— Есть карты для покера, но я не особо сильна в нем, — сообщаю я. Эту колоду подарил мне кто-то из однокурсников на филфаке, когда перед Новым Годом, мы устраивали игру в Тайного Санту. В покер я играла лишь несколько раз Парень моей подруги был хорош в этом деле и показал мне пару приемов, так что у меня была небольшая надежда на то, что я смогу выиграть у Илона хотя-бы раз.

— Покер, так покер, — соглашается он, — но давай сделаем ставки: кто проигрывает, отвечает на любой вопрос победителя, — так, а это рисково, но заманчиво. Конечно, я не была готова к такому раскладу, ведь не была дурой и понимала, какие вопросы хочет задать мне он.

— Ладно, — соглашаюсь я, чтобы не дать ему возможности подумать о том, что я струсила.

Встав с дивана, я иду в свою спальню и пошарив в ящиках стола, нашла ту самую колоду. Она была немного потрепанной, но вполне сносной. Вернувшись за стол, я отдаю ее Маску, тот тасует карты и после этого раздает. Да, это определенно легче, чем Монополия. Он не поддается, это я поняла сразу. Увлеченный и немного азартный Маск полностью погружен в игру, так что не стал бы намеренно проигрывать даже своей дочери. Это круто, не люблю, когда люди пытаются поддаваться.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю я, понимая, что снова проиграла.

— Просто я сосредоточен и внимателен, — пояснил отец, собирая карты в кучу, — но это не отменяет того факта, что ты проиграла.

Ах да, вопрос. Теперь мне придется что-то ему рассказывать. Само собой такой человек, как Илон Маск ничего не забывает. У него прекрасная память, если верить ряду статей и интервью.

— Хорошо, и что ты хочешь спросить? — интересуюсь я, и подумав, добавляю, — только один вопрос.

— Само собой, — он делает пару глотков из бутылки и ставит ее на стол, — у тебя расстройство пищевого поведения? — а он не промах.

Ладно, врать я хоть и умею, но не люблю. Да и какой смысл? Его воспитала диетолог, причем очень высокой квалификации. Само собой, что он мог все понять и теперь ему просто требовалось подтверждение своим догадкам и домыслам.

— Да, — коротко отвечаю я, забрав свои карты, — продолжим?

— Само собой, — с тенью азарта говорит Маск. Его глаза блестят, — потому что теперь у меня куда больше вопросов, чем ответов, — почему-то я не удивлена.

Несмотря на то, что следующая партия идет также не важно, как и первая, я до самого конца не теряю надежды на то, что могу выиграть хотя-бы в этот раз. Интересно, есть что-то, чего не умеет этот человек? Я почти уверена в том, что нет.

— Стрит, — сообщает он, выкладывая карты на стол. Я смотрю на свои — какая-то ерунда. Это не подходит ни к одной из возможных комбинаций. Я просто обреченно киваю. Лучше бы это была правда или действие. Куда проще делать всякую дичь, чем изливать душу, — почему ты не обращалась за помощью?

— Потому что это чревато последствиям, — фыркаю я, стуча картами по столу, — это в Америке нормально реагируют на то, что ты посещаешь психолога там, или психотерапевта, но в России все иначе. Это как клеймо. Проще в петлю.

А так и есть. Когда у меня был сложный период и я говорила маме и бабушке о том, что хочу обратиться за помощью к специалисту, то они говорили, что это ерунда или что меня просто закроют в психушке. Вообщем, картина рисовалась не самая радужная и я всеми силами убеждала себя в том, что происходящее со мной — нормально. Ты просто вызываешь у себя рвоту и убеждаешь себя в том, что это в порядке вещей. Ведь так делают многие. Ты режешь себя, пытаясь перекрыть моральные страдания физической болью.

Среди моих знакомых было много тех, кто как-то вредил себя. Моя школьная подруга Нина умерла от анорексии, когда мы были в девятом классе, так что я прекрасно знала к чему приводят все эти трюки с едой, но ничего не могла с собой поделать. Чтобы не тащиться к унитазу после каждого приема пищи, я просто стала меньше есть, особенно при родителях и других родственников, чтобы избежать вопросов.

