А утром оказалось, что она затихла потому, что запуталась в наволочке.

  Так... так глупо... так глупо.

  Приехал Илья. На похороны. Остался на две недели. Не плачь, говорит, она отмучилась. Будут у нас здоровые дети, Сашка. Сам говорит, а сам в глаза не смотрит. А я что, я все понимаю.

  Уехал опять. И с тех пор не звонил. И я ему тоже не звонила. Как-то, знаешь, оно... само закончилось.

  Я когда вещи собирала, все думала: хорошо, что не поженились, меньше возни. Сидела за столом, курила. Первую сигарету за все время. В баночку пепел стряхивала. А потом ушла и баночку на столе оставила.

  Ну и все. Это четырнадцатый год был. Я из Луганска уехала почти сразу, как там все это началось. В Москву. А куда еще? Почти сразу Толю встретила. Стали с ним жить. Он мужик хороший, любил меня сильно...

  * * *

  - Ты не виновата, - зачем-то говорю я. Чужим голосом говорю, слова застревают в горле.

  Саша молчит. Вряд ли ей полегчало от моего ценного мнения.

  - Знаешь, - наконец говорит она в потолок. - Она мне не снилась ни разу, когда я была жива. А вот теперь... я не знаю, я, наверное, встретиться с ней должна была, да?.. ну хотя бы что-то узнать, да?.. А ничего.

  - Она на тебя не сердится, - говорю очередную картонную глупость, сам себя презирая.

  - Я думаю, дело в другом, - Саша вздыхает, приподнимается на локте и смотрит в залитое октябрем окно, - думаю, она и в самом деле не поняла, что я была ее мамой.