При этих словах Белла сникла и снова заплакала то ли от облегчения, что все осталось позади, то ли от того, что Волдеморт не собирался обрекать ее на такую ужасную участь. Но тут до их слуха донеслись звуки шагов из коридора, а через приоткрытую дверь оба увидели отблески от зажженных волшебных палочек.

— Не пора ли нам уходить отсюда, если ты, конечно, не хочешь перебраться в Азкабан на постоянное место жительства и завести знакомства с дементорами? — как ни в чем не бывало заговорил Волдеморт.

Ведьма недоуменно огляделась, не понимая, как у них получится сбежать, ведь трансгрессировать нельзя, а пока они наколдуют портал, в комнату десять раз ворвутся те, кто, привлеченные криками, бежали сюда по коридору. Темный Лорд направился к окну, и чародейка вспомнила, что колдун умеет летать, и, по-видимому, это был единственный способ убраться отсюда. Чародей протянул девушке руку, и она устремилась к окну, но так как комната освещалась только светом от одной палочки да отсветами из коридора, то колдунья не заметила лежащее на полу между кроватью и окном тело своей жертвы, и, споткнувшись об него, чуть не упала. Волдеморт уже открыл окно, за которым стояла холодная зимняя ночь, особенно темная, безлунная. Не было видно даже звезд, потому как небо затянулось плотными облаками. Мертвое тело преграждало Белле путь к окну так, что пройти вперед можно было только перешагнув через него. Оно словно не пускало волшебницу, предостерегало от чего-то, выступая в роли своеобразной границы. По одну ее сторону преступницу ждало суровое наказание за совершенный ею поступок, но в то же время был шанс искупить содеянное и, может быть, заслужить прощение. На другой стороне были призрачная свобода, мрак и холод. Темный Лорд стоял там и звал ее за собой, молча протягивая руку, однако Беллатриса замерла в нерешительности. Тогда Волдеморт, которому подобные колебания давно уже были чужды, сам схватил волшебницу за руку и резко дернул к себе столь сильно, что ей поневоле пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть. Из-под насборенной кружевной оборки, украшавшей подол сорочки, показалась красивая ножка в ночной туфельке, и в следующую секунду чародейка уже перешагнула через труп. С этого момента ей навсегда пришлось проститься со спокойствием совести, которое чувствуют люди, не совершившие в жизни страшных непоправимых поступков.

— Ну, вот и все, девочка! — ухмыляясь, изрек Темный Лорд. — Все проще, чем ты думала.

Одновременно с этими словами он подхватил Беллу на руки, укутал ее, запахнув полы теплой черной мантии, и вылетел в окно, унося девушку с собой в холодную ночную мглу. Поднялся ветер, началась метель, и снежные вихри то и дело завивались вокруг них. Вскоре Беллатриса потеряла всякую ориентацию во времени и пространстве. Чародейка не знала, сколько времени они уже летят, не представляла, где, и даже не догадывалась куда. Ей сейчас ясно было только одно: Темный Лорд крепко держит ее в своих руках, а сама она отныне полностью в его власти. Колдунья видела, что он даже не скрывает торжества. Наконец, физическая и моральная усталость взяли свое, и девушка незаметно для себя погрузилась в тяжелую дрему, уткнувшись в грудь Волдеморта и слушая мерные удары его холодного сердца.

***

Когда Беллатриса, наконец, почувствовала, что лежит на чем-то мягком, то открыла глаза и недоуменно осмотрелась. Она находилась в незнакомой ей комнате, отделанной в изумрудно-серых тонах, а ложем ей служила широкая кровать из черного дерева. Рядом с волшебницей сидел Темный лорд и внимательно смотрел на нее.

— Где мы? — спросила Белла.

— У меня дома! — последовал короткий ответ.

Чародейка бросила на Волдеморта вопросительный взгляд, и колдун пояснил.

— Бывший особняк Карактака Бэрка — это всего лишь моя штаб-квартира, а здесь мой настоящий дом. Завтра, если захочешь, я покажу тебе замок.

