе будто немного полегчало. Зимава дождалась, как на крыльцо поднимется Чаян и пошла нарочно рядом с ним внутрь.

— А не боишься, княжич, что брат твой, если Сердце отыщет, то не захочет с тобой им делиться? — проговорила она тихо.

Чаян шаг приостановил. И странное дело — отразилось в его глазах сомнение, словно, сама того не ведая, Зимава озвучила его тревоги. И тут стало ей понятно, что не всё так хорошо между братьями, как могло показаться.

— Леден знает, как важно это для нас обоих. Да и тебе, княгиня, лучше обращаться к Богам почаще, чтобы помогли сыскать Сердце поскорей.

Зимава прищурилась, когда внутри кольнуло от явной угрозы, что прозвучала в голосе княжича.

— Всё от Елицы зависит, — она уняла вспышку негодования и улыбнулась. — Ей ты тоже доверяешь?

— Ей деваться некуда. Хочет, чтобы мы в покое её оставили — придётся нам помочь. А пока все вы здесь в моей власти, — Чаян вдруг провел ладонью по её щеке. — А особенно ты.

Зимава едва удержалась, чтобы не накрыть его руку своей. Недовольно кашлянул Эрвар, но на него и не стоило внимания обращать. Пусть Елица ищет свой путь, а она своим пойдёт. И там ясно станет, кто скорее впереди окажется.

— Может, это и странным покажется, но я на твоей стороне, княжич, — она чуть приподнята подбородок, храня ещё обрывки хоть какой-то властности.

И взгляд Чаяна потеплел. Он обвёл им лицо Зимавы — и в груди жаром пыхнуло.

— Это очень хорошо.

Княжич отвернулся и пошёл дальше. А Зимава потеряла последний покой. И никакая работа, никакие прогулки в саду уж не могли унять отчаянного желания всегда видеть его перед собой. И вечером, только улегшись, она долго ворочалась на лавке, не зная, как и заставить себя заснуть. И раньше-то было на душе тревожно, а после предостережения ведуньи, так и вовсе — хоть топиться идти. Радан был где-то от неё далеко. А Елица неведомо что задумала — кабы назло не сотворила чего дурного. И княжичам ненавистным насолить, и от брата младшего избавиться.

Чем дальше, тем мысли становились всё дурней. Зимава всё же встала, и расчесала пальцами спускающиеся до пояса волосы, заплела их в небрежную косу, но снова распустила, пытаясь унять волнение. А после, сунув ноги в мягкие черевики, накинула на голову узорный платок и вышла прочь из горницы. Только успела услышать, как проснулась Оляна и окликнула её в спину. Кусая губы, она проскочила по крытому переходу между теремами и юркнула за дверь. Прижалась спиной к стенке, пропуская спешащую куда-то челядинку, прислушалась к голосам стражников снаружи. И пошла по узкой лестнице на второй ярус. Чаян при себе гридней не держал — уж настолько беспечным был или бесстрашным — не боялся, что кто-то может со злости на его жизнь покуситься. А может, и показать всем вокруг хотел, что хозяин он здесь и никто ему противником быть не может.