Я часто говорила маме и отчиму о том, что просто не голодна, что поела по дороге. Сама же я боялась, что рвотный рефлекс настигнет меня в самый неподходящий момент. Я даже не могла нормально поесть в столовой университета или в Маке с друзьями. Даже моя подруга Кристина не знала о том, что я испытываю подобные проблемы.

— А ты считаешь, что помощь тебе нужна? — нарушает правила игры и задает второй вопрос, на который я не знала как ответить от слова совсем.

Я опускаю взгляд на стол, так как не хочу смотреть в глаза Илону, или боюсь. Не знаю. Зрительный контакт всегда был для меня серьезной проблемой с которой я не могла бороться. Бабушка постоянно ругала меня за то, что я не смотрю в глаза собеседнику, так как считала, что это проявление неуважения.

— Я не знаю, — совершенно растерянно бормочу я, а внутри все сжимается в ком. Я не хочу втягивать Илона во все это, даже несмотря на то, что он мой отец. Просто уже ничего нельзя изменить. Все слишком далеко зашло.

— А если я найду тебе хороших специалистов, которые не будут ставить тебя на учет, а реально смогут помочь? Ты согласишься на прием? — он осторожно сжимает мою руку и пересилив себя, я поднимаю взгляд. Илон смотрит на меня обеспокоенно и даже подавлено. Он правда хочет мне помочь, не знаю почему, но ему я верю, — я могу поговорить со своей мамой и она сможет тебе помочь. В этом нет ничего страшного и уж тем более постыдного. Просить помощь — нормально. Пойми, это все может очень серьезно закончиться. Я не хочу потерять дочь, когда я только ее обрел…

========== Часть 8. ==========

Комментарий к Часть 8.

Нам всем нужен такой разумный и адекватный родитель, как Илон)

Конечно, при деньгах и связях Илона он мог найти мне специалистов не только в России, но в Штатах. Да и его мама в самом деле была хорошим диетологом, я даже читала несколько ее лекций, которые нашла в сети. Но пока что я скорее боялась давать Маску какое-либо обещание, ведь понимала, что велика вероятность того, что я просто сорвусь и не смогу дотянуть до конца предполагаемого лечения. Сейчас же Илон смотрит на меня с надеждой и сочувствием.

— Я. я не знаю, — я предпринимаю попытку высвободить свою руку и Маск спокойно опускает ее, — мне слишком сложно принять подобное решение.

— Понимаю, — выдыхает он, — но какой-бы выбор ты не сделала, я всегда тебя поддержу и не стану осуждать. Если тебе страшно идти на прием самой, то я всегда могу пойти вместе с тобой.

Не помню, когда я плакала перед кем-то в последний раз, но сейчас я чувствую, как по моему лицу скатываются слёзы. Я не могу себя сдержать и ощущаю в ужасном положении, ведь я плачу перед человеком, о встрече с которым раньше даже не могла и мечтать.

Я всегда думала о встрече с Маском, как о чем-то нереальном и недостижимом. Когда я первый раз увидела его, то думала, что у меня начались галлюцинации. НЕ может такого быть, чтобы такой известный человек прилетел в мой мухасранск, чтобы познакомится со мной. А теперь я его дочь. Я дочь Илона Маска. Даже не знаю это круто или безумно. А ведь я так и не сказала о том, что происходит своей подруге. Кристина точно будет в полном шоке, когда обо всем узнает.

— Эй, малыш, все в порядке, — пытается успокоить меня Маск, осторожно вытирая с моих щек слезы кончиком пальца, — все нормально, — сев ближе ко мне, он плавно, хотя и неуклюже, заключает меня в объятия. Я прижимаюсь к нему, утыкаясь носом в бок. Не помню, когда меня обнимали мама или отчим в последний раз, а от бабушки и дедушки я не получала подобных проявлений чувств. Но сейчас меня просто обнимают.

Безопасность. Это первое, что я ощущаю в этот момент. Странное и совершенно новое для меня чувство. Я не понимала раньше, что такое просто ощущать себя в безопасности рядом с родным человеком. Он просто обнимает меня и его пальцы перебирают плотную ткань моей кофты. Я вдыхаю запах его парфюма, смешанный с потом.

— Почему нельзя просто сбежать от всего этого кошмара куда-нибудь на Марс? — всхлипываю я и через пелену слез смотрю на Илона. Тот усмехается и прижимает меня к себе сильнее.