Ведьма кивнула в ответ. Где-то с минуту она сидела спокойно, но вдруг ее взяла нервная дрожь, которая, все усиливаясь, больше и больше сотрясала тело. Зубы стали стучать, но это не было запоздалой реакцией на недавно пережитый кошмар в неведомом борделе. Этот страх уже немного прошел, и колдунья смогла уже более отвлеченно вспоминать об этом, хотя подобные мысли и заставляли ее вздрогнуть. Только теперь до девушки стало доходить, что же она натворила.

— Убила! — дрожащими губами шептала Белла. — Человека убила!

Все предыдущие нелицеприятные поступки, даже применение Империуса к родному отцу и пытка Кребба Круциатусом казались пустяком, детскими шалостями. Хотя они и были предтечей этого страшного деяния, но в отличие от него, не были необратимыми. Их действие на жертву в любой момент можно было прекратить, а вот вернуть с того света убитого не представлялось возможным. Слова смертельного проклятья, осквернившего губы, нельзя было взять назад. И расплата за него в виде угрызений совести не заставила себя ждать. Но когда Волдеморт услышал непроизвольно слетевшие с девичьих уст слова горького раскаяния, то лишь засмеялся холодным жутким смехом.

— Кого? — не переставал хохотать черный маг. — Кого ты назвала человеком? Это мерзкое похотливое грязнокровное животное? Я тебя умоляю! Не смеши меня! — Потом добавил уже без смеха покровительственно-снисходительным тоном: — Просто у тебя сегодня был непростой день. Ты переволновалась и устала, поэтому от слабости и утомления говоришь подобную чушь. Завтра мы с тобой обо все поговорим, девочка! А сейчас спи. Выпей это! — Волдеморт протянул ей кубок с горячим вином. — А то вся дрожишь!

Беллатриса и в самом деле окоченела от полета сквозь зимнюю ночную мглу, но от нервного напряжения не замечала этого. Она покорно выпила вино, и через какое-то время тело ее обмякло, а разум затуманился. Вскоре разморенная ведьма погрузилась в глубокий сон, который, однако, нельзя было назвать ни сладким, ни даже просто спокойным. В эту ночь она впервые увидела кошмар, который теперь преследовал ее до конца жизни, то периодически исчезая, то возвращаясь вновь. Чародейка видела себя стоящей на берегу широкой реки, и воды ее были холодны и темны, как ночь. А на другом берегу была ее жертва, первая в страшной толпе. Толстый рябой верзила стоял и смотрел на свою убийцу, протягивал к ней руки и непрестанно твердил так, что кровь стыла в жилах: «Я жду тебя!» Беллатриса кричала во сне от страха, но ее некому было разбудить. Когда же она, наконец, открыла глаза и вскочила на ноги, приложив руку к груди и унимая неистовый стук сердца, то поняла, что не останется одна в этой чужой комнате. Сна не было ни в одном глазу, и чародейка вышла в коридор с намерением разыскать Волдеморта, хотя и опасалась при этом рассердить его таким поступком. Искать долго ей не пришлось: едва волшебница переступила порог комнаты, как дверь напротив открылась, и волшебница увидела Темного лорда, одетого, как всегда, в темную мантию. Маг смерил ее пристальным взглядом и спокойно произнес:

— Не стану спрашивать, как тебе спится. И троллю понятно, что преотвратно. Ты очень громко кричала. — Улыбнулся он одними уголками губ и протянул ей руку.

— Идем!

Девушка подчинилась без слов, когда Волдеморт повел ее в свою спальню.

— Не волнуйся так! — Чародей потрепал Беллу по щеке. — Девочка моя, даю слово, это у тебя пройдет, и так терзаться совестью ты в очень скором времени перестанешь!

Темный Лорд заключил лицо чародейки в свои ладони и припал к ее губам. Поцелуй этот не был у них первым, но никогда еще эти худые холодные руки не обнимали ее столь неистово и не были такими смелыми, сжимали сквозь тонкую ткань сорочки округлые бедра, потом спустили с плеч бретельки, открывая грудь. По всему телу Беллатрисы пробежала дрожь, но источником ее был уже не страх, а сладострастное желание отдаться этому человеку прямо сейчас, позабыв обо всем на свете. Чародейка чувствовала, что и сам Волдеморт жаждет того же, с упоением слушала его участившееся дыхание и была даже немного разочарована, когда маг вдруг прекратил поцелуй и ласки, отстраняясь от нее.