Тележка ехала по городу, покрякивая колесами. Невероятная весть об аресте яшмового аравана распространилась с быстротой ветра, люди толпились на улицах и вытягивали шеи. Кто-то бросил стражникам под ноги дынную корку, стражник погнался за обидчиком, но завяз в толпе.
Наконец въехали в ворота аравановой управы. Ворота были увиты спелым виноградом, и на левом столбе блестела золотая табличка с именем бога-хранителя Харайна. Солнце важно вышагивало по небу, как красноклювый журавль. Посереди двора, у каменной галереи, бил фонтан, и блестящие шарики, красные и желтые, прыгали в струе. Сотник вытащил колдуна из клетки, и кровь с платья Бьернссона стала капать прямо на мраморные плиты пола.
- На колени, - собачье семя, - громко возгласил сотник, пихнул Бьернссона в ребра и тихо добавил: "Будешь знать, как пировать с изменником Ханалаем". "Вот - подумал Бьернссон, - этого-то я всегда и боялся - попасть между двумя большими чиновниками. Ведь этот Фрасак, пожалуй, добьется признания и в том, что я улетел из Белоснежной управы на повозке с фениксами, и в том, что молнию на амасский склад тоже я напустил".
А такое признание многого стоило, Бьернссон в этом не сомневался. Атмосфера в стране изменилась ужасно, изменилась за месяц. Еще летом просвещенные чиновники смеялись над россказнями о колдунах. А уже месяц назад, в столице, во время бунта, - или революции, - заклинания, судя по слухам, были одной из действеннейших форм политической пропаганды.
Араван Фрасак выскочил на галерею второго этажа.
- Господин араван, - провозгласил сотник, - согласно вашему приказанию, колдун пойман!
Яшмовый араван и араван из плоти и крови встретились взглядами. Яшмовый араван упал на колени. Араван, на галерее вверху, схватился за столбик и рухнул грудью на резные перила.
Командир стражников с воплем отскочил от своего пленника.
Перила под араваном Фрасаком подломились, грузный чиновник сложился, как бумажная фигурка, и полетел с галереи вниз, в фонтан, где на солнце весело подпрыгивали в струе красные шарики.
Сбоку, из женских покоев, донесся нехороший вопль.
На галерею второго этажа вышел человек с секирой в руке, а вслед за ним, засовывая меч в ножны, вышел наместник Ханалай.
Бьернссон встал с колен и отряхнулся. Стало очень тихо. Араван Фрасак лежал в бассейне, ногами в воде, а головой на бортике. Из него капала кровь, и было видно, как в прозрачной воде под капли крови с интересом собираются пестрые рыбки. Бывший разбойник спрыгнул вниз, вытащил дротик из тела мертвого аравана Фрасака, вытер его о сапог и сказал командиру стражников:
- Вы с ума сошли! Арестовать такого почтенного святого, как яшмовый араван! Желтые монахи сеяли порчу в провинции и понесли кару по заслугам! Уж не заодно ли вы с теми изменниками, которые в столице обманом пленили государя!
Сотник, арестовавший Бьернссона, поглядел на людей наместника вокруг, на неподвижного проповедника, подумал, стоит ли кончать жизнь самоубийством, решил, что не стоит, повалился Бьернссону в ноги и сказал:
- Смилуйтесь, почтеннейший! Я был введен в заблуждение бесчестным приказом!
А Ханалай пихнул мертвеца сапогом и заметил:
- Дурак был покойник! С его ли умом торговать травкой!
Через два часа Бьернссон сидел во флигеле, в саду наместника.
Его поездка от управы аравана была поистине триумфальной. Бьернссон ехал на низеньком лошаке, в чистой льняной рясе, наспех наброшенной на плечи.
Сзади, на могучем боевом коне, с лентами, вплетенными в расчесанную гриву, ехал наместник Ханалай. Толпа на этот раз не безмолвствовала. Она орала, приветствуя мудреца и правителя. Она орала так, что, если бы у яшмового аравана было что сказать, его все равно никто бы не расслышал. Впоследствии агенты Ханалая, рассеянные среди народа, подсчитали, что имя яшмового аравана было выкрикнуто десять тысяч и еще двести семьдесят три раза, а имя наместника Ханалая, - три тысячи и еще пятьдесят семь раз, и наместнику Ханалаю эта арифметика не очень-то пришлась по душе.
И вот теперь Бьернссон вернулся туда, откуда убежал вчера ночью, - во дворец наместника.
Деревянная дверь раздвинулась: на пороге беседки, неслышно ступая, показался наместник Ханалай. Ханалай сказал:
- Нынче основы земли и неба поколеблены, мир нуждается в переменах. Когда мир нуждается в переменах, небо возвещает свои указания через великого праведника. Великий праведник находит правителя, готового следовать его указаниям. Вдвоем мы перевернем ойкумену!
И бывший разбойник, почтительно склонившись, поцеловал колени нищего проповедника.
Так Свен Бьернссон, который хотел ни от кого не зависеть, оказался самым влиятельным землянином в империи - то есть игрушкой в руках Ханалая.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
15
Прошло три дня, и Киссур ворвался в кабинет Арфарры.
- Этот Ханалай, - закричал он с порога, - отложился от столицы! Он назвал вас самозванцем, а себе добыл того харайнского проповедника, которого величают настоящим Арфаррой! Назвался первым министром государя, до тех пор, пока к нему не объявится Нан!
Арфарра сидел, нахохлившись, в кресле. Глаза его были полуприкрыты. На спинке кресла сидели две священных бронзовых птицы, соединенных цепочкою и неодобрительно посматривали на юношу.
- Когда разбойника делают наместником, - орал в бешенстве Киссур, разве это кончится добром! Нан развратил всех чиновников, сверху донизу! Если бы не вы, я бы развесил их всех вокруг стены, по штуке на зубец!
- Если высшим чиновником может быть каторжник Арфарра, - тихо проговорил Арфарра, - почему им не может быть разбойник Ханалай?
Киссур словно налетел на камень с разбегу.
- Что вы говорите? Я... волею государя...
Старик засмеялся.
- Три недели назад, - сказал он, - был бунт в столице. Позавчера позавчера наместник Кассанданы прислал мне вот этот пакет. В Кассандане, видите ли, неурожай, и он не сможет заплатить в этом году налоги, а иначе, как предупреждает он, население провинции будет разорено, и ответственность за возмущение народа падет на мою голову. Сегодня такое же извещение прислал мне наместник Чахара...
